[КПД]. Бандероль #3:
Элвис, Герман, Kalashnikov, Виктор Iванiв, Джеффрис, Дамер и другие
Третий выпуск рассылки [КПД] — бандероль беспокойства: музыка волн, ветра, того света, короля и войны, литературный трип и литературный клич, кино про аборты и метеорит истории, а также детство маньяка и зрелость стендапера Джима Джеффриса.
Получать письма счастья, если вы пока боитесь и еще не подписались, можно кликнув по ссылке (или это красивой картинке с рукой).
Двигатели [внутреннего культурного потребления] этого выпуска: Максим Бугулов, Кирилл Горячок, Ева Иванилова, Михаил Моркин, Денис Салтыков, Алексей Филиппов
Музыка 🎷
Возвращение короля: Elvis Presley — NBC-TV Special (1968)
В 1968 году вышло такое количество великих и значимых пластинок, что состязаться с ним может, наверное, только 1967-й. Впрочем, на фоне расцвета психоделик-рока, фьюжн-джаза и еще бог знает чего, самым значимым событием, произошедшим 50 лет назад, стало возвращение Элвиса к концертной и вообще внятной музыкальной деятельности. После незадавшейся карьеры звезды Голливуда, Король вернулся к тому, что он умел делать лучше всего, — зажигать на сцене. С такой энергией и страстью, как на NBC-TV, Элвис не выступал даже в ревущие 50-е: удовольствие, которым полон артист, разливается такими потоками, что кружится голова. Неслучайно пластинка в основном состоит из этакого «попурри»: песни, сделавшие в свое время Элвиса знаменитым, зачастую пролетают за считанные секунды, обрываясь на полуслове. Король путает слова, хохочет, травит анекдоты — и парадоксальным образом из всего этого хаоса складывается настоящая феерия. Он будто в спешке перебирает старые вещи, с радостью осознавая, что все так же хорош в них. Для Элвиса этот come back был во всех отношениях рискованным предприятием, и никто, конечно, не ожидал, что из этого выйдет что-то, кроме ностальгии по временам рок-н-ролла. Однако, как отмечал авторитетный критик Джон Ландау по поводу июньских выступления Элвиса: «Необыкновенно видеть человека, который полностью утратил себя и, наконец, вернулся домой». Пластинка эпохальная (хоть и уступающая последующему From Elvis in Memphis), в ней, к тому же, слышно все то, чем станет Элвис в 70-х, — синонимом американской музыки вообще.
(К.Г.)
Баллады геноцида: Kalashnikov — Oh Yeah Motherfucker! (2007)
Пластинка c ничего толком не сообщающим названием от португальского бандформирования Kalashnikov вышла в 2007 году и стала для коллектива единственной. Сами музыканты, скрывающиеся за никнеймами вроде Кобра или Базука, обзывали стиль war metal, что полностью отвечает концептуальной составляющей альбома. На деле же парни рубят несколько облегченный и упрощенный трэш с множественными рефренами. Ругать за простые партии и недостаток скоростей в данном случае грешно: музыка Kalashnikov с запоминающимися риффами идеально подходит для воплощения их идей. Название альбом получил за фразу, которая используется почти в каждой песне, а сами треки посвящены войне в том или ином ее проявлении. Brothers In Africa — о диктаторах и военных столкновениях в Африке (которые некоторые журналисты называют «Третьей мировой войной»), Tiananmen рассказывает о бойне на площади Тьяньаньмэнь в форме сказки на ночь, Genocide Fields — обо всех войнах, которые идут (шли) на момент выхода пластинки. Лириксы поданы без соплей, без смакования сабжа (чем грешат трэшеры) и завуалированы юморесками, но при этом бьют в цель и поднимают в слушателе не только кач, но и ряд интересных мыслей. Сейчас диск бы заклеймили за Warriors of the Hezbollah (намеренно упрощенное видение мира через призму бойца) или Suicide Bomber; португальцы не стесняются провоцировать простейшими трюками (We’ll fuck your mothers and then we’ll kill you, yeah), зато доставляют месседж: пока вы сидите, наслаждаясь пением птичек и тихим небом и смотрите голливудские постановки, в 6–10 часах лету от вас алеют войны, геноцид и жестокость. Добро пожаловать в мир, где правит философия автомата Калашникова!
(М.Б.)
