Жизнь после «Брата»
С Надеждой Васильевой — художником по костюмам «Матильды» и вдовой Алексея Балабанова — специально для Culttrigger побеседовала Ольга Галицкая
Фестиваль российского кино «Спутник над Польшей» открыла «Матильда», что не удивительно — это самая известная и обсуждаемая картина года. Споры вокруг нее не утихают, мнения разные и противоречивые. Привлекают публику и роскошные костюмы, представленные на выставке в ГУМе. С автором всей этой красоты, художником Надеждой Васильевой, мы встретились, чтобы поговорить об огромной и сложной работе по созданию костюмов для царской семьи и ее окружения, персонажей фильма Алексея Учителя.
Но начали мы беседу с другого Алексея — Балабанова, мужа Нади Васильевой, режиссера, снявшего лучшие фильмы нашего времени. И, конечно, вспомнили Сергея Бодрова, героя «Брата» и «Брата 2», а дальше в нашем разговоре появилась «Аритмия» и много чего еще. Потому что жизнь не линейна, как и хорошее кино.
Ольга Галицкая: Надя, этой осенью исполнилось пятнадцать лет с трагического дня гибели Сергея Бодрова и съемочной группы его фильма «Связной». На ваш взгляд, почему он остается кумиром для очень многих людей? Или все-таки в новом времени появились другие герои?
Надежда Васильева: Ничего не изменилось. Он был и остался неповторимым, другого такого нет. Знаете, у меня почти всегда под подушкой лежат Лешкины дневники, я их часто перечитываю. Он их начал вести с 1981 года. Самый для меня душераздирающий дневник про его годы в армии, про то, что там происходило. Как он летал бортпроводником, его отправляли в заграничные полеты (он же хорошо знал английский). Я даже предлагала Сергею Сельянову сделать кино по дневникам Леши, про молодого парня, который проходит через все то, что Леша прошел. Я говорю: «Он должен быть такой как Бодров». Сельянов сказал: «И что? Где такой парень?». За пятнадцать лет не появился никто равный ему, он был единственный. Хотя вот сейчас я рада, что «Аритмия» произошла. Возник режиссер, который мне Лешу напомнил, встал с ним рядом.
Аритмия
О. Г.: А чем именно Борис Хлебников схож для вас с Алексеем Балабановым?
Н. В.: Правдой. И артист Саша Яценко — это абсолютный Балабанов, его герой. Я отрицательных черт в нем не вижу. Наша жизнь выдает на поверхность такого вот героя, которого Бог наделил талантом, гениальностью, но в силу того, что вокруг творится, он не может по-другому себя вести, быть другим. Он не потому пьет водку, что выматывается на своей сложной работе. Его профессиональный быт может быть медицинский, может быть киношный, театральный, какой угодно. Только мир редко выдает такую личность — необыкновенно чуткую ко всем вибрациям окружающей действительности, реагирующую крайне остро — крайне редко. Он не может не ощущать боль каждого, так уж устроен. Может быть, если бы мы стали его исправлять, улучшать, гениальность ушла бы. Я очень благодарна Хлебникову за «Аритмию». Мне кажется, эта картина рождает любовь.
О. Г.: В полемике вокруг фильма довольно часто попадаются возмущенные возгласы: за что, мол, героиня Ирины Горбачевой любит своего мужа?! Она же совсем из другого круга, другой семьи, иначе воспитана, что между ними общего?
Н. В.: И я из другого круга и другой семьи была. Я не знаю, за что полюбила Лешу. Видимо, за все, за него самого. Даже его отрицательные черты я любила больше, чем положительные черты других людей. Я принимала его таким, какой он есть. Это было так интересно — общаться с ним, работать вместе, быть рядом все 24 часа в сутки.
О. Г.: Надя, а из какого вы круга? Расскажите…
Н. В.: Я из очень правильной семьи, такой положительной-положительной. Такой, где девочка обязательно должна хорошо учиться, носить пышные банты, играть на пианино, танцевать, петь, заниматься в разных кружках, не водиться с плохими, во двор не выходить без взрослых. В школу провожали до восьмого класса, все надо мной тряслись. И тут я встречаю Лешу, который хулиган. Хотя он тоже из очень приличной семьи. Мама у него — профессор медицины, папа был главным редактором Свердловской киностудии. А Леша был оторва, все время дрался, играл в карты с местным хулиганьем. При этом был интеллектуально развит как мало кто. У него была такая сильная тяга к чтению, такое фундаментальное знание многих предметов, что это его очень выделяло. А главное — полная независимость суждений, он никогда ни под кого не подстраивался. Его не волновало, кто что подумал и сказал, на его мнение это никак не влияло. Разве что Сергей Сельянов был для него авторитетом, очень переживал — вдруг Сереже не понравится, его оценкам доверял всегда. Они были товарищи.
