Утопия как гипотеза о человечестве. Часть 1. Старая, старая утопия

Какая социальная парадигма будет определять форму новой энергетики?

Дмитрий Холкин
Internet of Energy
7 min readJul 29, 2020

--

Утопии осуществимы, они осуществимее того,
что представлялось «реальной политикой»
и что было лишь рационалистическим расчетом
кабинетных людей. Жизнь движется к утопиям.[1]
Н.А. Бердяев

Роберт Макколл “Пролог и обещание”

Занимаясь системными вопросами энергетики будущего, необходимо понимать, в рамках какой отраслевой концепции и более широкой социальный парадигмы ты размышляешь и строишь планы. Российские специалисты и эксперты вынуждены выбирать между концепцией продолженного советского энергетического проекта и западной концепцией энергетического перехода. За ними стоят разные утопические парадигмы — идеальные представления об организации общества. По большому счету речь идёт о выборе не концепции, а парадигмы. Смена парадигмы общества — это сложный естественно-исторический процесс, существенным образом связанный с уровнем развития социальных отношений, особенностями культуры и историческим опытом этого общества. По всей видимости, в результате больших различий по указанным позициям со странами Европы и Северной Америки Россия со скрипом реагирует на повестку борьбы с потеплением климата, нехотя принимает «зеленую» риторику… В то же время парадигма советского проекта, очевидно, устарела. Что делать? На всех парах идти развивать политику декарбонизации или модернизировать мировоззрение, заложенное еще при старте плана ГОЭЛРО? С ответом не надо торопиться, возможно, есть другой путь. Приглядимся к тем изменениям, которые сейчас происходят вокруг[2]. Возможно, мы увидим проявление новой утопии, созревающей в общественном сознании, сможем сформулировать новую общественную парадигму и определить адекватную ей формулу для российской и глобальной энергетической программы.

Старая, старая утопия

В разные эпохи людей увлекали различные утопии — идеальные представления о природе, об общества и о человеке. Они возникали как радикализированная реакция на окружающие проблемы и становились путеводной звездой для тех, кто хотел изменить мир к лучшему. Получалось всегда не то, что виделось в идеале, но следующие поколения опять искали рецепт совершенного устройства человечества. И каждая попытка сформулировать новую утопию была рефлексией над предыдущими утопическими проектами с учетом пройденных ошибок. Последняя утопия перед сносящим все взрывом неолиберализма и постмодерна была сформирована в советской фантастике 60-х — 70-х гг. Вместе с «концом истории» был объявлен и «конец утопии»[3], и традиция формирования идеала и стремления к нему прервалась. Но сейчас приходит метамодерн, который возвращает на новом витке развития культуры энтузиазм модерна, прагматический идеализм. А это значит, что пора творить новую утопию. Но сначала надо изучить то, что было начертано нашими отцами и дедами и то, что сложилось в общественном сознании на месте идеала в мире, живущем без утопии.

О природе

О природе наши предки на протяжении большей части XX века судили сурово. Одни только названия государственных документов советского периода чего стоят: “Сталинский план преобразования природы”, “Программа переброски на юг полноводных северных и сибирских рек”! Тогда, особенно в первой половине столетия, человечеству был присущ титанизм преобразования окружающего материального мира, не терпящий ожидания “милостей от природы”. Он базировался на физиофобии, преодолении естественности, отрицании руссоизма с его девизом «назад к природе». С современных позиций этот тренд был насквозь антиэкологичен. Уэллс в своей утопии «Люди как боги» уничтожает всех вредных и неприятных животных. Циолковский в своих философских работах обсуждает необходимость уничтожения комаров. Фантасты Юрий и Светлана Сафроновы в романе “Внуки наших внуков” мечтают о том, как в Арктике искусственно поднимется температура на 30 градусов! О последствиях потепления климата они тоже подумали, в их футуристических картинах избыточная вода сливается в искусственные моря, выкопанные в африканских пустынях[4].

