О национальном единстве
К 70-летию Китайской Народной Республики
Китая в последние месяцы стало как-то очень много. По количеству упоминаний в новостях с ним конкурирует только Великобритания. Но если у англичан есть лишь одна тема, с которой они покоряют инфопространство — а именно Брекзит, то у китайцев таких тем вороны не клюют. Торговая война с США, концлагеря в Синьцзяне, протесты в Гонконге — это только три основные, а есть ещё и другие, поменьше.
И, как будто всего этого этого мне не достаточно, я на днях начал смотреть китайский фэнтэзийный сериал про эпоху феодальной раздробленности и читать главу про династию Тан в прекрасной книге Файнера “The History of Government from the Earliest Times”.
Династия Тан пришла к власти вслед за объединившей Китай после очередного периода феодальной раздробленности династии Суй, и Файнер упоминает о том, что Китай, многократно за свою длинную историю разваливаясь на части, в отличие от других царств и империй раз за разом снова объединялся. Файнер традиционно, как и большинство пишущих на данную тему, объясняет эту способность возрождаться из пепла единством письменного китайского языка, обеспечивающую культурное, а, значит, и государственное единство.
Я видел это объяснение сотни раз, но только теперь я вдруг понял, что оно никуда не годится.
1-го октября Китайская Народная Республика отпраздновала 70-летие. СССР, под разными названиями, прожил 74 года, и, хотя сейчас эта мысль многим кажется дикой, есть шанс, что КНР его не переживёт. Экономический рост в Китае опасно сокращается даже по официальной китайской статистике, а по некоторым сторонним оценкам официальные цифры роста ВВП очень сильно завышены. Согласно опубликованному в марте независимому исследованию, Китай почти на 20% беднее, чем принято считать. Тот экономический рост, который ещё есть, достигается не за счёт повышения внутреннего спроса на товары и услуги, а за счёт вливания денег в гигантские и всё более бессмысленные инфраструктурные проекты, как когда-то в Советском Союзе. Общая задолженность населения, фирм и правительств всех уровней, непрерывно растёт и достигла уже 303% официального ВВП. Зарплаты в стране уже начали падать, а цены, наоборот, резко расти. В стране ежедневно проходят сотни мелких и крупных протестов и забастовок — пока что не политических, а социальных, из-за загрязнения окружающей среды, просроченных прививок, закрытия заводов и т.д. и т.п. — но это может измениться в любой момент. Протесты в Гонконге, всё новые накладываемые Трампом санкции и слухи о готовящейся большой чистке на верхних этажах власти тоже не добавляют Китаю стабильности.
Конечно, это не значит, что коммунистическая власть в Китае в ближайшие годы обязательно падёт, возможно, Китай выстоит и возобновит экономический рост в 10% в год. Но вероятность того, что китайская модель коммунистического капитализма себя исчерпала, сегодня высока как никогда. А каждый раз, когда в Китае падает очередной политический режим, страна на десятилетий погружается в гражданские войны гигантских масштабов. По сравнению с последней гражданской войной в Китае, продолжавшейся с небольшими перерывами с октября 1911 по октябрь 1949 года, российская Гражданская блекнет и съёживается.
Вообще гражданские войны и безвластие на протяжении каких-нибудь жалких 4–5 лет, как в начале 20-го века в России, в Китае происходят после падения каждой династии и даже не считаются чем-то серьезным. Действительно серьезные гражданские конфликты в Китае измеряются десятилетиями, а то и столетиями. Первый такой, под названием “Эпоха воюющих царств”, случилось после падения династии Чжоу в 5 веке до нашей эры и продолжался более 200 лет. Второй — после падении династии Хань в 3 веке н.э. и длился почти 4 столетия. Следующий, после падения династии Тан в 10-м веке, занял 70 с лишним лет, пока к власти не пришла династия Сун. При ней, в результате либеральной, как сказали бы сейчас, экономической политики и институциональных инноваций, страна достигла беспрецедентного по меркам того времени экономического процветания. По некоторым оценкам уровня жизни, который был в Китае при Сун, в конце 10-го — начале 12-го веков нашей эры, страна смогла снова достичь лишь через тысячу лет, в 1980-х.
Но всё хорошее когда-то заканчивается, и династия Сун тоже пришла в упадок. Китай завоевали монголы, потом его отвоевала обратно династия Мин, потом его опять завоевали иностранцы-маньчжуры и, наконец, в начале 20-го века, Китай очередной раз погрузился в хаос, на этот раз примерно на 40 лет, пока его снова не объединили коммунисты.
Как я упоминал выше, эту способность китайцев раз за разом восстанавливать распавшуюся империю, обычно объясняют тем, что у населения страны всегда был один общий язык и одна общая письменность.