Брат
О. Г.: Когда Алексей впервые увидел Сергея Бодрова, он сразу понял, что это особенный человек и артист?
Н. В.: Сразу. Леша мне тут же позвонил. Он посмотрел на Кинотавре «Кавказского пленника» Бодрова-старшего и познакомился с Сережей. Сказал мне по телефону: «Я еще не знаю, какой фильм сделаю с этим парнем. Но я точно нашел то, что нас спасет». В тот момент тогдашний председатель Госкино Армен Медведев запретил ему снимать «Ехать никак нельзя»…
О. Г.: Запретил?! А что это за фильм?
Н. В.: Тот самый, что потом получил название «Про уродов и людей». Леша получил приз за «Замок», он заключался в том, что ему полагалась то ли пленка, то ли деньги на следующий проект — на любой. Он написал сценарий «Ехать никак нельзя», Армен Николаевич не разрешил на призовые деньги запускать этот фильм. А Сельянов — человек решительный. Сказал: «Запретили? Мы все равно его снимем когда-нибудь. Придумаем, как это сделать». Но пока что образовалась пауза в работе, надо было снять то, что уложилось бы максимум в бюджет 100 тыс. долларов. Больше денег не было, и взять было негде. И Лешка говорит: «Я увидел отличного парня, мы с ним посидели в баре, обо всем договорились. Короче, я приеду и все сделаю. Суп вари к моему приезду, литров пять. И я уеду на дачу».
О. Г.: Это так у него было заведено? Ехать на дачу, чтобы написать сценарий?
Н. В.: Ну да. Ехал на дачу с бидоном супа и в одиночестве сочинял. Буквально через неделю сценарий уже лежал у Сельянова и начали готовиться к «Брату». Уложились в 100 тысяч долларов. Кинотавр был в июне, а в сентябре мы уже снимали.
О. Г.: Что все-таки было особенного в Сергее Бодрове, что сразу привлекало к нему внимание и вызывало доверие? Что за притяжение такое, когда эмоциональная волна буквально пробивала экран?
Н. В.: Очень многие не любят эпизод в фильме «Брат 2», когда Бодров говорит: «Вся сила в правде». Вообще считают продолжение «Брата» чистой коммерцией, что совершенно не так. Так вот Сергей говорит это про себя. Он был настолько правдив — в любом своем движении, слове, поступке, что ничем это было не перебить, не исказить. Помните момент, когда Данила Багров едет в такси и говорит таксисту: «Я родину люблю». Сережа так это сказал — так естественно и честно, что Сергей Астахов, наш оператор, заплакал. Бодров в жизни простые вроде бы слова «Я люблю свою жену», «Я люблю своих детей», «Я люблю свою родину» говорил настолько искренне, беспафосно и от сердца, что сразу понятно было: он действительно любит. Его жена Света — главная женщина его жизни. Дочка Оля — любимая дочка. А Россия — его родная и самая лучшая страна. Ему верили, потому что он никогда не врал.
О. Г.: У Александра Яценко тоже есть эта правдивость, эмоциональная точность.
Н. В.: Есть, да. Чувствуется, что опыт всякой жизни, не всегда благополучной, у него есть. В молодости на скамейке спал пьяный — и что с того? Не вижу в этом ничего отрицательного. Потому что это жизнь, она бывает разной. И мы все должны друг друга любить, потому что мы все — создания божьи. На скамейке ты лежишь, или под балдахином в царском дворце, всё равно мы люди, мы одинаково сделаны и каждый из нас нуждается в любви и понимании.
Сила в правде
О. Г.: Перейдем к тем, кто во дворцах. Для художника по костюмам такой проект, как «Матильда», конечно же, настоящий подарок?
Н. В.: Я считаю, что этот подарок меня спас, мне принес его Алексей Учитель под Новый год. Как раз тогда, когда не стало Леши, моего мужа, я не понимала вообще, что делать в жизни, была страшно растеряна. Думала оставить кино, потому что, по идее, именно оно убило Лешу. Сколько он ему отдавал сил и обо всем, что с ним происходило во время съемок, знала я одна. Он не выключался из этого процесса никогда, даже во сне кино снимал. Его мозг не отдыхал. Он мог ночью встать с кровати — как лунатик, и класть воображаемые рельсы, по которым оператор движется, и говорить, где ставить камеру. Это был человек, погруженный в создание фильма 24 часа в сутки. Поэтому я думаю, что кино его съело, уничтожило. Когда силы закончились, он умер.
