Зловещие места Петербурга

Советская готика на Петроградской стороне

Nikolay V. Malinin
city secrets
11 min readAug 14, 2017

--

Петербург — это русский Готэм-сити, мрачный мегаполис со зловещей историей. Художники воспевают его беспросветную жизнь, а белым ночам противопоставляют темные времена. Местные жители мирятся с недостатками, но по законам триллера не рекомендуют чужеземцам соваться в Готэм и напоминают про монстров из романов Достоевского, про улицы разбитых фонарей, про Невзорова и Корнелюка.

От этого в Петербург путешественника тянет всё сильнее — пристрастие эстетов к страшному, ужасному и сверхъестественному давно известно. Для таких ценителей снимаются “Девятые врата”, пишется “Дракула” Брэма Стокера, создаётся Готэм-сити.

ДК Работников связи на Мойке. Перестроен в 1930-е из готического костела

О готике

Петербург — порождение Нового времени, но его облик безусловно готический. Как в кино или в литературе, готику в архитектуре можно определить не по стрельчатым завершениям, а по тому, какие чувства она вызывает — от ужаса и страха до очарования и преклонения. Такая архитектура создает чуждое, а потому одновременно пугающее и притягивающее пространство, в поисках которого лучше всего отправиться на Петроградскую сторону.

Петроградская сторона

В 1930-е годы Петроградский район стал полигоном для воплощения идей “советского ар деко” — монументального, но современного постконструктивизма. В этом стиле соединились разные архитектурные школы (авангард и неоклассика) и разные архитектурные образы (от древневосточных построек до форм Леду и Булле). Если готике было важно продемонстрировать божественное присутствие в земном мире, то архитектура 1930-х указывала на другую высшую силу — государство.

Петроградская сторона. Жилой дом специалистов “Свирьстроя”. 1933–38

В кризисную межвоенную эпоху государству было важно запечатлеть в камне свою мощь, поразить обывателя. Для этой цели не годилось игривое ар деко, аскетичный авангард и богатая историческими аллюзиями неоклассика. А вот “коктейль из всех этих элементов оказался популярным рецептом” [1].

“Величие и вместе красота, роскошь и простота, тяжесть и легкость” — писал про средневековую готику Н.В. Гоголь.

Так же можно сказать про архитектуру постконструктивизма, вот только с легкостью там было проблематично — социалистическая архитектура должна была быть 100% монументальной.

Ниже — восемь примеров советской готики на Петроградской стороне, где “готика” — это не архитектурный стиль, а настроение, которое архитектура создает.

1. Инфернальный ансамбль

ДК Ленсовета

Каменноостровский пр., 42. 1931–38, арх. Е.А. Левинсон, О.В. Мунц

Самая большая концентрация советской готики — прямо у станции метро “Петроградская” на Каменноостровском проспекте.

Архитектор Е.А. Левинсон построил там целый ансамбль монументальных зданий в сером цвете. Искусствоведы по ним изучают постконструктивизм, а прохожие остро чувствуют готическую эстетику:

В этом месте Петроградской всегда возникают жутковатые ощущения — с одной стороны распластался серый гроб ДК Ленсовета, с другой — чемодан Дома мод крысиного колера… Инфернальное что-то.

Первым упомянут ДК Ленсовета. Он как и Библиотека им. Ленина в Москве — пример конструктивизма, который эволюционировал в сторону пролетарской классики.

От авангарда зданию досталась свободная композиция. Она основана на контрасте горизонтального корпуса, растянувшегося вдоль проспекта на 200 м и высокой прямоугольной башни (46 м), будущей доминанты района, которую так и не построили.

На проектах видно, как авангардное решение постепенно набирало массу и становилось всё более монументальным.

На всех объемах появляется карниз, а гладь стен рустом разбивается под каменные блоки. Вырастает значение главного входа как центра композиции: со стороны проспекта его оформляют перспективным порталом. Сплошные стеклянные плоскости высотой в три этажа в правой части здания покрываются изысканной геометрией переплетов. Появляется декор, до этого совсем не представленный.

“Декорация — наш архитектурный язык, позволяющий выносить нашу идеологию в массы,” — формулирует в это время пролетарский классик Иван Фомин.

