Когда твоему ребенку уже исполняется 21 год, ты можешь выдохнуть и сказать: «Теперь я, кажется, стал взрослым»
Вряд ли когда-нибудь вы услышите от воспитателя, что главное преимущество его детского сада — это достаточное количество свободного времени, которое дети смогут потратить на игры. А зря. Как считает экзистенциальный психотерапевт Светлана Кривцова, игра в детстве — это то, что помогает человеку стать счастливым во взрослом возрасте. В интервью блогу Family Records доцент факультета психологии МГУ и эксперт в психологии образования рассказывает, почему у людей, которые не играли в детстве, возникают проблемы с законом, кем отец и мать должны быть для ребенка и почему не каждый человек способен стать родителем.
— Практически во всех интервью, касающихся детской психологии и образования, вы говорите о том, что современному ребенку не хватает игр. На данный момент действительно существует тенденция к раннему интеллектуальному развитию дошкольников. Когда и почему, по вашему мнению, возникло это желание родителей и воспитателей как можно быстрее сделать ребенка «умным»?
— Эта тенденция никогда не исчезала. Когда в 70-е годы я изучала психологию, то с большим трепетом взяла в руки книгу «Психология игры» Даниила Борисовича Эльконина — самого известного советского детского психолога, который создал знаменитую периодизацию детского развития. Но в книге были написаны вещи, которые вызвали у меня глубокое недоумение. Он подверг рьяной критике людей, которые полагали, что в функцию игры было включено также получение удовольствия. По его убеждению, в предметной игре ребенок овладевает функциями орудий, которые пригодятся в трудовой деятельности, а в ролевой игре понимает то, как устроен социум — какие есть профессии и роли в семье. Игра была в основном подготовкой работника, и те качества, которые в ней формировались — подчинение правилам, воля, умение сотрудничать, — рассматривались только в контексте производственных нужд. Ничего про «нравится», про радость.
Эта книга была написана в советское время. И нужно понимать, что общества, в которых основной деятельностью является выживание, а ценность личности не имеет большого значения, боятся всего, что связано со словом «нравится», с удовольствием и с переживанием жизни как чего-то легкого, беззаботного, беспечного. Люди, занятые выживанием, считают, что нужно стать сильными, умелыми, продуктивными, полезными, зубастыми. И тогда становится понятно, почему так рано хочется развивать интеллект — чтобы никто не обманул, чтобы не пришлось «горбатиться», зарабатывая на жизнь физическим трудом. Интеллект важен для выживания. А игра, дающая опыты чистой радости, наполненности жизнью, ценностями, не является чем-то важным и даже опасна. Это же пустая трата времени, думают они: ведь дети не становятся более умелыми в ходе этой игры и, более того, они могут заиграться. Вот это и есть тайные опасения людей, которые считают, что лучше отдать ребенка в десять разных секций, чем позволить ему спонтанно выбрать сюжет и поиграть со сверстниками.
В советские годы эта позиция была четко выражена. Но и сегодня игра находится в опасности не меньше, потому что общество не знает, насколько она важна для развития детей. В возрасте 4–8 лет все самое важное в личности ребенка формируется в игре.
— В какие же игры должен играть ребенок?
— Многие вещи, которые называются играми, таковыми не являются: например, нельзя назвать игрой игру на пианино или игру в футбол. Речь идет не об обучении основам искусства, не о различных видах спорта и не о виртуальных играх. Речь идет о свободной ролевой игре со сверстниками — когда они сами придумывают себе роли и сюжет. Процесс такой игры наполнен удовольствием, что очень важно. Это увлекательная и полная эмоций процедура, в которой и формируется личность ребенка-дошкольника.
Мы с моими учениками и коллегами в Центре практической психологии образования, которым я руковожу, увидели, что существуют стадии развития игры. Сейчас в наших детских садах 5-летние дети играют в игры детей 2 или 3 лет. Они не развиты по возрасту. Поэтому возникла необходимость создать программу по фасилитации детской игры, по ее аккуратному подталкиванию к развитию. Конечно, ее невозможно насильно тянуть, как растение из горшка, ее можно только подпитывать и терпеливо растить. Мы попробовали сделать так, чтобы ребенок, который находился в старшей группе детского сада, смог за год пройти все стадии игры.
К первому уровню относятся игры, которые должны удовлетворить базовую потребность ребенка в безопасности. На этом уровне дети играют в домики, строят себе норки, прячутся от кого-то. Что-то типа сказочного «Теремка». Когда у ребенка чувство защищенности уже насыщенно, то игра выходит на вторую стадию и на первый план выступают отношения — мы ходим в гости, устраиваем чаепития, играем в дочки-матери или в войнушку. Постепенно игра переходит на третью стадию: появляются правила, которые заранее оговариваются участниками, а за их нарушение применяются санкции. В этой игре интенсивно формируется воля, важнейшая личностная способность ребенка к конструктивному подчинению.