О. Г.: Балабанова даже спустя десятилетия попрекают, что слова Данилы Багрова «Не брат ты мне, гнида черножопая» как будто стали некой индульгенцией для части зрителей, оправдывая их ненависть к людям другой национальности. Почему эта выдернутая из контекста фраза стала постоянным поводом для обвинений режиссера в ксенофобии?
Н. В.: Мне кажется, что это происходит от необразованности. Вообще очень многое из плохого происходит от необразованности. Поэтому я так переживаю, что уровень обучения в школах стал весьма низким. Настоящая беда, что в высших учебных заведениях большинство может учиться только за деньги. Множество талантливых людей оказываются в ситуации, когда не могут заплатить за образование.
Чем меньше образован человек, тем легче им можно управлять, тогда такая фраза становится как флаг, как разрешение совершать низкие поступки. Если ты образован и способен размышлять, ты можешь понять, почему эти слова есть в фильме. С одной стороны, «Брат» должен быть поднять русский дух, который в тот момент был унижен полностью и молодые люди в конце 90-х часто стеснялись сказать, что они русские. С другой стороны, это говорит не сам Бодров, а его герой Данила. Парень из глубинки, которого как раз лишили возможности учиться, послали убивать людей, он был на войне. И он помнит о том, как убивали его товарищей. Это правда жизни, ее нельзя не замечать.
Если бы такие жизненные ситуации были проигнорированы, это не был бы Леша — с его способностью никогда не врать. Это была его суть — отсутствие лжи всегда и во всем. Я всегда все про него знала. Даже тогда, когда он ничего не хотел рассказывать и молчал, он молчал так красноречиво, что я сразу все понимала. Мы с ним так жили. Правда, и я всегда знала, что для меня быть замужем, значит, стоять «за мужем», поддерживать его в любых ситуациях. Если, не дай Бог, он бы убил кого-то, я пошла бы за ним на каторгу, бросив все. Поэтому он всегда знал точно, что я никогда и ни в чем не предам его. Не знаю, с кем еще в своей жизни я могла быть так откровенна, как с Лешей. Он был и остался самым близким моим человеком. После того, как его не стало, только работа могла меня вытащить, спасти. И я всегда буду благодарна Алексею Учителю, что он мне помог, не оставил один на один с моей бедой.
Матильда
О. Г.: Как создавались костюмы для «Матильды»?
Н. В.: Я очень благодарна своему давнему другу — Вере Евгеньевне Зелинской, которая изначально была художником-постановщиком этой картины. Она потом заболела и ее сменила Лена Жукова. Но начинала все Вера Евгеньевна. Мы с ней вместе делали когда-то «Про уродов и людей», с тех пор стали дружить. Вот она сказала Учителю: «Давайте возьмем Надю, она справится с этой большой картиной». И так произошло, что Учитель мягко-мягко, незаметно и так плотно загрузил меня огромной работой, что у меня уже не осталось времени вообще ни что, в этом было мое спасение. Мы с ним спорили очень много, он человек сомневающийся, надо было без конца что-то доказывать по поводу костюмов, что обязательно нужно то или это, что необходимо, например, мчаться в Индию или Пакистан…
О. Г.: А зачем туда нужно было мчаться?
Н. В.: Потому что там лучше делают то, что у нас делают плохо. Или не умеют делать вообще. Или делают, но гораздо дороже. Скажем, золотая канитель, которой вышивали в прошлом девушки в деревнях, делается теперь только в отдельных монастырях. Когда в кадре такая выпуклая, объемная вышивка, от нее падает тень, это красиво. И это отражается в игре актрисы, видно, что платье тяжелое, чтобы в нем царственно выглядеть, нужно держать спину, получается такая особенная стать, какая есть у Ингеборги Дапкунайте в роли императрицы.
А золотую и серебряную канитель разной толщины, которую мы видим на эполетах старинных мундиров, изготавливают сегодня только в Пакистане. Можно купить и в Париже, только в три раза дороже. Потому что они ее не сами делают, а тоже привозят. Пакистан — единственная страна, где ее производят (там сохранилась армейская форма с эполетами). И есть один только человек, который на весь мир делает эту канитель. Но в Пакистан женщинам нельзя ехать, а мужчины из нашей съемочной группы тоже туда как-то не рвались. А этот дядька требовал стопроцентную предоплату… Я подумала: ну и ладно, рискну, не выполнит заказ, свои деньги верну, что ж делать. Но он все прислал вовремя. Теперь у него и для других фильмов заказывают.