2. Декор из надгробий

Первый жилой дом Ленсовета

Набережная Карповки, 13. 1931–34, арх. Е.А. Левинсон, И.И. Фомин

Дворец культуры работы Левинсона визуально связан с еще одной его постройкой — Первым домом Ленсовета на Карповке, одним из главных памятников постсконструктивизма [2]. Но здесь фасад здания получился нарочито модернистским, революционным и напоминает посёлок Hufeisensiedlung в Берлине (архитектор Бруно Таут, 1925 г.).

Есть даже элементы, которые примиряют его с окружением. Во-первых, это размеры: дом Ленсовета обозревается с важных видовых точек, но не выделяется высотой среди старых доходных домов. Фасад раскрывается к реке, что тоже типично для Петербурга.

Современность архитектуры сглаживается декором и отделкой из натурального камня. И вот здесь возникает готический сюжет: в ходе реставрации выяснилось, что в качестве каменных блоков для отделки использовались могильные плиты с разоренных городских кладбищ.

Утилитарное использование надгробий вовсе не редкость для русского Готэма. Могильные камни использовались, например, при оформлении памятника Чернышевскому или становились поребриками на Большой Конюшенной.

3. Подавляющий авангард

Фабрика “Красное знамя”

Пионерская ул., 57а. 1925–26, арх. Э. Мендельсон

В отличие от постконструктивизма авангард избегал компромиссов и старался максимально уйти от общепринятых норм. Он не стеснялся быть антигуманным, лидер итальянского футуризма Филиппо Маринетти формулировал это так:

Мы намерены воспеть агрессивное действие, лихорадочную бессонницу, бег гонщика, смертельный прыжок, удар кулаком и пощечину.

Полное отрицание природных форм и декоративности, господство голой конструкции и техницизма утверждали эстетику брутализма и монструозности, которая особенно ярко проявлялась в промышленном строительстве.

Звезда немецкого архитектурного цеха Эрих Мендельсон построил в Петроградском районе экспрессивную электростанцию фабрики “Красное знамя”, которая подавляет и зачаровывает наблюдателя своими массивными объемами.

По мысли архитектора, здание должно было напоминать собой локомотив или корабль, “который тянет за собой всё производство” [3]. Доминанта здесь — нависающая тяжеловесная башня, к которой стремятся все другие объёмы. Это создает динамичность всей композиции, а скупые оконные проемы усиливают ассоциации с машинными формами. Торжество промышленной цивилизации, которая и притягивает, и подавляет одновременно.

В своей “Истории уродства” Умберто Эко целый раздел посвятил индустриальной культуре, а главу про искусство авангарда назвал “триумфом безобразного” [6].

4. Уродцы

Разночинные бани

Чкаловский пр., 12.

1931–32, арх. Н.Ф. Демков; 1934–36, арх. А.И. Гегелло, С.В. Васильковский

Некоторые здания на Петроградке запечатлели переход от принципов конструктивизма в сторону “пролетарской классики”: они тоже стали примерами советской готики. Происходило так, что сооружения авангарда оформляли в классической манере, и современные формы скрывались за колоннадами или многослойным декором.

Если идеологически такие гибриды можно было оправдать, то с художественной точки зрения часто получались здания-уродцы. В ходе таких преобразований перестроили, например, Разночинные бани.

Первоначальное здание построили в 1931–32 архитекторы Н. Ф. Демков и инженер В. К. Гершельман. Это был “районный общественный душ”, то есть ни самой бани, ни бассейна там не было.

Архитекторы А. И. Гегелло и С. В. Васильковский сохранили первоначальный конструктивистский объём, но со стороны Чкаловского проспекта закрыли его прямоугольным портиком с фонтаном.

Получилось мрачное серое здание, а на его функциональное предназначение намекает фонтан в виде странного — если не сказать страшного — мальчишеского лица. Портрет юноши, словно пораженного каким-то недугом, впоследствии украсил альбом “Бодун” знаменитой группы АукцЫон.