Джаз с того света: Eric Dolphy — Out to Lunch! (1964)
На обложке шедевра Эрика Долфи красуются часы, которые одновременно показывают разное время. То есть понять, когда собственно пора «идти на ланч» невозможно, но вроде бы как все-таки пора. Эта потеря ощущения времени присуща и композициям Долфи, построенных на парадоксах, странных сочетаниях инструментов и резких прерывающихся ритмах. Музыка Out to Lunch! напоминает авангардные немые фильмы 20-х, скажем, Ганса Рихтера или дадаистов с их обманчивыми впечатлениями, туманными смыслами и алогичным и ненавязчивым нарративом. Долфи ищет в звучании ту же логику сна, что и сюрреалисты, даже кадр на обложке альбома, будто бы взят из какого-то их фильма. Out to Lunch! также отсылает и к музыкальным достижениям эпохи авангарда: в частности, Шенбергу и Венской школе. Это хорошо слышно в заключительной партии Something Sweet, Something Tender, где тихонько, подобно скрипке, звучит кларнет Долфи.
Out to Lunch! считается одним из ключевых альбомов, убивших бибоп и классических джаз. Здесь нет и следа мелодики и композиции, большая часть вещей записана путем импровизаций. Некоторый оттенок «призрачности» альбому придают легкие стуки вибрафона — инструмента, никогда доселе не считавшегося джазовым. Спустя лишь два месяца после записи Out to Lunch! Долфи скончается при странных обстоятельствах — из-за обостренного диабета. И пластинка вообще звучит как послание с того света, не как предчувствие кончины, а именно как уже записанная «оттуда».
(К.Г.)
Стендап 🙊
Бывало и хуже: This is me now Джима Джеффриса (2018)
На Netflix вышел новый спешл австралийского стендап-комика Джима Джеффриса, феноменальная любовь к которому в мире и особенно в России, кажется, базируется на том, что ДД — пример комика-собутыльника. Он травит байки, курьезные и страшные случаи, связанные с алкогольной или наркотической интоксикацией, но не только. Среди самых популярных его скетчей — про бога на вечеринках и встречу парня с мышечной дистрофией и минета, а мировую славу ему принес случай на концерте, когда пьяный зритель съездил ему по лицу.
От синяка до известного комика Джеффрис прошел путь за десять лет: снял спешл для HBO, а This is me now — второй его концерт на Netflix, как и прежде состоящий из разрозненных, не всегда аккуратно перетекающих друг в друга скетчей. Как тот парень в баре, ДД, скорее, рассказчик, чем мастер концертной драматургии. Да и вообще легко перечислить компоненты, в которых Джеффрис не то чтобы хорош: вся его актуальность сводится к рассуждениям о том, что трамповское grab her by the pussy — не такое простое предприятие, как себе представляет американский президент; какой-то его личный опыт (как разведенного отца 4-летнего сына) сшит из банальностей, которыми обмениваются отцы в третьеразрядных ситкомах. По-настоящему же у ДД загораются глаза, когда он рассказывает о провальном выступлении на вечеринке Мэрайи Кэри, где кумир комика Эдди Мерфи напророчил ему неудачу, Аль Пачино давал жизненные уроки, а Харви Вайнштейн бегом скрылся в кустах с моделью. И тут по-настоящему видна сила Джеффриса: не просто быть виртуозом-неудачником, как Луи Си Кей, или бессердечной язвой, как Джимми Карр. Он просто есть, просто шутит, просто живет с тем, что выше головы не прыгнешь (монолог про то, что в сорок можно уже многого от себя не ждать и расслабиться, собирает наигромчайшие аплодисменты). This is him now. Feel old yet?
(А.Ф.)
Кино 🎬
Когда твой одноклассник маньяк:«Мой друг Дамер» (2017)
реж. Марк Майерс
В конце 1970-х в глуши в Огайо подрастает будущий серийный убийца Джеффри Дамер (звезда диснеевских сериалов Росс Линч). Дома психически неуравновешенная мама без конца ругается с молчаливым папой, в школе — в основном, не замечают. От серых будней спасает хобби: расщепление в кислоте найденных трупиков животных и слежка за пробегающим мимо окон молодым доктором. Когда отец избавится от коллекции зловонных склянок и призовет найти друзей, Джеффри попытается привлечь внимание одноклассников, имитируя спазмы и производя громкие звуки. Трюк сработает, и Дамер ненадолго станет интересным фриком в глазах четверки гиков во главе с юным художником Джоном «Дерфом» Бэкдерфом. Но на горизонте уже маячит одиночество (школа кончится, родители разведутся) и, как следствие, первое убийство.
