Валять дурака нельзя заплакать

Максим Брагинец, актер Республиканского театра белорусской драматургии, исполнил главную роль в спектакле «Охота на себя» («Паляванне на сябе») режиссера Стаса Жиркова. Премьера состоялась в РТБД осенью прошлого года. Мы встретились с Максимом и поговорили о том, похож ли он на своего героя, за что любит Быкова и почему в спектакле говорят на трасянке.

«Математика мне так и не понадобилась»

– Для вас актер — это профессия или образ жизни?

– Нет, не образ жизни, профессия. Это работа, которая приносит удовольствие.

– Вы разделяете работу и остальную жизнь?

– Конечно. Может быть, я категоричен, и некоторые коллеги на меня обидятся, но я считаю, что это нормально, когда у тебя есть четкая грань между тем, когда ты на сцене, и когда ты вне сцены. Актерство — это такая же профессия, как и любая другая. Просто, чтобы резать по дереву, нужны золотые руки, а чтобы быть хорошим актером, нужно чуткое сердце, доля таланта и очень много труда.

– Расскажите о том, когда театр появился в вашей жизни?

– Я родился в деревне Сорочи. С 4 класса посещал образцовый театр «Летуценнікi». У меня в семье три старших брата и одна младшая сестра, и мы все прошли через этот коллектив. Но актером я не собирался быть, а все детство мечтал стать футболистом. Я говорил всегда всем учителям, что «не нужна мне ваша математика, я стану футболистом». А когда я был в девятом классе, пришлось серьезно подойти к выбору профессии. Я понял, что футболистом все-таки не стану и решил, что пойду в актеры. Математика мне так и не понадобилась.

– На сегодняшний день РТБД, театр в котором вы служите, является одним из самых популярных у зрителя. Чем вы это можете объяснить?

– Во-первых, это молодой театр, и в буквальном смысле, и в плане того, что там работает труппа достаточно молодая. И режиссеры, которых А. Ф. Гарцуев приглашает, и драматурги, произведения которых есть в нашем репертуаре, это в основном тоже молодые люди. Во-вторых, мне кажется, что при всем том, что мы государственный театр, мы достаточно смелые, мы стараемся говорить на актуальные темы современным языком.

Режиссер, выбивающий из зоны комфорта

– Актер — это ведомый режиссером человек или нет?

– Для актера большое счастье, когда он точно понимает, что от него хочет режиссер, когда режиссер ставит четкую задачу. Актер, конечно, ведомый. Но тут должна еще быть тонкая грань. Есть режиссеры-диктаторы, которые выстраивают все, вплоть до поворота головы. Но все-таки мне больше по душе режиссеры, которые оставляют некоторую свободу актерам. Ведь нужно, чтобы актеру приходилось себя теребить, думать, потому что без этого можно легко превратиться в функцию, атрофироваться, потерять сноровку. Кстати вот, например, с Сашей Марченко всегда много свободы. И часто он даже идет больше от актеров, доверяя их индивидуальности. Я люблю поиск, люблю работу.

– Вы играете главную роль — Вити Зилова — в спектакле «Охота на себя» Стаса Жиркова. А работали ли вы ранее с ним?

– Нет. Когда Стас привозил в Минск спектакль «Любовь людей», я посмотрел его и сказал сам себе, что очень хочу поработать с таким режиссером. Потом я видел его спектакли «Тату, ти мене любив?», «Наташина мечта». И получается, что к тому моменту, когда мы начали работать с ним, я уже посмотрел три его спектакля, и мое желание работать с ним никуда не исчезло, а стало еще больше.

– Вот вы сказали, что очень хотели поработать с таким режиссером. А с таким — это каким?

– Это другой театр. В моем опыте еще не было режиссуры подобного рода. Это когда в одной сцене ты, грубо говоря, валяешь дурака, а уже в следующей играешь тяжелейшую драму и должен по щелчку заплакать. Это, когда театр представления и театр переживания должны уживаться в тебе одновременно. Смех сквозь слезы, слезы сквозь смех… И для актера это большая удача, если он участвует в спектакле такого рода и если у него это получается. Потому что это испытание на прочность. Мы привыкаем к чему-то, находимся в зоне комфорта, а Стас — это режиссер, который выбивает тебя из нее. Он заставляет тебя взбодриться.

«Зилов — большой ребенок»

– Помните ли Вы свои первые впечатления и эмоции, когда прочитали пьесу А. Вампилова «Утиная охота», по мотивам которой поставлен спектакль «Охота на себя»?

– Был один забавный эпизод, когда мой однокурсник Серега Руденя не знал, какой отрывок взять для сценической речи. А я как раз прочитал на днях Вампилова и сказал ему: «Возьми Зилова». Он выбрал его, и в итоге потом поехал в Москву на конкурс и взял награду. Но я никогда не думал, что буду играть Зилова, тем более, когда читал в первый раз.

– Он вам чем-то не понравился?

