Близнецы на грани нервного срыва
Франсуа Озон снял свою, возможно, самую загадочную и непредсказуемую картину «Двуличный любовник»
Текст: Юрий Гладильщиков
В последнюю неделю у нас много носились с Франсуа Озоном, ведь вышел его новейший фильм — психоаналитический и отчасти эротический триллер «Двуличный любовник». Даже Иван Ургант счел должным позвать Озона в свой вечерний эфир, а уж Ургант-то точно ведает, кого нужно звать, и кто сейчас особенно моден.
Интерес к Озону не удивителен. С одной стороны, он остается режиссером для избранных — кинознатоков. С другой, среди элитарных киноавторов он едва ли не лучше всех известен массовой публике. Кроме того, Озон, конечно, один из тех, кого можно назвать режиссером ХХI века. В ХХI веке в мире появилось мало кинопостановщиков, действительно проявивших особые таланты, свой неповторимый взгляд на кино и мир.
Особенно это касается серьезного кино, так называемого арт-хауса. Турок Нури Бильге Джейлан, наш Андрей Звягинцев, канадцы Ксавье Долан и Дени Вильнев (который вслед за Питером Джексоном, Кристофером Ноланом, похоже, дрейфует в ряд постановщиков крупномасштабных зрелищ). Американка София Коппола, кореец Ким Ки Дук, еще кое-кто и, конечно, Франсуа Озон. Строго говоря, половина из них дебютировала еще в конце века XX-го, но все равно они негласно считаются режиссерами одного нового поколения, хотя Звягинцев или тот же Озон чуть не вдвое старше Долана.
Все эти режиссеры ни на кого не похожи. Но Озон — совсем уже не похож. В кинокритике широко разошлась фраза по поводу «Горькой луны» Романа Полянского, сказанная кем-то из западных киноэкспертов. Он заметил, что это «very-very Полянский», то бишь, очень-очень Полянский. Про любую картину Озона, используя это выражение, но переделав его на французский лад, можно сказать, что это «трэ-трэ Озон»: очень-очень Озон. Потому что он узнаваем буквально с двух-трех кадров.
Это не зависит от того, за какие темы и жанры берется режиссер. Он узнаваем, когда взаимодействует с жанрами массовой культуры, доводя попсу до изящного эстетства и кипения высокой культуры — вспомните его потрясающий мюзикл «8 женщин» с восемью замечательными (в том числе величайшими) актрисами французского кино.
Но узнаваем и в трилогии смерти, где совсем нет привычной для Озона иронии, которую завершила стопроцентно трагическая картина «Время прощания». И в таком сложном по структуре фильме как «5х2» (про то, что хорошее дело браком не назовут), где действие развивается от конца к началу. Озон не придумал этот прием, он не первый режиссер, который его использовал, но это та структура, на которую решится не всякий.
Про «Двуличного любовника», которого вы уже сейчас можете увидеть в кинотеатрах, тоже можно сказать, что это «трэ-трэ Озон». Потому что в нем очень много рискованного: есть сцены, которые я не решусь описать (шокирую еще какого-нибудь невинного зрителя). Но на экране они уместны и естественны. Так часто бывает: рискованная киносцена, которая и делает фильм неповторимым и настоящим, в критическом пересказе обретает глупый и грубый вид. Тут всегда нужно тщательно выбирать слова.
Но продолжу про «очень-очень Озона». В «Любовнике» (как, например, и в фильме «В доме») Озон издевается над современными галереями и превозносимым ими так называемым «артом». Похоже, нынешний галерейный арт для Озона непереносим: и когда тираны XX века, как «В доме», изображены в виде надувных кукол из секс-шопа (хотя ход, по-моему, забавный), и когда выставка — это развешанные повсюду свиные туши на крюках.
По традиции, в фильме Озона много символических кадров. Пример: молодая героиня впервые приходит в дом психоаналитика, смотрит с верхнего этажа в проем винтовой лестницы и фактически видит внутренность морской раковины. А ракушки с винтовым нутром — сложнейший символ в системе не только толкователей Фрейда, но и эпохи Возрождения, а также голландско-фламандской живописи. Я уж не говорю о том (об этом догадываешься после просмотра), что кадр с винтовой лестницей-ракушкой был очевидной отсылкой к знаменитому триллеру Хичкока «Головокружение», который в ходе опросов последней четверти века все чаще признают лучшим фильмом всех времен. Отсылка не случайна: у Озона, как и у Хичкока, главное в фильме — тема двойников.
Суть, собственно, в том, что психоаналитик, которому, вероятно, под сорок, вопреки профессиональной этике заводит роман с новой молодой пациенткой. Постепенно у нее возникает подозрение, что у психоаналитика и любовника есть брат-близнец, который тоже психоаналитик! Во как! Она знакомится с ним — и у них возникают параллельные любовные отношения.
Ее играет Марина Вакт, прославившаяся у Озона в ленте «Молода и прекрасна» — тоже рискованной картине про 17-летнюю проститутку из богатой семьи, которая непонятно почему занимается своей профессией, ведь она не только прекрасна, но и успешна. Его изображает бельгиец Жереми Ренье, знаменитый по лентам легендарных бельгийских братьев Дарденнов (прежде всего, по фильму «Дитя»). При этом основную карьеру Ренье сделал во французском кино и, в частности, у Озона, снимающего актера не впервые — Ренье играл даже в одном из самых ранних триллеров режиссера — мрачных «Криминальных любовниках».
Ударная сцена: героине снится, как она спит сразу с двумя братьями-близнецами, и вдруг у нее самой появляются две головы. Очень-очень озоновский кадр! Это можно расценить как намек: что у нее действительно есть тайная сестра-близнец, о чем она в какой-то момент начинает подозревать. Правда, возникает и другое — уже твое, зрительское — подозрение, что все близнецы, и мужского, и женского пола существуют лишь в ее дремах.
Дальше все еще ужаснее и запутаннее, потому что близнецы — это сложная тема. По поводу близнецов есть множество научных и ненаучных концепций, но Озона интересуют совсем уже темные области проблемы. В фильме начинаются размышления о культурах, в которых младшего близнеца убивали, потому что он «более слабый», и даже о том, что среди близнецов встречаются каннибалы, пожирающие своего собрата еще в материнской утробе, чтобы победить в жизненном споре. В эту систему размышлений по ходу сюжета как-то вписан и трехцветный кот, хотя любой кошатник знает, что коты трехцветными не бывают. Если вы видите трехцветного хвостатого-мяукающего, будьте уверены: это кошка.
Но Бог с ними, с котами и кошками. Главное в другом.
При всей упомянутой разнице жанров, тем и стилей Озон всегда отличался ясностью мысли и внятностью концепции. И, между прочим, чувством юмора. Никакого юмора в этом фильме нет, если не считать саркастического эпизода в арт-галерее. Завершается лента сценой словно бы из ужастика.
Не люблю фразы, которыми обожают разбрасываться наши дилетанты-блогеры: «Что за чушь! Я в этом фильме ни фига не понял!». Я всегда стараюсь понять картину, понять режиссера, хотя, бывает, иногда даю картинам трактовки, о которых сам режиссер и не подозревал (при этом не факт, что я не прав. Творцы иногда и впрямь не осознают, что именно сотворили.)
Перед этой лентой я, пожалуй, пасую. Я смотрел ее дважды: сначала на Каннском фестивале этого года, где она была в конкурсной программе, потом в Москве, уже с русским переводом.
И готов честно признать: из всех увиденных фильмов Озона (а видел я, кажется, все), это первый, который я не решаюсь трактовать.
Интервью Франсуа Озона о котиках и о любви
читайте по ссылке.
Подписывайтесь на странички Culttrigger в Facebook, ВКонтакте, YouTube