О. Г.: Надя, как придумываются костюмы? Насколько они соответствуют ушедшей эпохе?
Н. В.: Сначала с Олей Михайловой, с которой я всегда вместе работаю, мы изучили все, что смогли раздобыть о том времени. Отовсюду брали то, что может визуально нам помочь. Прочли очень много воспоминаний фрейлин, балерин, директоров театров, а также дневники и мемуары многих из тех, кто участвовал в коронации. Узнали, что фрейлины очень увлекались модой и на основе модных парижских журналов сами придумывали себе платья. Основываясь на этом, одели массовку для сцены коронации — это 250 мужчин и 250 женщин. Мужчины — в форме, которая абсолютно идентична исторической. Зеленые и красные платья фрейлин точно воспроизводят те, что были в то время. Сто платьев придуманы в стиле тогдашней моды.
Костюмы царской семьи у нас воссозданы точно. Мы много времени провели в музеях. К нам очень хорошо отнеслись хранители Эрмитажа, все достали из запасников, подлинные платья Марии Федоровны, Александры Федоровны, обувь, украшения, драгоценности. Все мы обмеряли, фотографировали вышивки, изучали, как сделаны кармашки, прорези, как пришита подкладка, какие использовались нитки, какой формы были каблуки, пряжки. Старались не упустить ни одной детали, сохранить дух и стиль эпохи.
Балет и электричество
О. Г.: Эпизод, когда Матильде ее балетная соперница как бы нечаянно развязывает шнурочек лифа, из-за чего во время танца обнажается грудь, мог быть на самом деле? Или это выдумка?
Н. В.: Это вполне могло быть. Балетные нравы — особый, очень конкурентный мир. Просто под этим лифом тогда была шемизетка, такая прозрачная кофточка. Если она открывалась взглядам — это был конфуз и скандал. Этот эпизод — яркий образ балетных отношений, когда не останавливаются ни перед чем, чтобы скомпрометировать соперницу, даже стекла подсыпают в пуанты. Известны и такие случаи. Но если сегодняшнему зрителю показать всего лишь прозрачную ткань, то он просто не поймет, в чем прикол. Поэтому шемизетку мы убрали, и на мгновение открылась грудь. Все это на экране красиво и совершенно невинно, по-моему.
О. Г.: Первые зрители «Матильды» придирчиво отнеслись ко всему, не избежали критики и балетные костюмы. Особенно удивили черные пышные пачки, подсвеченные огоньками. Это выдумка?
Н. В.: Ну вот, смотрите. Мы следовали правилу: основа — всегда историческая, фантазия может что-то добавить, но не исказить. В древнем Египте платья украшали жесткими крылышками жуков, когда их подсвечивали, они сияли. И танцующие египтянки в этих костюмах казались сверкающими. Мы решили сделать что-то подобное в балете про подводное царство. Спектакль называется «Розовая жемчужина». Декорации сделаны по эскизам реального спектакля. Там балетные пачки — это жемчужины.
Почему маленьких лебедей танцуют с перышками на голове? Потому что они лебеди! А жемчужины должны светиться, это свойство жемчуга. Оля Михайлова предложила прикрепить маленькие лампочки. Получилось некое продолжение истории с электричеством, которая есть в фильме: не с «лампочки Ильича» все началось! Николай Второй был очень прогрессивным человеком, в его время электричества было уже очень много. Например, при нем празднование Рождества вокруг Кремля подсвечивалось электрическими огнями. Александра Федоровна, у которой были больные ноги, разъезжала по парку в электромобиле, который ей прислали английские родственники. На основе этой правдивой информации мы решили сделать мотоцикл, на котором Фишер увозит Аликс из дворца. И еще очень многое не вошло в фильм, остался огромный материал для сериала.
О. Г.: Возвращаясь к критике. Немало возбужденных откликов о том, что слишком уж в «Матильде» все наворочено и напридумано, а раз так — то это уже не историческая картина, а фэнтези. Что вы думаете об этом?
Н. В.: «Матильда» изначально не предполагалась исторической картиной, скрупулезно следующей фактам. Это красивая сказка на историческом материале. С трагическим финалом, о котором мы знаем. Право режиссера снимать так, как он хочет, и как он видит. Не мне об этом судить. Моя задача — помочь режиссеру воплотить задуманное.
Ларс и Михалина
О. Г.: Художник по костюмам больше всего общается с артистами. Насколько сложно, или наоборот — легко — было работать с Ларсом Айдингером, исполнителем роли Николая Второго?
Н. В.: Очень легко. У него высочайший уровень владения профессией, я была просто поражена. Ларс приходил каждый раз максимально готовый к съемке, всегда знал текст на незнакомом ему языке, шел на любые эксперименты, был готов к любым сложностям, к любым прыжкам — в воду, в огонь, во что угодно. Раз пошел в эту профессию, должен быть ей верен и ничего не бояться.
О. Г.: Он оценил свои «императорские» костюмы?
Н. В.: Да! Ему они очень понравились. Ларс умеет ценить творчество других людей. С ним всегда комфортно и уверенно себя чувствуешь. Видно, как он увлечен ролью, и на все готов, чтобы она получилась. Поэтому хочется ему помогать во всем, что от тебя зависит, хоть в воду с ним нырять, менять ему майки и другую одежду, заботиться, чтобы не замерз и поддерживать хорошее настроение.
О. Г.: А Михалина Ольшанская? С ней было легко?
Н. В.: В ней есть магнетизм, у нас такой актрисы нет. Она может просто повернуть голову, и ты поворачиваешься вслед за ней. Михалина — тоже фанат свей актерской профессии. Посреди съемок сильно заболела, никто не понимал, что с ней, температура была высоченная. И все равно убеждала всех, что будет продолжать работать. Но врачи настояли, что нужно лечение, мы ее ждали. В этот период нам всем было трудно. У нее красота очень индивидуальная, редкая. Недавно ходила на презентацию модной коллекции — ни одной красивой девушки, все как под копирку, с надутыми губами, в брендовой одежде, тоже одинаковой. Михалина в любом наряде, неважно, простом или роскошном, выглядит великолепно, потому что она — личность.
Северный ветер
О. Г.: После завершения работы над «Матильдой» вы занимались спектаклем Ренаты Литвиновой в МХТ. Там ведь художником по костюмам был модный дизайнер Гоша Рубчинский. А вам что нужно было делать?
Н. В.: Рената ко мне очень нежно относится, позвала послушать свою пьесу «Северный ветер», я пришла. А дальше она говорит: давай, ты нам будешь помогать! У Гоши — презентации новых коллекций, это всегда огромная работа, все время быть в театре он не может. А театр — это такая вещь, когда постоянные примерки, уточнения. Поэтому, когда он не мог приезжать, я его подменяла и еще делала вещи, которые не имеют отношения к модной одежде: аксессуары, необходимые героям спектакля. Маски, подсвечники, какие-то смешные радиопередатчики для общения с «потусторонним миром». Мне театральная атмосфера очень понравилась. Рената написала чудесную пьесу, музыку к спектаклю сочинила Земфира. Артисты прекрасные. Спектакль волшебный получился!
О. Г.: Костюмы Рубчинского вы оценили?
Н. В.: Гоша — очень талантливый, необычный. Его особенно ценят в Англии, там любят все особенное. Можно сравнить со стоматологией. Если ты живешь в Америке, тебе легко сделают «голливудскую» улыбку, белоснежный ряд одинаковых, блестящих, ровных зубов. В Англии индивидуальная кривизна зубов не только не скрывается, но ценится и подчеркивается. Стоматологи там не делают зубы-близнецы. То же самое в одежде. Будь собой, изобретай свой стиль. Гоша в Англии — просто кумир, он создал моду, которая нравится людям, далеким от выспренности и не желающим быть похожими друг на друга. И в театре его костюмы помогают артистам проявлять индивидуальность и в то же время быть единым ансамблем. Мне это близко.
Новые фильмы
О. Г.: Какой будет ваша новая работа в кино?
Н. В.: «Конек-Горбунок», знаменитая сказка Ершова. Режиссер — Олег Погодин, продюсер — Сергей Сельянов, сейчас у нас подготовительный период. А скоро выйдет «Скиф». Совсем молодые ребята — режиссер Рустам Мосафир, его молодая съемочная группа и его замечательные артисты сделали большой постановочный фильм с очень скромным бюджетом. Все костюмы мы изготовили для них в своей питерской мастерской, выглядят они отлично, фактурно и убедительно. Впечатление, что проект сделан дорого и с размахом. Ребята страшно увлеченные, выкладывались полностью, работали без отдыха, несмотря на холод, дождь, грязь. Все стерпели, чтобы был фильм, не жалеют себя, это уже залог успеха. Мосафир три года пробивал эту постановку. Убедил Сельянова, он запустил проект. У Сергея Михайловича принцип простой: даже копеечный бюджет — это большой шанс, его надо давать только тому, кто верит в то, что собирается сделать и не щадит себя. Тогда все получится.
Подписывайтесь на странички Culttrigger в Facebook, ВКонтакте, YouTube