5. Эстетика безобразного

Памятник “детям питерских рабочих”

Пионерская ул. 1972, 2006

На Пионерской улице со стороны Разночинных бань можно обнаружить целую галерею непростых детских портретов. Лица, которые даже солнечным днём способны создать настроение, созвучное группе АукцЫон. Это уже произведение XXI века, иногда его называют “Памятником детям революции, поменявшим пол”.

В 1972 г. на Пионерской улице в честь 50-летия пионерской организации хотели поставить памятник с портретами детей. Для этого придумали легенду о пяти ребятах, подносивших снаряды красноармейцам , когда те подавляли мятеж юнкеров. Надпись на постаменте так и гласила: “Честь и слава детям петроградских рабочих, принимавших участие в разгроме контрреволюционного мятежа юнкеров в октябре 1917 года”.

В постсоветские годы памятник пришел в запустение и разрушился, а восстановили его только в 2006 году, когда весь центр готовили к саммиту ЕС. При этом вместо пяти мальчиков появилась более разнообразная команда — три парня и две девочки. Посвящение тоже изменилось — дети оказались трагически погибшими, а надпись теперь такая: “Честь и слава детям питерских рабочих, погибшим в октября 1917 года”.

6. Вспоминая Оруэлла

Гидрометеорологический техникум

Съезжинская ул., 15–17. 1938

Прямоугольный ордер — один из любимых приемов тоталитарной архитектуры (тут снова уместно вспомнить Библиотеку им. Ленина в Москве и архитектуру Италии времён Муссолини). Он сразу вносит упорядоченность, а если добавить симметрию и высоту, возникнет иерархичность, которую можно подчеркнуть ярусной композицией в духе сталинских высоток в Москве.

Такую схему применил неизвестный архитектор в здании Гидрометеорологического техникума на Съезжинской улице. Доминирующая башня без шпиля — типичный прием неоготики, который активно использовался при строительстве англиканских церквей, а затем и американских небоскрёбов.

Ступенчатая композиция с башней на крыше резко выделяется в квартале, застроенном домами начала ХХ в., лишая его предсказуемости и уюта. Как писал Фрейд, всё, что мы считаем зловещим, “явно выступает противоположностью укромного, уютного, известного, и напрашивается заключение, что зловещее именно потому жутко, что не является известным и знакомым”.

Вот и в этом доме всего пять этажей, но на узкой улице его объем нарушает весь ритм пространства и заставляет вспомнить про Оруэлла и “1984”. Обычно Министерство правды из романа иллюстрируют подобной архитектурой.

7. Готический модернизм

Телецентр

ул. Чапыгина, 6. 1960–63, арх. С.Б. Сперанский, С.В. Васильковский

После тяжелых военных лет мрачная архитектура в духе Оруэлла была невозможна. Сталинские здания начала 1950-х гг. продолжали оставаться монументальными и тяжеловесными, но становились более праздничными, архитектура всё дальше уходила в сторону романтизма и “чистой” классики.

Завершился этот процесс в середине 50-х в эпоху борьбы с архитектурными излишествами.

“Советской архитектуре должна быть свойственна простота, стро­гость форм и экономичность решений,— провозгласил Хрущев.

Благодаря этому в обиход вернулась модернизированная (“упрощенная”) неоклассика. В самых репрезентативных зданиях конца 1950–1960-х гг. архитекторы начали снова использовать прямоугольный ордер. В таком неоклассическом стиле было построено главное здание эпохи — Кремлевский Дворец съездов в Москве, а в Ленинграде — Финляндский вокзал и Телецентр в Петроградском районе.

1930-е (слева) vs 1950-е (справа)

Телецентр на улице Чапыгина монументален и строг в духе архитектуры 1930-х. Здание изрезано прямоугольными проёмами наподобие гребёнки, поэтому основной объём получился колоссальным портиком с пилонами в несколько этажей. Всё просто, казалось бы, ничего лишнего. Правда, и здесь можно обнаружить советскую готику.

Главный историк петербургской архитектуры Б.М. Кириков связывает ленинградскую неоклассику хрущевского времени с итальянской архитектурой эпохи фашизма [4]:

Ансамбль Всемирной Римской выставки (ЭУР), особенно белизна его параллелепипедов и пилонад, воспринимается старшим родственником группы ленинградских зданий.

Можно добавить, что сходство с ЭУР подчеркивает использование скульптуры и рельефов.

На Финляндском вокзале каждая ниша украшена скульптурными сюжетами, а лестницу Телецентра оформляют гранитные постаменты с рельефами “Искуство” и “Техника”. Искусство символизируют демонические маски, а технику — угрюмое солнце.

8. Истории на фасадах

Дом работников ВИЭМ

Каменноостровский пр., 69–71. 1933–35, арх. Н.Е. Лансере, А.С. Рюмин

В готике декор играл особую роль. От цоколя до шпиля плоскость стены населяли десятки тысяч скульптур. Готический декор нарративен, он заставлял средневековые храмы “говорить”, скульптурными средствами создавались целые истории в камне, воспроизводились сюжеты Священного писания.

Некоторые здания 1930-х гг. следовали этой традиции, правда, в духе соцреализма, который требовал героических сюжетов, оптимизма и предметности. В 30-е годы с оптимизмом у скульпторов не всегда получалось, а вот конкретики становилось всё больше.

Самый богатый с точки зрения предметной скульптуры фасад находится на Аптекарском острове, и принадлежит дому Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ).

Это проект архитектора Н.Е. Лансере, брата великих художников Е.Е. Лансере и З.Е. Серебряковой. Н.Е. Лансере, как и его родственники, входил в “Мир искусства”, а значит — тяготел к неоклассике. Советский дом 1937 года он спроектировал в духе дореволюционных памятников Каменноостровского проспекта. Угловые лоджии намекают на доходный дом Маркова В.А. Щуко (Каменноостровский, 63).

А художественное оформление роднит его с Дом Наркомата обороны в Москве (1933, арх. Л.В. Руднев): в обоих зданиях архитекторы применили бриллиантовый руст, выносы кровли и у Руднева, и у Лансере обозначены высокими обелисками, важная роль отводится декору.

Декор дома работников ВИЭМ вполне конкретен: он отражает работу института. Тематика научная, а лучше сказать — таинственно-алхимическая: колбы и реторты, ящерицы и препарированные лягушки и портреты советских ученых.

Здесь даже нашлось место историям: основания трех эркеров оформляет одна и та же собака. Под первым эркером она изображена в одиночестве. Под центральным — с кобелем. А под третьим — уже с щенятами.

Историки Петербурга замечают, что “накрывший всю страну страх тех лет чувствуется в суетливости декора, просто переполняющего фасад” [6]. Лица ученых и правда мрачные, ни одного счастливого портрета в духе соцреализма.

Наверняка сказалось то, что Н.Е. Лансере занимался домом ВИЭМ в 1933–35 гг., отбывая срок и трудясь в “шарашке”. Это был уже второй арест архитектора. В 1935 г. его выпустят, в 1939-м снова посадят “за шпионаж”, а через 2 года он умрет на пересылке.

В начале не зря было сказано о зловещей истории Петербурга. Драматичная архитектура готических соборов заставляла обывателя задуматься о вечном в то непростое время, каким были Средние века. Архитектура 1930-х, если внимательно ее изучить, помогает лучше понять тот непростой и трагический период, каким были 30-е годы. Советский постконструктивизм — это стремление вверх, к “светлому будущему”, сильно увязшее в монументальных формах и трагических событиях первого сталинского десятилетия.

ИСТОЧНИКИ:

1. Селиванова А.Н. Творческие поиски в теории и практике советской архитектуры 1930-х гг. М., 2009. Дисс. канд. арх.

2. Селиванова А. Советское ар деко или Что такое постконструктивизм

http://arzamas.academy/mag/368-ardeco

3. Кириков Б.М., Штиглиц М.С. Архитектура ленинградского авангарда. Путеводитель. СПб., 2008

4. Кириков, Б.М. Модернизированная неоклассика в Ленинграде. Германские и итальянские параллели // Капитель. СПб., 2010. № 1 (17). С. 96–103

5. Алмазов Б. Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга. СПб., 2012

http://www.e-reading.club/bookreader.php/1028375/Almazov_-_Povesti_kamennyh_gorozhan._Ocherki_o_dekorativnoy_skulpture_Sankt-Peterburga.html

6. Эко У. История уродства. М., 2007

--

--