Норвегия: счастье без шаблона
Прошло более двух месяцев, когда я наконец-то нашла нужное настроение, чтобы поделиться впечатлениями от еще одной страны. Забегая вперед и рискуя навязать свое мнение, я все же уберу ненужный мистицизм: Норвегия меня собою покорила.
Одна из целей жизни, которые я для себя определила, — это навык безоценочности. Уметь не делить мир на черное и белое, не упрощать его классификациями и не домысливать сокрытое, а искать истину в каждом моменте мысли. Но это цель высокого порядка, поэтому пока учусь лишь не давать чужому мнению влиять на свои решения, и в смысле выбора мест для путешествия это полезное умение. Начав делиться с окружающими планами на очередной отпуск, я заранее готовлюсь выслушивать привычный поток снисхождения капризам и полунасмешек. Албания, Китай, Румыния — о них же можно посмотреть сюжеты по Discovery, зачем на это убивать свой отпуск и будоражить без того недолговечные нейроны? Работа сама по себе требует сил и напряжения, поэтому даже спокойно отдыхающие дома на диване встречают больше понимания чем люди, которые лишь смутно представляют, каким чудесным образом смогут добраться до пустой скалы с трагической историей.
Норвегия не стала исключением, но тут все комментарии распались на две предсказуемые категории: (1) Ты знаешь, что там очень дорого? и (2) Ты едешь туда в августе? Мысленно улыбнувшись бедности даже стереотипов об этой стране, я попыталась записать пять своих первых ассоциаций с Норвегией, чтобы сравнить их с тем, что произведет на меня сильнейшее впечатление в действительности.
Поток шаблонных спринт-ассоциаций до поездки: лосось, фьорды, тролли, одиночество и викинги.
Ну, что ж, список готов, маршрут, компания — пора! А-н нет. Так просто в этот раз не получилось. Менее чем за сутки до поездки, вставая с постели, я каким-то странным способом свернула себе шею. Позднее я узнала, что организм может блокировать движения, если считает их опасными для жизни. Вот так и моя голова после неудачного движения вдруг резко перестала поворачиваться вправо. И это накануне суточного переезда! Ускоренный курс иголок, двухчасовая пытка у мануальных терапевтов, тейпы на полспины и пачка обезболивающего — признаюсь, еще за три часа до отъезда я не могла решить, стоит ли и дальше рисковать. Однако мне очень повезло с врачом: он не только буквально вернул мне голову на место и помог справиться с болью, но и рассказал о том, как организм продолжит восстанавливаться, какие последствия нормальны и не должны пугать. А после слов, что я могу звонить, если что-то пойдет не так, я почти прослезилась (от боли или умиления — вот этого уже наверняка не вспомню). Одна хорошая знакомая, когда я сообщила, что поездку отменять не буду, сказала с высоты житейского: “Надеюсь, что страховка у тебя хорошая. А медицина там что надо”. И это первое, что в силу обстоятельств, заинтересовало меня в Норвегии.
Врачи общей практики и семейные врачи стали привычным явлением в большинстве стран Европы. Но никто не ждет от такого знающего вас с пеленок доктора, что он же самолично станет вырезать аппендицит или советовать бета-блокаторы. Для этого есть узконаправленные специалисты с отточенными навыками и знаниями о последних достижениях в конкретной медицинской области. Но плотность населения Норвегии и труднодоступность многих жилых мест делают неоправданным такую роскошь медицинской диверсификации. В муниципалитете, как правило, есть один дежурный врач, который будет помогать и с осложнениями при родах, и приступом язвы, и инсультом. Госпитализация проводится на областном уровне и, чтобы снизить риски больничных инфекций, она редко длится более двух-трех дней даже в случае операций (а чаще всего только она и может стать достаточным основанием для стационарного лечения ). С мелочами вроде насморка и гриппа норвежцы всегда справляются дома сами, а то и просто оставляют без внимания. А если вызвать скорую на вертолете по случаю, который врач сочтет некритическим, можно нарваться на серьезный штраф. Но есть и пару интересных моментов. К примеру, норвежец может сам выбирать себе постоянного врача без привязки к месту жительства. К наркомании в стране относятся как к рядовому заболеванию и даже строят центры помощи зависимым. Там можно получить не только теплую одежду, но и очередную дозу. Ну и конечно, телемедицина. Норвегия не единственная страна, в которой есть такая интересная строка бюджета здравоохранения, но именно здесь ее воспринимают более чем серьезно и разрабатывают специальные законодательные нормы для использования. К слову, ее предшественница “радиомедицина” возникла в Норвегии еще в 20-х годах прошлого века, когда врачи помогали с наиболее серьезными случаями своим коллегам в стесненных условиях на кораблях. Слушая все это, я молча укутывала свою шею шарфом, принимала обезболивающие и стоически ждала дня номер четыре, когда боль, по прогнозам моего белорусского врача, должна была уйти.