Эмоциональные зарисовки мегапроектных инициатив того периода сопровождались рациональным расчетом и обоснованием эффектов. Они воздействовали на разум и на чувства, они убеждали и увлекали. Например, великий русский писатель и инженер-электротехник Андрей Платонов так пишет в свой статье об улучшении климата[5]: “Я подсчитал (грубо, конечно), что, чтобы разморозить восточную часть Сибири, нужно два золотых миллиарда рублей. Это немного. Это экономически рентабельно. Работа заключается в канализации теплых течений в Сибирь через горные массивы и такой же канализации холодных потоков с ледяной пылью из Сибири в пустыню Гоби, где есть места, где никогда не бывает и не было осадков: растаявшая ледяная пыль даст пустыне облака и дождь, впервые от сотворения мира. В Китае можно сделать влажный умеренный климат с преобладанием к теплому, взамен знойно-пустынного, в Сибири — умеренный, западноевропейский примерно, как в Германии.”

Почему на смену этому “напору на историю и природу” почти из небытия пришли мальтузианские идеи самоограничения, ставшие основой доминирующей в настоящее время концепции устойчивого развития? Видимо, в какой-то момент лирики взяли реванш над зарвавшимися физиками и назло им возвели на политический пьедестал суровый экологизм. И вместо того, чтобы решать задачу, как “распространить человечество по всему земному шару, сделав последний равноценным и удобным от полюсов до тропиков”, мы возводим организационно-политическими средствами самоограничения, отправляемся в “самоизоляцию”, скрываем свой обывательский страх перед вызовами природы за благовидной концепцией устойчивого развития.

Об обществе

Проекты идеального устройства общества со времен Платона стали предметом усилий многих практикующих философов. С новой силой проектирование утопий «перезапустилось» в эпоху Возрождения и продолжалось весь период модерна. Томас Мор, Кампанелла, Морелли, Фурье, Кабе, Беллами, Уэллс и многие другие утописты формировали идейный фундамент для больших социальных экспериментов XX века. Они стали предтечей запуска и коммунистического, и неолиберального проектов.

В коммунистических утопиях новый социум виделся как результат «ампутации» большого числа институтов и социальных слоев, которые замещаются регламентацией и вмешательством властей в жизнь. Отсюда явная тоталитарность и рационализм общественного устройства, являющиеся плодом абстрактного “математического” разума. Практическая реализация этих установок в Советском Союзе привела к отторжению как самих идеалов, так и практик утопического проектирования. Последние авторы классических утопий — Ефремов и ранние Стругацкие — пытались преодолеть негативные аспекты коммунистической проекта. Они в своих художественных мирах постарались заменить регламентацию на радикальную трансформацию человеческой психики и сознания в сторону саморегламентации[6]. Но человечество не успело воспользоваться их рецептами, после развала Советского Союза весь идейный ландшафт западной цивилизации занял неолиберальный проект.

На фоне тоталитарных режимов либерализм представлял собой привлекательную систему социальных технологий, позволяющих без чрезмерных издержек согласовывать интересы разделенных индивидов с различными желаниями. Напомню, что коммунистическая утопия в идеале предлагает полное устранение и разделенности, и различий интересов. Но устранение не в смысле большевистского уничтожения, а в смысле гегелевского снятия (нем. Aufhebung). Экономическая модель неолибреализма — капиталистическая система отношений — показала свою устойчивость и адаптивность в тяжелых конкурентных испытаниях XX века. Однако, вызовы коронавирусной пандемии, замещения труда людей роботами и потепления климата еще раз проблематизируют модель капиталистического устройства экономики. Многие левые интеллектуалы усматривают в цифровых технологиях новые основания для того, чтобы еще раз замахнуться на проектирование и воплощение идеального устройства общества, во многом используя идейную базу коммунистических утопий.