И только в школьном возрасте появляются игры-соревнования, когда важно победить и командой достичь какого-то результата. Это самая высокая стадия игры, в которой уже появляется продуктивность, а до этого момента протекают совершенно другие процессы. И сегодня все ахнули, когда узнали, насколько эти процессы важны для развития личности.
Я приведу в пример американское исследование, которое описывает мой коллега Владимир Константинович Загвоздкин. Американские психологи взяли две тысячи 35-летних немцев, половина из них провела детство в ГДР, а половина — в ФРГ. Детские сады в ГДР работали по советским программам в 70-е годы, а советские программы, как я говорила, были направлены на раннее интеллектуальное развитие и раннее формирование мышления, часто это происходило в ущерб игре, поскольку на нее просто не оставалось времени. В детских садах ФРГ существовали самые разные программы, но в любой из них всегда отводилось много времени на игру.
Поскольку выборка людей, участвовавших в исследовании, была большой, то ученые, сравнивая эти две группы, выявили определенные количественные тенденции. Оказалось, что по уровню достижений, зарплаты и карьерного роста разницы между двумя группами не наблюдалось. Это говорит о том, что для дальнейшей жизни и карьеры не имеет значения, в каком возрасте ребенок научился читать — в 4 года или в 10 лет. Разница, причем статистически значимая, касалась развития эмоционального и социального интеллекта. Группа людей, которая ходила в детские сады в ГДР, имела важные отличия по трем факторам. Первый — чаще имела дело с представителями закона, попадала в полицию. Второй — люди из этой группы значимо чаще в 35 лет чувствовали себя одинокими или реально не имели партнера. Третий — они чаще, чем участники первой группы, были недовольны своей жизнью.
О чем это говорит? С прагматической точки зрения, субъективные проблемы, чувства — несущественный фактор. Но с точки зрения экзистенциальной, внутренней жизни — своей единственной жизни, которая нам дана на этой земле, — эта разница имеет большое значение. Нравится ли мне жизнь? Ценю ли я отношения? Могу ли я в этих отношениях черпать ресурсы и радоваться тому, что у меня есть эти отношения с людьми, с миром, с близким человеком, с родителями? Эта тема очень и очень болезненная.
— Как вы ранее сказали, самое важное в ребенке закладывается в период с 4 до 8 лет, в том числе благодаря игре формируется его воля и конструктивное подчинение. Что еще он должен почерпнуть в этом возрасте?
— Практически все социальные навыки. Как попроситься в игру? Как реагировать, когда ты хочешь вступить в игру, а тебе отказывают? Как договориться? Как прийти к компромиссу? Как отказывать и говорить «нет»? Как принимать отказ от другого? Как предлагать и принимать помощь? Как подчиняться правилам? Как утешиться, отвлечься на другое занятие, когда тебя не взяли?
Например, дети должны научиться к семи годам подчиняться каким-то ограничениям без чувства обиды. Это называется конструктивное подчинение, если оно не сформировано, то человек на всю жизнь остается в сложных динамических отношениях с любыми запретами и ограничениями. Он, как петух, начинает грудью бросаться на любую преграду. В связи с этим ему трудно жить с собой, потому что он постоянно спотыкается об эти запреты и не может согласиться подчиниться хоть какому-то правилу без чувства, что он проиграл или его унизили. Это очень плохо для личности, потому что настоящие реформаторы, умеющие изменять неподходящие правила, не негодуют, а спокойно изучают их. Эта важная черта личности без стресса формируется в игре, поскольку в любой ролевой игре есть правила: если я часовой, то я буду стоять на посту, несмотря ни на что.
В формировании конструктивного подчинения большую роль играют родители, прежде всего отцы, поскольку они чаще всего проводят границы и устанавливают санкции. Или это может быть мама, которая выполняет отцовскую функцию, — такое тоже бывает и ничего страшного в этом нет. С детьми нужно разговаривать о последствиях и о том, как устроен мир, о тех самых границах и ограничениях.
Но разговаривать без унижения: если мы дисциплинируем ребенка так, что он чувствует себя оскорбленным и не понимает смысла («За что меня наказали?»), то тогда для него любое ограничение, любая санкция будет ассоциироваться, по методу Павлова, с унижением и переживанием о том, что он неудачник, что его оскорбили и ему нужно за себя постоять.
Игра имеет огромное значение для эмоционального развития ребенка, для его социализации, для развития силы его «Я», которое укрепляется в решении каких-то маленьких конфликтов. И все психологи сходятся в том, что «Я» укрепляется в конфликте. Если споры и конфликты решаются взрослым, а не ребенком, то у него будет слабое «Я», которое сможет только перепоручить любую трудность его защитнику — маме, папе или кому-то еще. А сильным он становится, когда самостоятельно разрешает какой-то конфликт, но при этом он должен быть ему по силам. Это как раз и есть игровые конфликты: «Ничего не случится, если с первого раза не получилось — мы будем играть дальше. И в следующую игру меня тоже примут», — знает ребенок.