Оборотной стороной вероятности того, что аппендицит вам будут вырезать по скайп-инструкциям, является возможность жить там, где будет замирать душа. Путешествуя по стране, от водопада к водопаду, от фьорда к фьорду, между озерами и долинами, я то и дело обращала внимание на полное отсутствие у местных жителей позерства и рисовки перед окружающими. Норвежцы не устраивают конкурсы на лучший дворик месяца (привет Америке 60-ых!), не заставляют стол едой, которую не смогут съесть за раз (Ciao, Italia!), и упаси провиденье их от необходимости познать, что значит Reihenhaus — жизнь бюргерской мечты. Строя жилье, норвежец направит самые большие окна в сторону заката или водопада и не будет лишать себя красивого вида ради симметрии улиц. А большие французские окна соседских домов без занавесок не заинтересуют окружающих, ведь каждый занят своей личной жизнью.
Но вот мне любопытства в отношении людей не занимать. И как бы я хотела порассказывать о людях, которые зарабатывают в среднем 4000 евро в месяц, но готовы жить чуть ли не по соседству с полярными медведями, но искренне и честно сделать этого — увы — здесь не смогу. Если отбросить в сторону нередко противоречивую историю (викинги, датское владычество, союз с Швецией, нейтралитет в мировых войнах и оккупация фашистами, отказ со стороны ЕЭС принять Норвегию в союз, нефтяной бум и “суперакции” для новых членов ЕС) и не выискивать в кучерявых, среднего роста людях образы страха северных морей, тогда разрушится еще один миф о стране. Все дело в том, что норвежцы меня ничем не удивили, и я нахожу в этом только положительный момент. Они настолько гармонично, скромно и миролюбиво жили там, где с ними можно было встретиться, что за неделю путешествия я отметила с десяток наций всего мира, но так и не сумела сложить в голове образ типичного норвежца.
По Осло многие норвежские студенты ходили парами с яркими, улыбчивыми темнокожими сокурсниками. Шумными и недовольными продавцами сувениров в туристических местах всегда оказывались лишь китайцы и их восточные соседи. Пожилые немцы с неспешной гордостью потомков истинных властителей земель буквально оккупировали каждую улицу ганзейского Бергена. Добродушные финны, находясь на некой близкой к нам волне, делились с высоты своего роста только им присущим чувством теплоты и понимания. А случайно повстречавшаяся мне в маленьком городке юная и бойкая британка поразила умением быстро и на редкость удачно выбирать фон и позы для дорожных фотографий. Возвращаясь мыслями во все сколь-нибудь яркие сцены с участием всех этих иностранцев, я далеко не без усилий пыталась припомнить, что же делали в эти моменты сами норвежцы. А они неприметно стояли на кассах в магазинах, не комментируя происходящее и не закатывая глаза, если вы забывали пин-код от карточки. В кафе или пекарнях они принимали и готовили заказы со скоростью, которую не замечаешь: не так быстро, чтобы восхитить, но и до первого желания взглянуть на циферблат. Они часто и много гуляли с собаками, любовались не раз виденными прежде водопадами, ловили рыбу, сидели в кафе, устраивали вечеринки, иногда чуть-чуть шалили и шумели, но вежливо, будто извиняясь, объясняли посторонним повод. Однако я бы не спешила делать выводы об интровертности норвежцев. Любовь к большому количеству стекла в архитектуре, стрит-арт и мирные протесты — все это говорит о небезразличии норвежцев к тому, где и как они живут. Но каждый живет собственную жизнь, а это то, о чем, в отличие от них, порою забывает весь остальной мир.
Мне очень импонирует уважительное отношение норвежцев к свободе выбора других людей и их правам иметь личную жизнь, а самое главное, к приоритету ценностей. К примеру, Норвегия — одна из немногих стран, где не оценивают финансиста по отсутствию или наличию у него татуировок, где в случае больничного не нужно всем показывать справку с диагнозом, а, если нужно взять отгул, директору достаточно самой необходимости без описания деталей вашей личной жизни (боль моего существования в РБ))). Отсутствие дресс-кода, прогрессивный подоходный налог (*чем больше зарабатываете, тем выше налоги, и наоборот), рабочий день с 10 до 15 часов и два с половиной месяца отпуска — звучит как сказка. Из-за такого графика норвежцев нередко обвиняют в лени, но, на мой взгляд, пятичасовое ничего-не-деланье ничем не хуже девяти часов хождения за кофе. Зато, в отличие от нас, живущих по советскому графику планирования рабочих смен (24 часа / 8 часа = 3 смены), норвежец может каждый день готовить полноценный ужин, гулять и говорить с ребенком и находить время на какое-нибудь странноватое хобби. Возможно, даже набивать себе по новой тату каждую неделю, если от этого он будет чувствовать себя счастливее.
К слову, о счастье. В разных исследованиях самыми счастливыми людьми становятся то шведы, то норвежцы, порою даже финны. В любом случае, мы все уверены, что счастье живет где-то в Северной Европе и наслаждаются им светлокожие блондины ростом свыше 1,85 м. Финны, правда, в не самых лучших русских (горячительных)традициях склонны устраивать лишь себе праздник, а, глядя на размеренность шведов, порою думаешь, что вся радость их “счастья” заскучала и ушла полюбопытствовать, откуда шум у финнов. Поэтому мне сложно было представить, в чем видят счастье для себя норвежцы. Признаюсь сразу: ожидала встретить повторяшку Швеции. Первые же лекции о королевской семье Норвегии, ее гуманитарных миссиях, экологической озабоченности вызвали серию зевков. Ну вот, сейчас строем продет группа безукоризненных блондинов, поймаю пару сверху вниз брошенных через сморщенный нос взглядов и поставлю галочку. И до чего же я была удивлена, не встретив ни высокомерия, ни осознанного превосходства, ни агрессии со стороны потомков страшных викингов. Самое вопиющее нарушение, которое я наблюдала за неделю путешествия, совершил студент в Бергене, который не пробил билет в трамвае и всю дорогу нервно озирался. Я так и не смогла понять тайну норвежского характера. Гордые и независимые, стремящиеся к равенству во всем, без гендерных проблем, соперничества с окружающими, своей собственной системой ценностей и искренней чувственностью, они оказались настолько далеки от того, что я ожидала увидеть, что даже сейчас мне сложно завершить все это чем-то кратким, емким.
До фьордов и водопадов добраться оказалось проще, чем до сути норвежской ментальности. В отличие от большинства знакомых любителей путешествий, я никогда не произносила голосом некормленного ягненка “оооо, фьорды…”. Для меня это всегда было чем-то неравноценным, что оставили ледники после того, как лишили нас мамонтов. Большие и мохнатые, они никак не могли быть компенсированы прорезанными в земной коре бороздками с затекшей в них водой. В некотором роде, фьорды я недолюбливала ровно настолько, насколько обожала мамонтов. Как понимаете, обида детства. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь, так что перед поездкой я открыла карту и принялась изучать хитросплетения главной аттракции Норвегии. Поезда, паромы, хайкинг — какой бы способ путешествия вы ни выбрали, разочарование вам не грозит. Даже погода не испортит вида естественного величия красоты, ведь только так и можно описать фьорды, забыв и о белорусской робости, и о норвежской скромности.