В основу тревожной драмы Марка Майерса лег одноименный документальный комикс реального одноклассника Дамера, вышеупомянутого Дерфа Бэкдерфа. Это не типичный фильм о маньяке: его создатели не концентрируются на убийствах, а задаются вопросом, мог ли Дамер вырасти в другого человека при других условиях. Джеффри явно страдает от депрессии, вызванной домашними скандалами, отсутствием друзей, проявляющейся гомосексуальностью и психологическими проблемами, однако этого не замечают ни родители, ни учителя, ни одноклассники. Не замечают даже, что последний год учебы парень изрядно пьет. Впрочем, в отличие от первоисточника, фильм не пытается однозначно обвинять окружение убийцы и более свободен в художественных домыслах. Зато, как и комикс, «Мой друг Дамер» заставляет окунуться в собственные школьные воспоминания и задуматься, чем сейчас заняты те люди, которых все сторонились. Хоть на встречу выпускников иди.
(М.М.)
Не суйся в мой монастырь, мужло: «Дверь Дьявола» (2018)
реж. Эйслинн Кларк
Североирландский хоррор о женском монастыре и творящейся там чертовщине, «Дверь Дьявола» сделана в стилистике «найденной пленки», то есть происходящее мы видим от первого лица. Записи представляют собой репортаж двух посланников Ватикана, один из которых юн и впечатлителен, а второй — повидавший всякое скептик. Действие происходит в 1960 году в одном из «приютов Магдалены» — заведении, в котором блудниц наставляют на путь истинный. Иконы плачут кровью, изображение рябит, а двое мужчин пытаются докопаться до истины. Вскоре мать-настоятельница проявляет жестокий нрав, а в подвале обнаруживается посаженная на цепь беременная девственница. Где-то рядом разбросаны аксессуары для черной мессы — и сразу понятно, что расследование ни к чему хорошему не приведет.
Эйслинн Кларк не просто сняла крутой оккультный хоррор, но и сделала аккуратный кивок проблемам с запретами на аборт, которые до нынешнего момента действовали в Ирландии. Речи матери-настоятельницы в фильме порой звучат разумнее, чем проповеди ватиканских посланников, за которых можно начинать переживать чуть ли не с самого начала.
(Д.С.)
Хочу в тюрьму czar edition: «Седьмой спутник» (1967)
реж. Алексей Герман
1918 год, заря Гражданской войны, царский генерал Адамов (Андрей Попов), профессор военно-юридической академии, в составе белых офицеров и прочей интеллигенции попадает под арест красных. Пока товарищи хамят пролетариям и прикидываются выше этого, Адамов пытается не нагнетать и оставаться человеком. Его даже отпустят на свободу (правда, не столько за моральные качества, сколько за то, что не стал обвинять революционных матросов в 1905-м), но на свободе уже новый порядок, одиночество и занятая чужаками квартира. Революционный вихрь помотает Адамова немного по стране, а потом выкинет в урну.
Как бы дебютный фильм Алексея Юрьевича Германа, которому сегодня исполнилось бы 80 лет, снят в паре с режиссером Григорием Ароновым по одноименной повести Бориса Лавренева (её потом в 2010-м повторно экранизирует Полока, который хотел еще в 1967-м). Как бы мэтр ни открещивался от фильма, в нём уже видны все кусочки будущего стиля: большой исторический момент, маленький человек (сильный, но все равно в меру беспомощный), мощный местный колорит и ударение на речи (столкновение белогвардейских монологов и пролетарских говорков — едва ли не центральный аттракцион картины). Вместе с тем Герман и Аронов ощутимо усложняют дихотомию свой/чужой: не так важно, кому сочувствует Адамов, он просто понимает роль — песчинкой летать в поле притяжения метеорита истории. Легко представить, как фильм, не выказывающий явных идеологический симпатий ни одной из сторон, отправляется на полку в пару к «Комиссару» Аскольдова, который в тот же год запретили к показу. Но пронесло: как и Адамова, картину не расстреляли.
(А.Ф.)
Литература 📜
Красные не сдаются: «Жить долго, умереть молодым» Кирилла Медведева
Есть сразу несколько поводов перечитать пронзительную поэму-репортаж социалистического поэта-активиста. Во-первых, «Жить долго, умереть молодым» — это развернутое обвинение режиссера-документалиста Клода Ланцмана, который скончался две недели назад. В некрологах его вспоминали прежде всего как автора фильма «Шоа» — девятичасовой компиляции интервью о Холокосте. Но для Медведева и его соратника Николая Олейникова, нарисовавшего иллюстрации к поэме, Ланцман — фигура более противоречивая. Дело в том, что он, «Нежный друг Симоны де Бовуар, / Очень близкий соратник Сартра», в фильме стал в позицию, оправдывающую израильскую агрессию в Палестине — и у новых левых к этому коммунисту старой закалки возникли закономерные вопросы. И с этим связана вторая причина перечитать поэму Медведева: только что в Израиле приняли закон, провозглашающий это государство «национальным домом еврейского народа», — и проблемы с арабами в который раз стали острее.
Медведев чеканит кредо левого активиста предельно ясно:
…Не забыть политику,
Не вырвать из сердца
Израиль,
Потому что политика
Вечно рядом,
И Палестина кровавой раной
Говорит — политика
Вечно рядом,
От нее не спрячешься
В супермаркет,
Не укроешься
За словесной вязью
Здесь можно добавить третью причину перечитать «Жить долго, умереть молодым»: Медведев рваными строчками шлет стилистические приветы Маяковскому. Тоже политически ангажированному левому поэту, живущему долго, — вчера ему исполнилось 125 лет.
(Д.С.)
«Хотел Вам рассказать»: Виктор Iванiв «Повесть о Полечке»
В 2008 году новосибирский филолог Виктор Иванов защитил кандидатскую диссертацию «Философский концепт и иконический знак в русском авангарде». До, после и во время он работал библиотекарем, писал в стол и публиковался в журналах под полупсевдонимом Виктор Iванiв, был отмечен премией Андрея Белого, а в 2015 году выбросился из окна собственной квартиры.
В случае Iвaнiва поэт и прозаик — одно и то же, но не только потому, что он умело совмещал эти типы письма (он автор пяти прозаических и двух поэтических книг). Любой его прозаический текст имеет ритм и даже не чурается рифмы. Из тщательного ритмического рисунка Iвaнiв и выводит особый тип повествования: когда смыслы проявляются не в свете порядка и сочетаемости слов, а возникают, как тени, — на границах слов и морфем. Чем это отличается от русских футуристов? Наверное, тем, что впитало наше время и нашу политическую географию, а литература, во многом, этим и интересна.
«Повесть о Полечке» — одна из самых своеобразных вещей Iвaнiва, ради публикации которой в 2014 году было даже воскрешено издательство «Коровакниги». «Повесть» — это аграмматическое приключение в бессонницу, морок памяти, психоделические залипания на конечных станциях метро. Разыскать в этом тексте сюжет — потрясающий литературный аттракцион, потому что смысловые лесенки растут из каждого слова и его эха: «…не осталось никаких пометок, кроме того, что крови моей маки, нюхает, быть может, мокрый нос большой доброй собаки-баки». Помимо синтаксиса и словообразования Iвaнiв ломает фразеологию так, что «тут пальцем только в глаз попадешь, а не в небо». В результате получается бредящий субъект переживаний, который мечется в поисках смыслов.
Открывая эту маленькую книжку в первый раз, хочется скорее познакомиться с Полечкой — может, она, как плачущая Полинька Сакс или как цветаевская Сонечка, к которой шутливо отсылает название? Но никакой Полечки тут встретить не посчастливится. Это имя — всего лишь звуковой образ, искореженный памятью героя, который он без толку старается вспомнить: «Я забыл все слова, в том числе и твое настоящее имя, любимая Нюрочка, Полечка бессонная, которую унес Сатана». Полечка стоит во главе фрагментов памяти и чувств, в которых герой не может ориентироваться. И тем страшнее блуждать, чем яснее, что «времени в отрез», — так герой предупреждает сам себя перед тем, как начнется повесть. В целостный припадок она складывается причудливыми сочетаниями слов, их повторами — текст вместе с героем тужится-пыжится и бьется в психоделической лихорадке. А что же может читатель? Скользить по выстроенному в строчку трипу говорящего, находить его и своих химер.
(Е.И.)
Ссылки недели ⌨
- Острый разбор политической позиции якобы антифашистской певицы Гречки по ее высказываниям об ЛГБТ в связи с недавним скандалом в питерском клубе «Ионотека»;
- На VICE пересказывают сборник эссе Элис Болин о глубинной мизогинии популярного тропа dead girl;
- На прошлой неделе Ингмару Бергману исполнилось бы сто лет (пытаюсь объяснить, почему это важно, точнее — почему можно его любить, не хватаясь за высокую культуру).