— А могут ли детские сады дать ребенку эту возможность играть и свободно развиваться? И нужно ли вообще отдавать ребенка туда?
— Основная ценность детского сада — в том, что там собраны сверстники. У детей должны быть сверстники, причем не случайные, а одни и те же, с которыми они встречаются изо дня в день на протяжении длительного времени. Но когда вы будете выбирать детский сад, очень важно посмотреть, какая у него программа. Я, например, с большой осторожностью относилась бы к детским садам, которые прямо с порога заявляют, что они собираются формировать успешных и очень умных детей. Это совершенно не нужно в этом возрасте. Знаете, например, как формулируется единственная цель детсадовского образования Финляндии (одного из лучших в Европе)? Обеспечить ребенку переживание благополучия. Больше ничего. Никаких норм чтения и счета. И финны умеют учить!
К сожалению, до последнего времени в России дело было так, что воспитатели детских садов получали очень маленькую зарплату, но они могли получать деньги за дополнительные занятия. Какой-то умный чиновник, придумав эту экономическую схему, совершил действительно нечто страшное. Совершенно ясно, что воспитательницы хотят получать дополнительные деньги и они распишут все детское время по занятиям. А на игру, за которую никто не платит, времени не останется вовсе. Дети в этой ситуации становятся жертвами неудачной экономической схемы. Хотя у нас приняты новые государственные стандарты, в которых запрещено употреблять относительно детского сада слова «уроки» и «занятия», но я уверена, найдется много хитрых людей.
Хороший детский сад — это место, где есть прогулки, есть психологи, есть занятия с песком, водой, красками. В Европе таких детских садов очень много. У них есть специальные комнаты, в которых можно красить стены руками, например. В России, из-за того что детских садов мало, а детей много, сокращаются площади игровых комнат. Негде играть — везде поставили кровати. Получается, что какими-то материальными ограничениями закрыли вообще саму возможность нормального развития. В таком случае лучше нескольким семьям объединиться, как это делают в Европе, и создать свой детский сад.
Выбирая детский сад, также важно понаблюдать за манерой поведения воспитателя: слышит ли она детей? Внимательная ли она? Каково ее внимание: доверяющее детям или это взгляд «надзирательницы»?
— Говоря об играх, сложно не задать вопрос о влиянии компьютера на детей. Сейчас компьютер стал неотъемлемым атрибутом культуры. Безусловно, родители и учителя ругают современные технологии, однако прогрессу и новым техническим веяниям противостоять невозможно. Как сказывается эта погруженность в виртуальные игры на детях?
— Это очень сложная проблема. Я психотерапевт, поэтому я встречаю всю эту проблематику в негативном аспекте: мы имеем тяжелейшую компьютерную зависимость, и никто не знает, что с этим делать. И как психотерапевт я понимаю, что ребенку нужно живое общение как со сверстниками, так и со взрослыми. Компьютеры привели к тому, что дети предпочитают общаться сейчас больше со сверстниками. И это очень сильно обедняет их культурный уровень: они становятся примитивнее, словарный запас уменьшается.
Ребенку дошкольного и школьного возраста, безусловно, нужны близкие и доверительные отношения — так называемые отношения надежной привязанности. Такие отношения возникают, когда ребенок, «вздернутый» этим миром, эмоционально растревоженный им, приходит к более спокойному и сильному взрослому, которому может выплеснуть свою тревогу и задать свой вопрос. Этот принцип называется принципом контейнирования — это немного ироничная психоаналитическая терминология, которая означает, что должен быть контейнер, в который ребенок может сбросить все свои тревоги. Взрослый, который выполняет роль контейнера, все переварит и даст ребенку спокойный и проясняющий ответ. Он работает как фильтр: было в душе ребенка что-то мутное, а стало ясное и спокойное. Когда ребенок приходит со своей тревогой и не находит взрослого, он садится к компьютеру, а его тревога остается.
Сегодняшнее компьютерное поколение, с которым я сталкиваюсь, — это поколение, у которого значимо выше частота расстройств тревожного спектра. Это и панические атаки, и фобии. Такого уровня тревоги не было в докомпьютерную эпоху. Компьютеры отобрали время, которое люди могли бы потратить на живое общение, когда можно обнять кого-то, прикоснуться, увидеть эмоции. Всего этого компьютер не может дать. Хорошая жизнь — это жизнь, в которой много теплых отношений. Что произойдет через 30 лет? Я думаю, что ничего хорошего, потому что у этих компьютерных детей вырастут свои дети и эмоциональное одичание будет продолжаться.