Однако, кроме фьордов, в Норвегии немало и других прекрасных мест. Порою кажется, что, если бы не бездушность увозящего тебя автобуса, ты мог остаться навсегда вот прямо здесь, у безымянного озера, или на том каменном плато с продирающим до костей леденящим ветром, но лишающим воли видом. И как бы было здорово остаться в этом домике на утесе на несколько месяцев, писать, гулять, возможно, ловить рыбу. Когда автобус погружается в очередной тоннель, приходит кратковременное отрезвление. А как сюда добраться самому? Где здесь ближайший магазин? Если случится вдруг пожар, успеют ли меня спасти? Мне очень бы хотелось знать, приходят ли такие опасения в головы норвежцев, или же дух викингов сильнее нашей цивилизованной убогости.
Но что там дальше шло по списку? Лосось и тролли? Небольшой спойлер: одна из этих двух вещей неправда. И не спешите все валить на гномов-переростков. Давайте по порядку.
На мои бесконечные вопросы “Что тебе привезти из Норвегии?” брат, улыбаясь, отвечал: “Лосося. Целого. Большого”. В итоге он довольствовался специями к рыбе, ведь лосось не настолько популярен у норвежцев, как мы привыкли думать. Куда более привычным морским ужином для них является треска. В любом виде, с различными соусами и добавками. Приготовленная с правильным традиционным подходом, она совсем не кажется сухой, безвкусной и заслуживающей лишь недовольного кривляния. В некоторых городах можно даже наткнуться на памятники этой рыбе. А что касается мяса, то колбасу из оленины или медвежатины найти в Норвегии гораздо проще, чем куриную котлету или отбивную из свинины. И да, скульптур с изображением медведей тоже предостаточно.
А в троллей все норвежцы верят безраздельно. Ну, как минимум первые пять лет своей жизни. Однако даже эти верования далеки от наших ожиданий. Наверное, как большинство славянских детей, я всегда думала, что гномы — положительные персонажи, а тролли — злые. Но норвежские легенды не так поспешны в выводах. Все дело в том, что тролли растут на деревьях вниз головой, затем отрываются от веток и падают вниз. Из-за удара они становятся злыми (больно все-таки) и несколько глуповатыми. Если же тролль сорвется с ветки маленьким, он будет слабым, вредным, но незлобным. Такой маленький тролль продолжит жить в траве и мхах, а все его пакости будут сводиться к воровству носков. Но даже большой и злобный тролль способен измениться. Иногда тролли превращаются в людей, чтобы поближе с ними познакомиться. Норвежцы верят, что, когда у тролля есть семья, он счастлив и оберегает всех вокруг. И наоборот, если муж будет плохо обращаться со своей женой, она превратится в злобную, некрасивую мегеру. И что-то мне подсказывает, что тролльская родословная здесь будет вовсе ни при чем.
Несмотря на непонимание окружающих, капризы организма и неопределенность, у меня сложилось замечательное путешествие. Ведь я делала то, что действительно хотела, рядом со мною был чудесный, сильный друг, кругом не было суеты и напряжения. Где-то в горах мне стало очень холодно, и я подумала, что зря поверила тому, что и в Норвегии бывает лето. Куртка и кашемировый шарф казались слабым утешением, а подруга грозилась вытащить из чемодана шапку и перчатки. Но через три часа нам повстречался худощавый мальчик в майке, с насморком и блаженной радостью в улыбке. Он радовался солнцу, не обращая никакого внимания на леденящий ветер. Для него день был по-летнему прекрасным, и он встречал его так, как хотел сам, не поучая окружающих и не рассказывая всем, насколько хуже может быть. Вот он, норвежец настоящий, смеялась я, стараясь не забыть тот образ.