Первое попросту неверно, языков там много и они в основном взаимонепонимаемые — дистанция между ними не меньше, а то и больше, чем, скажем, между французским и итальянским. Но письменность действительно одна, так что письменный китайский понимают и понимали во всех концах страны.
Но объяснением постоянного возрождения Китая это являться не может.
В поздней Римской империи тоже был один язык — вульгарная латынь, на потомках которого до сих пор говорит почти все население Южной Европы (а до арабского завоевания говорила и большая часть Северной Африки). Да, у этого языка были региональные разговорные диалекты, но они отличались между собой не больше, чем региональные диалекты китайского. А письменную латынь понимало всё образованное население Империи. Мало того, поскольку иероглифы выучить очень сложно, в Китае до относительно недавнего времени было куда меньше грамотных людей — то есть людей, понимавших друг друга на письме — чем в Древнем Риме. Но Римскую Империю это не спасло. Можно даже предположить обратное: до того, как население Иберии и Галлии поголовно перешло со своих местных не романских языков на латынь, империя простояла несколько веков. А вскоре после того, как этот переход совершился, она распалась, хотя все образованные люди ещё 1000 лет после этого читали и писали на латыни.
Не помогла языковая и культурная общность и наследнице Рима Византии, которая говорила по-гречески. Мы знаем много примеров того, как тюркские и монгольские племена, завоевав Китай, перенимали более высокую культуру и растворялись в местном населении. Но, хотя греческая культура была куда выше культуры завоевавших Византию турок, там ничего подобного не произошло.
Ту же картину, что в Римской империи, мы видим и в Арабском халифате. Он завоевал несколько разных народов, говоривших на разных языках, постепенно, довольно медленно, навязал им собственный язык — и, сделав это, навсегда распался, при том, что его бывшее население в двух десятках образовавшихся на его месте стран до сих пор говорит и пишет на его языке. Объединялся он после этого всего один раз, через 6 веков после распада, в результате завоевания его осколков всё теми же не желавшими растворяться среди покорённых народов турками. И стал он после этого объединения не самостоятельным государством, а одной из многочисленных частей лоскутной империи, управлявшихся из отдаленной иноязычной столицы.
При этом соседняя с Китаем Индия, население которой говорит на сотнях разных языков, принадлежащих к шести разным языковым семьям, и пользующихся десятками разных алфавитов, несмотря на это на протяжении последних 2,5 тысяч лет тоже раз за разом объединялась в единую империю.
С одной стороны объединявшие всю Индию империи были менее долговечными, чем китайские, а перерывы между ними — более длинными, но с другой, тот факт, что индусы умудрялись снова и снова объединяться в единой государство после таких длинных периодов раздробленности, делает их достижения в этой области ещё более впечатляющими, чем китайские.
В 3-м веке до нашей эры страной владела империя Маурьев. Во 2-м и начале 1-го её сменила империя Сатавахана. После неё наступили 4 века раздробленности, после которых в 4-м столетии нашей эры большую часть Индии объединила империя Гуптов. После неё — опять 300 лет разных борющихся друг с другом относительно мелких государств, большинство из которых в середине 8-го века подчинила империя Пали, зенит могущества которой тоже продолжался всего лишь около сотни лет.
За этим последовали ещё 500 лет раздробленности, после которых Индию в конце 13 века снова объединил Делийский султанат — на этот раз всего лишь на полвека. В 16 столетии страну опять удалось объединить Великим Моголам, которые продержались у власти приблизительно 150 лет. В начале 18-го века их ненадолго сменило государство Маратхов, а затем страна распалась до её завоевания англичанами.
Попытки привязать устойчивость государственности к иероглифам — не более, чем результат сегодняшней обсессии Китаем. А сама эта обсессия — результат экономического прогресса, которого Китай достиг на последние 40 лет, став из нищей аграрной страны второй по могуществу державой мира.
Если бы это Индия, а не Китай, совершила во второй половине 20-го века гигантский экономический рывок и бросила геополитический вызов Америке, а Китай до сих пор оставался нищей отсталой страной, о Китае вспоминали бы лишь узкие специалисты. А все остальные ломали бы голову над секретами индийского исторического единства и с умным видом рассказывали бы, что стабильность индийской государственности обусловлена ее культурным многообразием, приучившим её многочисленные народы жить в мире и согласии друг с другом, или какую-нибудь другую подобную чушь.
Возможно, такой момент уже скоро наступит — судьба любой империи переменчива, сегодня на вершине находится Китай, но уже завтра он может распасться и освободившееся место великой державы займёт уже кто-то другой — почему бы не та же Индия?
Единый язык и письменность как причина стабильности китайской государственности — не более, чем ad hoc и post factum рационализация, не имеющая ничего общего с научной теорией. Из-за чего общекитайская (как и общеиндийская) государственность является такой устойчивой, до сих пор не известно.