— Вы говорите, что родители должны слушать ребенка и помогать ему, в то же время они должны учить ребенка соблюдать правила и законы общества. Что еще важно не упустить родителям и какими они сами должны быть, чтобы обеспечить ребенку гармоничное развитие?
— Это величайший вопрос: что взрослые должны детям? И каким должен быть этот характер коммуникации, чтобы мы могли говорить, что мой ребенок вырос достойным человеком, чтобы его «Я» укреплялось, чтобы у него формировалось чувство собственного достоинства, чтобы он научился относиться к себе всерьез, чтобы он научился относиться всерьез и к другим людям, чтобы он не вырос эгоистом и, вообще, чтобы он по-настоящему чего-то хотел — хотел закончить школу, хотел научиться ездить на велосипеде.
Есть много хороших ответов на этот вопрос, и я сама всю жизнь пишу какие-то ответы, причем в разные десятилетия эти ответы получаются немножко разными. Но я приведу несколько тезисов.
Во-первых, дети охотно следуют нашим рекомендациям, но дети по своей природе устроены так, что они подражают, чувствуют, чего мы хотим, и даже эмпатически они более развиты, чем взрослые. Но дети делают не то, что мы говорим им делать, а то же самое, что делаем мы. Дети — наши зеркала. Когда мамочка в отчаянии говорит, что ее 3–4-летний ребенок возмущается, если его ставят в угол, ведет себя очень независимо и очень жестко по отношению к ней и другим, я всегда говорю: «Он вам никого не напоминает?». Ребенок делает не то, что ему мама говорит делать, он перенимает нечто большее — саму ее манеру поведения. И тогда встречаются две властные личности: одна — взрослая, а другая — 4-летний ребенок. Начинается война, и это плохо. Часто проблемы в воспитании детей и в общении с ними возникают, когда мы не учитываем тот факт, что они делают то же самое, что мы, в ровно той же манере. И нечего на зеркало пенять.
Великие философы еще в начале XX века говорили: воспитание — это самое сложное, что происходит с человеком, потому что оно постоянно предполагает необходимость всматриваться в себя. Если ты себе не нравишься, если ты себя боишься или если ты никогда раньше этим не занимался, то это потребует от тебя огромного мужества. Ты должен понимать, что ребенок будет платком Фриды, он будет постоянно тебя провоцировать. Невыносимые для меня моменты в общении с ребенком — это не что иное, как всплывающие в памяти невыносимые чувства из моего детства. Те, что казалось, давно похоронены. Многие люди из-за этого добровольно отказываются от родительства, поскольку боятся посмотреть внутрь себя.
Родителю следует понимать, что в первую очередь надо подружиться с самим собой. Если у него это получилось, то он станет хорошим отцом или матерью. Но чаще всего получается, что человек должен делать все одновременно, а это бывает очень сложно, потому что дети отнимают все силы и на себя не оставляют времени.
Второй тезис: мы должны каждый день находить новое равновесие между двумя стратегиями. С одной стороны, дети должны воспринимать нас как надежный объект привязанности, то есть мы должны быть надежными, теплыми и чуткими, должны слушать ребенка и доверять ему, у нас должно находиться время для его переживаний и вопросов. С другой стороны, родители ради самого же ребенка должны научиться быть твердыми. Но быть твердыми — это не значит быть агрессивными, оскорбляющими или унижающими. Твердость — это умение проводить границы. Ребенок в своей спонтанности, импульсивности нуждается в каких-то поручнях, чтобы не свалиться в пропасть. Быть поручнем, а иногда и стенкой, надо уметь. Но эта стенка никогда не должна быть железобетонной, чтобы ребенок об нее не раскололся. Искусство быть твердым, но мягким — это и есть искусство быть родителем. И так каждый день.
Третий тезис такой: есть время для проведения границ, а есть время чистого сорадования. Должно быть время, в которое мы не выясняем отношения, не решаем конфликты. Например, это время перед сном, когда, что бы там ни было до этого, мы откладываем конфликт на завтра и принимаемся читать книжку, потому что это наша традиция — читать 20 минут перед сном. Или рассказываем, как прошел день, обсуждаем что-то интересное. В этих традициях не должно быть место конфликту, и даже на фоне какого-то неразрешенного спора они остаются нетронутыми. А решение конфликта можно перенести на завтра, но нужно не забыть его обсудить. В этом плане хороши книжки Оскара Бренифье, потому что они дают родителям готовые способы, как это делать.
Родительство — это реальный тест на взрослость человека. Родители постоянно сдают экзамены, и самый сложный из них — это подростковый период детей. И лишь когда твоему ребенку уже исполняется 21 год, ты можешь выдохнуть и сказать: «Теперь я, кажется, стал взрослым».
Интервью Светланы Кривцовой на канале VideoReview:
