Многие до сих пор пользуются патефоном, а не айфоном
Участники летнего фестиваля искусств «Точка доступа» рассказали корреспонденту Культтриггера Илье Панину, насколько сложно искать места для сайт-специфичных спектаклей, какую роль в России выполняют независимые арт-пространства, и что важнее: деньги или свобода
С 20 июля по 6 августа в Санкт-Петербурге в третий раз проходит летний фестиваль искусств «Точка доступа». Его основа — спектакли, выполненные в жанре сайт-специфик. Странное название означает лишь то, что пространство и среда, в которых проходит постановка, играют одну из ключевых ролей, становятся полноправными участниками действа.
Программа фестиваля впечатляющая: перформансы, спектакли-квесты, первая международная конференция «Революция в театральном пространстве», гастрольные постановки, включая настоящих звезд, например, команду из Германии Rimini Protocoll, а также спектакли по произведениям Бертольда Брехта, Юрия Арабова, Анны Старобинец и других. С программным директором фестиваля «Точка доступа» Андреем Прониным и с актерами Игорем Мосюком и Сергеем Романюком, участвующими в постановке по мотивам романа Юрия Арабова, пообщался корреспондент Культтриггера Илья Панин.
Сайт-специфик и «Почта России»
Илья Панин: Что для вас фестиваль «Точка доступа»?
Андрей Пронин: Хоть я и занимаюсь сейчас целым сонмом фестивалей, «Точка доступа» — любимое дитя, его мы с Филиппом Вулахом придумали три года назад. Тогда мы занимались государственным проектом «Открытая сцена», который благополучно почил в бозе. И мы начали думать, коль у нас нет площадки, а мы — «Открытая сцена», что нам делать? Ждать, пока ее построят? И возникла идея сайт-специфического театра, театра вне театральных пространств. Потом фестиваль был немного проапгрейжен и превратился в фестиваль сайт-специфического искусства, искусства в каких-то в нетрадиционных для него помещениях, интерьерах, средах. Но акцент на театре остался.
И. П.: Как финансируется «Точка доступа»?
А. П.: Мы третий год финансируемся государством. Спасибо Комитету по культуре Санкт-Петербурга, который, по-моему, был и остается достаточно адекватным. Но спасибо и Фонду Прохорова и Гете-институту. Для того чтобы сделать наш очень небогатый, но большой фестиваль, нужна помощь всех, с миру по нитке, вплоть до Минкульта Хабаровского края — Хабаровский ТЮЗ не приехал бы к нам, если бы местный Минкульт не помог нам с билетами.
И. П.: Как вы выбираете места для спектаклей?
А. П.: Очень сложно. Если состоится следующий фестиваль, а я каждый год оговариваюсь «если состоится», то мы хотим объявить open call для мест, чтобы сами места, которые хотят, заявились, а мы уже будем подбирать материал и художников под них. Сам процесс поиска мест для фестиваля сталкивается с массой срывов, отмен. Прежде мы двигались либо от пожеланий режиссера, либо от литературного материала. В следующем году постараемся уже к готовым площадкам что-то присочинять.
У нас со спектаклем «Столкновение с бабочкой» случилась очень смешная история. Изначально он задумывался для музейного пространства, потому что он по историческому роману Юрия Арабова, пусть это и квазиистория. Нам вдруг стали отказывать все музеи, и сначала мы даже не понимали, в чем дело. «Нет-нет, что вы, у нас такой трафик туристов», — говорили они. Я сначала слушал, кивал, потом мы пошли в музеи, в которых вообще ничего нет, находящиеся на грани закрытия, и там тоже [отказывали].
Только тогда я понял, что так как в сюжете есть Николай II, то они, условно говоря, «боятся Поклонской». В конце концов, нашли площадку, не музей, а особняк. Нас уверили, что их не пугает Николай II, режиссер посмотрел площадку, начали репетировать. И вдруг мне звонит [Филипп] Вулах (директор фестиваля. — КТ), в жутких нервах, и говорит, что срочно хотят посмотреть предварительный синопсис спектакля, напиши что-нибудь, только чтобы там Николая не было. Я срочно вымарываю из романа всего Николая, сосредотачиваюсь на Ленине, отправляю. На следующий день он мне звонит и говорит: нам отказали из-за Ленина. Оказывается, у них тесные контакты с коммунистической партией.
И. П.: Вы не боитесь, что площадки сами себя предлагать не будут? Думаете, наберется нужное количество?
А. П.: Это будет более надежно и, надеюсь, станет проще контактировать. Порой сталкиваешься с неожиданным дружелюбием людей, от которых этого совсем не ожидал. Например, на этом фестивале мы очень хорошо сотрудничали с «Почтой России». Казалось бы, она производит впечатление организации, которой совсем не нужен сайт-специфический театр, но мы зашли в ДК работников связи, и они восприняли идею с большим энтузиазмом. В том числе и местный руководитель, который сходил на спектакль, остался в восторге и предложил дальше сотрудничать. Вполне возможно, что неожиданные формы будут. Так или иначе для бизнеса это определенный промоушен. Думаю, найдутся площадки, и даже больше, чем мы сможем принять и обслужить.
Министр с элементом порабощения
И. П.: В последние годы государство активно пытается национализировать культуру и искусство, контролировать их. Насколько сейчас важны некоммерческие, частные фестивали, арт-пространства, площадки?
А. П.: Мне бы хотелось сказать, что важны. Но у меня есть ощущение, что лучше лечить государство, нежели уповать на это. Все-таки искусство театра требует государственной поддержки, без нее оно прожить не может. Это закон театральной экономики. Может жить в каких-то очень уважаемых мною маргинальных формах, как Театр.doc, да и то мы знаем, что он выживает только благодаря упорству его руководителей. Другие, постоянно переезжая с место на место, плюнули бы и занялись чем-то иным. Такие крупные фестивали как «Точка доступа», которые сопряжены с гастрольными привозами, с выпуском сложносочиненных спектаклей, которые требуют утверждения властей, аренды помещений, зачастую, очень дорогой, не могут существовать без государственной поддержки. И здесь остается только уповать на то, что здравый смысл у нас в государстве возобладает, и псевдопатриотические глупости, которые навязываются определенной фракцией нашего руководства, не уничтожат искусство в стране.
И. П.: Что сейчас важнее для выживания и развития искусства: деньги или свобода и независимость?
А. П.: К сожалению, выходит так, что деньги становятся элементом порабощения. Мы сталкиваемся с тем, что деятели нашего Минкульта говорят так, будто бы это их деньги: [Виталию] Манскому я денег не дам (говорит [Владимир] Мединский), потому что мне его фильмы кажутся вредными для страны. Понятно, если бы это говорил барин какой-то, который на собственные средства сад построил или особняк обставляет: Манскому я не буду заказывать диван, потому что мне его диваны не нравятся, на них спать неудобно. Но когда это говорит министр культуры великой страны, конечно, выглядит странно. Казалось бы, если ему это не нравится, то он должен наоборот это скрывать и побольше денег Манскому давать, чтобы его никто не заподозрил в том, что он предвзят — он же министр. Но логика такая: мне это не нравится, этого не будет. Свобода и независимость тесно связана с финансированием. Слава тебе, Господи, пока мы не дошли до того, что люди, не получившие денег, и что-то сделавшие за свои средства, оказывались за это в тюрьме. Конечно, финансирование и ограничение свободы зачастую совпадают.
И. П.: Художники становятся заложниками финансирования…
А. П.: Совершенно точно. Мы же, в отличие от, например, Соединенных Штатов, находимся в такой ситуации, что у нас любое иностранное финансирование оказывается подозрительным. Если в какой-то другой ситуации мы могли бы обращаться к каким-то фондам, то сегодня многие фонды сочтены нежелательными. Если в США нет активной государственной поддержки того же театрального искусства, то там есть свобода фондов, которые получают привилегии и преференции за то, что поддерживают художественные институции. У нас и этого нет. Мы, как в советское время, оказываемся зажаты в тиски государственного финансирования.
