Машины создают искусство — так ли это и почему это не проблема
Вместо эпиграфа
Мы почти не знакомы, но я узнаю, что у моего собеседника в планах заниматься преподаванием искусства. Хорошо, но я ведь в этом ничего не понимаю. Чтобы свести разговор к общей теме, я спрашиваю что он думает про то, что компьютеры рисуют картины и пишут музыку. Человек отвечает, что никогда не слышал об этом. Но, узнав подробнее, сказал, что это не искусство, потому что в нем нет души. Машины не могут создавать искусство по определению. Я возражаю, что для такого высказывания нужно дать определение души, машины и искусства. На этом разговор прекращается: собеседник говорит, что эта беседа для него некомфортна: он предпочтет жить дальше, не зная того, что машины рисуют картины, потому что само это знание доставляет ему сильный дискомфорт.
Почему это проблема
Нoвости о радикальных успехах нейронных сетей приходят в среднем раз в две недели. Не думаю, что еще хоть одна технология в истории развивалась столь стремительно. Вот только некоторые из них:
- “Компьютер научился копировать стиль художников”
- “Компьютер научился писать музыку”
- “Компьютер научился копировать стиль поэта”: Сотрудники «Яндекса» Алексей Тихонов и Иван Ямщиков записали и выпустили альбом «Нейронная оборона», тексты к которому в стиле лидера группы «Гражданская оборона» Егора Летова написала нейросеть. Тест Медузы показал, что около 60 процентов людей не смогли определить где машинам, а где человек.
- “Написанный компьютером рассказ вышел в финал литературного конкурса”: роман “День, когда компьютер напишет роман” написал нейронной сеткой (оценим иронию), которую разработала группа ученых из Университета будущего в Хакодате. Роман вошел в список финалистов Литературной премии имени Хоси Синъити (популярного японского писателя-фантаста).
Можно ли считать это искусством? Ответ на этот вопрос будет зависеть от наших философских убеждений, причем, спустя несколько логических звеньев рассуждений, мы придем к вопросу о природе сознания. Если сознание есть некоторое эмерджентное свойство системы из вкусной нейронной кашицы (вкусной — так как мозги, например, бараньи во многих кухнях считаются деликатесом) (ну на самом деле, эта вкусная кашица есть коннектом (connectome) — совокупность и конфигурация всех нейронов, их связей, распределения зарядов, и метаболом (metabolome) — совокупность и конфигурация всех синапсов, молекул нейромедиаторов, гормонов.), то, конечно, нет никакого формального запрета на то, чтобы компьютеры с менее вкусной нейронной кашицей (кремний все же неприятно хрустит и портит зубную эмаль) тоже занимались творчеством. Если же сознание есть некая функция от сочетания “коннектом + метаболом + душа” (где душу можно заменить на какое-то другое слово: от “божественная искра” до “витализма” с одним условием: мы не знаем что это такое, как это создать, имитировать или даже измерить), то мы получаем очевидный формальный запрет на творчество сущности, не обладающей этой добавкой. Если мы сторонники первого пути, все равно мы можем столкнутся в доказательстве с таким неудобным контраргументом, как “свобода воли”, который тоже намерен дать формальный запрет на творчество машин. И чтобы бороться с ним, нам придется ответить на вопрос о детерминированности нашего мира. Тут мы могли бы вспомнить мысленный эксперимент “Демон Лапласа”, и остановится на существовании иллюзии свободы воли. Так или иначе, я придерживаюсь мнения, что формальных запретов на творчество машин не существует.
Но так ли здесь важны подобные философские рассуждения? Ведь тех людей, кто считает аксиоматичным в творчестве наличие “чуда”, “души”, эти новости об успехах технологии глубокого обучения нейронных сетей выбивают из колеи. Им приходится либо закрываться от этих фактов (но невозможно закрываться вечно. Можно отрицать один, два факта, но рано или поздно придется признать), либо пересматривать мировоззрение, сдвигать картину мира. Процесс, конечно, некомфортный, это тот самый “шок будущего”, о котором писал Элвин Тоффлер:
“Захваченный турбулентным потоком изменений, вынужденный принимать значительные, быстро следующие друг за другом решения, жертва шока будущего чувствует не просто интеллектуальное замешательство, а дезориентацию на уровне персональных ценностей. По мере того как скорость изменений возрастает, к этому замешательству подмешиваются самоедство, тревога и страх. Он становится все напряженнее, он устает. Он может заболеть. Поскольку давление неумолимо усиливается, напряжение принимает форму раздражительности, гнева, а иногда выливается в бессмысленное насилие."