– Да нет. Просто на тот момент я точно не был Зиловым. Да и сейчас я себя до конца не ощущаю им.

– А что общее находите у себя с ним?

– Возраст приблизительно одинаковый. У Вампилова это человек 30-ти лет. И это удивительно, потому что сейчас, в современном мире, мне кажется, что кризис у мужчин наступает чуть позже, ближе к сорока. Вот мне сейчас 31, и я скажу, что нет у меня таких проблем как у Зилова. Что-то похожее, какие-то отголоски, намеки какие-то — да, есть, какая-то рефлексия по поводу жизни, по поводу социума может быть.

– А вы его оправдываете как жертву ситуации, жизни. Или же сам виноват?

– Нет, ни в коем случаем не сам виноват. Естественно, его вина в этом тоже есть. Но в пьесе и спектакле одной из главных является тема человека и социума. Рассказывается о том, как наше окружение может на нас повлиять, и о том, как мы воспринимаем этот мир. И как, например, человек может идти по жизни, как Саяпин, с одной только мыслью «галоўнае атрымаць кватэру», не замечая того, что ты втаптываешь в землю сейчас своего лучшего друга.

Да, конечно, Зилов бабник, но все-таки мне кажется, что любит он жену Галину. А отношения с Ириной — это просто побег от каких-то бытовых проблем, которые рано или поздно настигают всех в браке. Кого-то больше, кого-то меньше. Он как большой ребенок, который не готов был решать эти проблемы, а просто бежал от них и прибежал в тупик.

– Может Зилов просто мечтатель, который ждет журавля в небе?

– Да, абсолютно так. Он ждет свою утку. Эта охота — это что-то эфемерное, это мечта о свободе, о тишине. Он же говорит: «Ты не ўяўляеш, якая там цішыня. Толькі там ты адчуваеш, што цябе няма, што ты не нарадзіўся». Он стремится, как ни странно, к какому-то одиночеству. Ему нужна эта свобода, чтобы побыть наедине с собой, распутать этот сложный клубок, который он сам создал.

– В спектакль режиссер вводит трасянку, название локаций, которые существуют сегодня, например «Новая Боровая», меняет название ресторана. Это для того, чтобы показать, что с момента написания пьесы ничего не изменилось или чтобы ярче отразить проблемы сегодняшнего дня?

– Тут и то, и другое. То, что Вампилов стал классиком — это однозначно, хотя прошло еще не так уж и много времени. А то, что мы это привязываем к нашим реалиям — это для того, чтобы добавить еще каких-то проблем, в том числе триязычие. Это наша данность, поэтому если мы можем об этом говорить, почему об этом не сказать. Привязывание к локациям вызывает отклик у публики. Театр же он строится на узнаваемости, поэтому, когда зритель слышит какие-то топонимы близкие его уху, ему становится приятнее смотреть спектакль, что-то откликается в душе. Он понимает, что это происходит ни с кем-то где-то, а это может происходить и с ним, и с его соседом.

Максим Брагинец в жизни

– В театре вы играете различные роли. А какой вы в жизни? На какую из своих ролей вы похожи?

– Я открытый человек, люблю общение. Сейчас я уже тяжелее пускаю людей в свою жизнь, потому что жена, ребенок маленький, больше стараешься уделять время семье. Но больше всего, мне кажется, я похож на Александра из «Тихого шороха уходящих шагов». Еще я люблю помогать людям, дарить подарки, Родину люблю.

– Какой ваш девиз?

– Я могу обозначить формулу, которой я пользуюсь: «Если ты что-то делаешь, делай это с максимальной отдачей». Не нужно экономить силы. Каждый спектакль как последний, каждая репетиция как последняя, потому что не знаешь, что будет завтра. Это касается и отношений, и дружбы, и всего остального.

– Максим, продолжите фразы: Если музыка, то …

– Рок. Раньше я больше слушал русский и беларуский рок. Начиналось все с Наутилуса, Кино, Король и шут, NRM. Я был большим поклонником NRM, ездил на их концерты. И потом даже я снимался в кино с Лявоном Вольским. Я уже был актером, но так и не смог подойти сфотографироваться, постеснялся. Потом, во время учебы в Академии и западный рок тоже начал слушать.

– Если режиссер кино, то…

– Алексей Балабанов, он мой любимый режиссер. Я его люблю за атмосферу, за правду. Я еще за это люблю скандинавское кино. Там все медленно, вроде с человеком не происходит видимых перемен, но вдруг ты видишь его состояние через глаза, через неожиданные поступки. Я хотел бы поработать с подобного рода режиссерами.

– Если писатель, то…

– В Беларуси это Быков, опять же — за правду. Я люблю честность, я люблю без купюр. Алексиевич еще, хотя ее неимоверно сложно читать. Некоторые книги ее приходилось откладывать, а одну книгу я не смог читать, потому что у меня родился ребенок. Из зарубежной — Хемингуэй, Ремарк, Слаповский, Пелевин.

Беседовала Карина Волобуева

Автор фото: Владислав Рахубо