О человеке

В современном романе бельгийского писателя Андре-Марселя Адамека «Самая большая подводная лодка» ведется рассказ о жизни маленького портового городка. Сначала неизвестный вирус поразил устриц, потом загрязнение залива мазутом погубило омаров. Это подточило основной источник экономической жизни города, и он стал Портом Бедняков. Местные жители оказались в удушливых обстоятельствах «экономического неудобия». Их жизнь поддерживается дотациями, но они теряют смысл своей жизни. Они продолжают формально оставаться частью богатой и свободной Европы, но полностью теряют возможность действовать сообразно некоторой цели, а не под давлением внешних обстоятельств. Даже самые отчаянные попытки освобождения тщетны, их порыв к свободе оказывается «всего лишь прыжком в пустоту»[7]. Находит выход из проблемной ситуации только тот, кто выбирает смерть.

В условиях надвигающегося цифрового мира, в котором для материального производства становится не нужно так много людей, вопрос о месте человека становится не просто важным, а определяющим. Большая часть населения оказываются в ситуации жителей Порта Бедняков. Даже при условии введения безусловного базового дохода люди теряют привычные формы проявления свободы. Только последние классические утопии прошлого века дают хоть какой-то ответ на вопрос о том, чем будет заниматься человек в полностью автоматизированной экономике, в беструдовом обществе, как будет его жизнь наполняться смыслом. По правде говоря, советские писатели-фантасты, будучи сами представителями интеллектуальных профессий, в утопиях строили рай для интеллигенции, но это хороший рай, где люди увлеченно занимаются научными исследованиями, самоотверженно осваивают космос, испытывают восторг от участия в грандиозных проектах. В этом обществе люди могут реализовывать свой потенциал, ставить цели, осуществлять действия сообразно с ними, а не с отклоняющими воздействиями внешних обстоятельств.

В коммунистической утопии реализована позитивная концепция свободы, в политической философии характеризующаяся возможностью и наличием ресурсов для реализации своего собственного потенциала. В Порту Бедняков властвует негативная концепция свободы, которая характеризуется свободой от внешних ограничений и насильственного вмешательства других людей[8]. Не факт, что в условиях новой нормальности негативная концепция свободы, являющаяся базовым постулатом либерализма, останется привлекательным для людей. Востребована будет та концепция, которая несет позитивный заряд для каждого человека — радость жизни, уверенность в завтрашнем дне, творческую самореализацию.

Наверное, предельным художественным воплощением позитивной свободы являются людены из повести Аркадия и Бориса Стругацких «Волны гасят ветер». Людены — это субъекты вертикальной эволюции человечества, существа со сверхординарными способностями и возможностями, они могут моментально менять форму, географические координаты, воздействовать на технические средства и сознания других. Они обладают абсолютными степенями свободы. Интересно, что Стругацкие точно указали природу люденства: «Мы — не результат биологической революции. Мы появились потому, что человечество достигло определенного уровня социотехнической организации»[9]. Новая свобода является следствием новой организации общества и использования новых технологий.

Продолжение следует…

Подготовлено IC ENERGYNET / Автор: Дмитрий Холкин

[1] Николай Бердяев «Демократия, социализм и теократия» (http://hrono.ru/libris/lib_b/berd08.html)

[2] Дмитрий Холкин «Свежий ветер из “окна Овертона”» https://medium.com/internet-of-energy/296ec3c7bc3d

[3] Герберт Маркузе «Конец утопии» (http://www.ruthenia.ru/logos/number/45/02.pdf)

[4] Константин Фрумкин «Соблазны «Туманности Андромеды»: Лейтмотивы коммунистической утопии от Томаса Мора до Ефремова и Стругацких». URSS. 2021.

[5] Андрей Платонов «Об улучшении климата» (http://platonov-ap.ru/publ/ob-uluchsheniyah-klimata/)

[6] Константин Фрумкин «Соблазны «Туманности Андромеды»: Лейтмотивы коммунистической утопии от Томаса Мора до Ефремова и Стругацких». URSS. 2021.

[7] Андре-Марсель Адамек «Самая большая подводная лодка в мире»

[8] Исайя Берлин «Две концепции свободы» (http://kant.narod.ru/berlin.htm)

[9] Аркадий и Борис Стругацкие «Волны гасят ветер» (http://www.rusf.ru/abs/books/vgv00.htm)

--

--