проследить, что с начала технологической истории человечество делегировало машинам все больше — сначала физический труд, потом хранение информации и вычисления, затем анализ данных, и вот сейчас технология глубокого обучение нейронных сетей позволяет на основе данных создавать новый контент, принципиально отличающийся от исходного. Что в этом особенного? То, что до этого момента у человека оставалась монополия на эту высшую когнитивную деятельность, на человеческий гений — на творчество. Иосиф Бродский, например, считал поэзию “видовой целью человечества”:
“Поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но, скорее, наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства, — речь, то поэзия — высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей.”
И вот теперь эта монополия рушится — вот это и приводит к диалогам, с трансляции одного из которых я начал данную статью.
Почему это не проблема
Если проследить эту последовательность делегирования машинам более внимательно, оказывается, что на каждом ее этапе, человечеству остаются более сложные задачи. Делегируя отдельные функции нашего сознания технике, мы не становимся более ленивыми или глупыми — наоборот, мы это делаем для того, чтобы работать с более сложными системами. Компьютер обрабатывает информацию, чтобы мы могли работать с метаинформацией, с задачами более высокого уровня. Допустим, надо построить адронный коллайдер. Ни один человек, ни группа людей не способны удержать в голове настолько сложную систему. Нам остаётся либо ждать, пока мы эволюционируем до такого уровня, когда сможем держать в голове все данные о коллайдере, либо отдавать всё больше функций по обработке этой информации компьютеру. То есть если бы нам не помогал компьютер, мы бы не стали более умными чтобы построить коллайдер без его помощи, мы бы не построили его вовсе. Перекладывая этот принцип на ситуацию с искусством, видно, что человечеству остается только творчество самого высокого уровня: создание новых смыслов, а не объектов. Идей, а не реализаций. Потому что остальное уже может машина.Кроме этого, копирование в мире искусства не редкость и есть позиция, что и раньше искусством можно было назвать только тех, кто придумывал новые стили. Например, поэт, эссеист Лев Рубинштейн в нашей беседе о творчестве нейронных сетей, сказал
"В истории искусства всегда были подражатели и в этом смысле нейронные сети ничем не отличаются от людей, которые копирует чужие творческие стили. И ни в том, ни в другом случае я не считаю это настоящим творчеством. Копирование было и будет всегда, творцами же могут называться только те, кто делает что-то принципиально новое. К сожалению, такое редко встречается. Вот, например, дети, лишенные шаблонов и опыта, могут делать что-то наивно-гениальное. Взрослые - реже."
К тому же, вся коллективная паника на тему конфронтации с машинами, скорее всего окажется бессмысленна: гораздо эффективнее не конкурировать с машинами, а вступать в коалицию. Лучше иметь компьютер с нейронной сеткой, подключенный к нашему мозгу посредством нейро-компьютерного интерфейса, чем бороться с этим копмьютером за рабочее место. Начнется все с персональных интеллектуальных помощников — таких очень умных Siri. Мы можем делегировать им рутинные операции — заказать еду или вызвать такси. Таким образом, наша жизнь упрощается благодаря искусственным агентам. Предположим, что вам нужно найти отель с количеством звезд на Booking.com не менее N и чтобы рядом был ресторан с количеством звезд на Foursquare не менее P. И чтобы дизайн в отеле был, как нравится именно вам. Это классическая проблема оптимизации. Её очень неудобно решать вручную через два приложения. Это случай как раз для таких персональных интеллектуальных агентов, и принципиально важна в них технология глубокого обучения нейронных сетей — чтобы они знали, что значит «нравится дизайн» именно для вас. Это будет такое общество киборгов, и художники тоже будут не конкурировать с роботами, а использовать цифровую часть своего мозга для создания еще более интересных объектов искусства. Поэтому, я думаю, что в скором будущем алгоритмы deeplearning будут изучаться в том числе и в творческих ВУЗах. Но вот этот разговор, с которого я начал данную статью, вскрыл для меня проблему того, на сколько это может быть не принято людьми, которые не готовы обладать знанием факта новой действительности. Даже не принимать сам действительность, а факт ее существования. Я же нахожусь в предвкушении того, каким будет новое искусство, творимое людьми с компьютерами, подключенными к голове: искусство киборгов для киборгов.
Статья опубликована по ссылке.