И. П.: Какую роль сейчас в обществе выполняют негосударственные, частные арт-институции? Какие функции на себя берут?
А. П.: В театральном искусстве это свежий ветер. Я не знаю частных институций, которые бы занимались созданием нафталинового искусства, не считая коммерческих антреприз. Я, например, знаю в Краснодаре «Один театр». Это вообще уникальная институция, потому что они фактически выходят в ноль, умудряются существовать без чьей-либо помощи. Это экспериментальный молодежный театр, они арендуют лофт и каждый день играют спектакль или даже два. Им тесно в рамках нафталиновых или традиционных спектаклей. Они сделали свою историю, от молодежи нет отбоя. Конечно, частные независимые театры, это, как правило, коллективы, которые стоят где-то на передовых эстетических позициях, то, что далеко не в каждом государственном театре происходит, а уже если говорить честно, то практически нигде в России.
И. П.: Получается, что они стоят в авангарде и отвечают за развитие.
А. П.: Да, отвечают за развитие, за инновацию. Это даже не всегда эксперимент, а, скажем, нечастый случай, когда люди пользуются айфоном, а не патефоном. Потому что у нас в некоторых театрах страны еще живут в патефонную эру или в эпоху винилового проигрывателя.
Мистические перемещения
Актеры Игорь Мосюк и Сергей Романюк, играющие в спектакле Сергея Чехова «Столкновение с бабочкой» об опыте игры в нестандартных пространствах.
Илья Панин: Что для вас фестиваль «Точка доступа» и ваш спектакль?
Сергей Романюк: Участвую в фестивале в первый раз, а познакомился с ним как зритель в прошлом году. Понял, что это некие новые формы, попытка найти театр в каких-то еще пространствах, лаборатория.
Игорь Мосюк: Это необычный текст. И возможность использовать актерские приемы, которые не применишь в стандартных пространствах и классических текстах.
И. П.: Как вы себя ощущаете в сайт-специфик постановках? Помогает ли вам пространство?
С. Р.: Мне всегда интересно попробовать что-то новое, работать с разными режиссерами. Наш спектакль очень тонкий, здесь все построено на рефлексиях, то ли сон, то ли… Мне кажется, что помещение помогает, работает на замысел режиссера. Здесь атмосфера своя, тем более наши хождения наверху (зрители во время спектакля сидят внизу, а актеры находятся на балконе зала Дома композиторов. — КТ), перемещения — что-то есть в этом мистическое.
И. М.: Такая хорошая безответственность — делай, что хочешь. И зрители дают аванс — приходят посмотреть на что-то, что не поддается существующим законам. Поэтому для меня это и легко-свободно: кто мне скажет, что я неправильно делаю? В этих условиях я — первопроходец. Кто-то играл здесь раньше? Такой текст?
К: В таких пространствах сложнее работать?
С. Р.: Нет, несложно. Все зависит от художника, она [Анастасия Юдина] увидела [спектакль] именно здесь.
И. М.: Как-то мы легко сделали этот спектакль.
С. Р.: Всегда интересно в уличных пространствах [работать]. Я же еще артист уличного театра, я обожаю разные пространства.
И. П.: За что?
С. Р.: Есть свобода, подключение к пространству, и иногда из-за этого по-другому оборачиваются смыслы.
И. П.: Этот спектакль будет дальше жить? Перенесете его еще куда-то?
И. М.: Очень надеемся, но кто возьмет под крыло? Здесь он не будет идти, его сложно перенести…
Фото: Вадим Фролов
Подписывайтесь на наши странички в Facebook, Instagram,Вконтакте, Одноклассники, Twitter
