Сто десять лет без права переписки

Сергей Лозница сделал жесткий фильм о бесправии в России: «Кроткая»

В прокате появились сразу два фильма о жизни в России, которые можно назвать киноманскими. Другое дело, что они еще и политические. Оба фильма — про участь женщины. Оба демонстрируют избранные кинотеатры на отдельных сеансах.

Первый — «Софичка» Киры Коваленко — снят по одноименной повести Фазиля Искандера на абхазском языке. Он о трагической судьбе женщины до и после Великой Отечественной, несправедливо попавшей в лагеря. Это, не побоюсь именно такого определения, шикарно сделанная картина. Ее стилистику вроде бы не назовешь откровением.

Теперь принято снимать фильмы о безвозвратно ушедшем времени, стилизуя их под коричневатый черно-белый тон фотобумаги «бромпортрет». Но у Коваленко этот «бромпортрет» очень уместен. Кроме того, в фильме изумительно передан быт ушедшего абхазского деревенского прошлого. Там потрясающие характеры. Невероятно красивые лица — и молодых, и стариков. Отмечу, что «Софичка» — дебютная работа выпускницы мастерской Александра Сокурова в Нальчике, а одним из авторов сценария стал другой ученик Сокурова, Кантемир Балагов, чей фильм «Теснота» получил в последнем Канне приз международной федерации кинопрессы ФИПРЕССИ как лучший во второй по значимости программе «Особый взгляд».

Я бы подробнее написал об этой картине, если бы параллельно не вышла другая — более значимая каннская лента — «Кроткая» Сергея Лозницы.

Уроженец СССР (а конкретно — Белоруссии) Лозница, учившийся в Киеве, а потом во ВГИКе — один из самых именитых и премированных в мире режиссеров, снимающих фильмы про Россию (но не только) и на русском языке. При этом давно живет в Германии. Его право. Знаменит, прежде всего, как документалист. Но, наверное, это первый режиссер в мире, все три первых игровых фильма которого — «Счастье мое», «В тумане» и теперь «Кроткая» — были отобраны в самую престижную на свете конкурсную программу: Каннского фестиваля. «Кроткая» — боец за каннские призы 2017-го.

О чем это

Англоязычное наименование «Кроткой» — A Gentle Creature, то бишь, «нежная», «мягкотелая».

Но название «Кроткая», навеянное повестью Достоевского, явно неслучайное. Хотя к этой повести, в которой муж-ростовщик пытается понять, отчего его жена покончила с собой, не раз экранизированной и инсценированной и за рубежом, и у нас (до сих пор знамениты, в частности, два спектакля Льва Додина с Олегом Борисовым, поставленные в 1980-е сначала в Малом драматическом театре Ленинграда, а потом во МХАТе), фильм Лозницы вроде бы не имеет отношения. Уже потому, что главную роль играет именно женщина.

Фильм — о кротости-терпеливости русского народа и прежде всего его женской половины. У героини, обитающей в такой провинциальной провинции, что в Москве о ней и не знают (впрочем, отправьтесь как-нибудь на станцию метро «Текстильщики», не говоря уже про «Выхино») посадили мужа. Надолго. За убийство. Она уверена, что его осудили несправедливо, просто органам требовалось найти козла отпущения, чтобы закрыть дело. Однажды возвращается ее посылка в тюрьму. Дескать, мужа там уже нет — его куда-то перевели.

Дальнейшее — кошмарное странствие героини по всей стране в поисках пропавшего в зонах мужа, во время которого ее обирают и обманывают, дают ложные обещания и даже пытаются превратить в проститутку.

Ни одного светлого лица. Ни одного человеческого, кроме как у главной героини. Сплошь морды. «Кроткая» в этом смысле — продолжение дебютного не документального фильма Лозницы «Счастье мое», который шокировал сюжетом, но прежде всего — долгой сценой пьяной дебильной толпы на площади в какой-то другой российской провинции.

Что в этом хорошего

Украино-белорусско-немецкий режиссер Лозница, которого мы упорно считаем своим, установил рекорд по мрачности.

Беда в том, что он во многом прав. Смысл «Кроткой», похоже, в том, что последние совестливые и наивные люди, некогда составлявшие основу российской нации, не способны теперь противостоять бесстыдным гопникам, которых в стране все больше, в том числе в органах власти.

Я стараюсь противиться этой идее. Она меня раздражает. Тем более что Лозница в «Кроткой» откровенно тенденциозен. Он перебарщивает, демонстрируя, например, длинную сюрреалистическую сцену несуществующего праздника единения тюрьмы с народом.

Но когда я впервые посмотрел «Кроткую» в мае этого года, пришло сообщение об аресте режиссера Кирилла Серебренникова. И тут в моей оценке фильма что-то невольно сместилось.

Субъективное

Лозница — очевидый русофоб. Парадокс в том, что он одновременно и русофил. Не усматриваю в таком определении ничего противоречивого. Про себя я тоже полагаю, что во мне уживаются русофоб с русофилом. Отчего-то кажется, что они уживались и в душе Александра Сергеевича Пушкина. Тем более — Лермонтова и Герцена. И даже упомянутого в этой рецензии Достоевского. Все нормальные русские люди (а ловко же я вписал себя в их ряд!) ненавидели Россию за коррупцию, лизоблюдство и массовую подлость. Но любили ее (извините за банальную фразу — но это ведь правда) за широту души, способность к покаянию и жертвенности, жажду справедливости и любви. Я-то вообще уверен, что Россия когда-нибудь окажется открыта для свободомыслия и счастья.

Главным русофобом в кино, в душе которого вдруг воспаряло русофильство, был наш самый талантливый режиссер последней четверти века, рано умерший Алексей Балабанов. Он был русофилом куда большим, нежели признанный патриот Никита Михалков, потому что никогда, в отличие от Михалкова, не желал поиметь Родину в собственных корыстных интересах.

Наш вариант рекламного слогана

Нельзя быть кроткой. Время не то.

Подписывайтесь на странички Culttrigger в Facebook, ВКонтакте, YouTube