[КПД] #29: «Попса-попсой, с реминисценциями уровня третьего класса»
Классические игры, экспериментальная музыка и экстремальное кино.
[Культура Потребления Домашнего] Бандероль #29
Близится третий юбилей, а мы не особо-то меняемся: немного музыки, немного кино, самую малость игр — авось что-то, да попадет в поле ваших интересов.
Начать получать письма раньше, чем они появляются здесь, можно кликнув по ссылке (или этой красивой картинке с рукой).
Двигатели [внутреннего культурного потребления] этого выпуска: Ева Иванилова, Денис Салтыков, Максим Бугулов, Сергей Сергиенко, Алексей Филиппов
Музыка 🎷
Пошумим? Cold Cave — Cremations (2009)
Уэсли Эйсолд — человек уникальный. Родился он инвалидом с неразвившейся рукой, что не помешало ему заняться музыкой и чуть ли не на гитаре играть. Играть он начал еще в 1995 и поначалу рубил хардкор, а вот в 2007 перешел к чему-то новому. Новым стал проект Cold Cave — что-то на стыке дарк-вейва, нойз и синти-попа. Выбор пал на электронику во многом из-за инвалидности: все же на синтезаторе можно и одной рукой играть без особых проблем, в отличие от струнных инструментов.
Прежде чем прийти к полноценной пластинке, Эйсолд занялся звуковыми экспериментами, выросшими в итоге в компиляционную пластинку Cremations (в нее, кроме оригинального материала, вошли три ЕРшки: Painted Nails, Electronic Dreams и Coma Potion). Вместо благозвучного синти-попа здесь — безумное звуковое месиво из нойза, аритмичных фрагментов и индастриала, хотя местами мелодика все же прокрадывается. Звучит пластинка именно как чистейшая экспериментальщина и поиски собственного звучания: уже позже на свет появятся полноценные альбомы, на которых и стиль появится собственный, и коллаборации будут иметь место (например, с Кэроли МакЭлрой из Xiu Xiu или с Домиником Ферноу из Prurient).
Cremations интересен именно своим сырым звуком: нечто подобное можно услышать (и тоже по-своему оценить) и у других музыкантов, и всегда интересно именно почувствовать, как и почему музыка обретает свою итоговую форму.
(С.С.)
7 месяцев в гиперпространстве: Uluru — Acrophilia (2019)
Взяв в качестве вывески название австралийской скалы, психоделические турки уже дважды штурмовали поклонников пряного и густого саунда ипишками. Не то чтобы с большим успехом. Зато их только что вышедший полноформатник Acrophilia уже успел наделать шума на стоунер-сцене.
Акрофобия, страх высоты, — тяжёлое навязчивая состояние, и через свою новую пластинку Uluru попытались воссоздать полную противоположность этому ощущению — дикий кайф от непознанных высот. Залог успеха банды — внимательное отношение к сочетанию элементов и талантливые партии. С первого же трека османы выкатывают вперёд тяжёлую и грувовую ритм-секцию: ударные и бас только что от стен не отражаются. Сквозь них змейкой ползёт хэви-психоделика с мимикрирующими клавишными и стоунер-риффы, постепенно уносящиеся в стратосферу спейс-рока. Особо последите за соло: они врываются в песни с самой неожиданной стороны и вне зависимости от атмосферы конкретного трека затягивают в фиолетовый космический водоворот. Не соло, а просто хэйз какой-то!
Вариативность настроенческих оттенков — ещё один плюс лонгплея: если Insidious Queen — это коварный и месмерирующий психоделический танец, то Şark — более фуззовый стоунер-трип с постепенным нагнетением. И в самом конце многоголосие цветов выливается в Aeternum — не то глубочайший апокалиптический трип, не то бесконечное путешествие через гиперпространство. Про бесконечность — почти серьёзно: в треках Uluru запросто можно потеряться. Буквально: пока одна песенка идёт 4 минуты, кажется, что ты месяц провёл в разноцветных гитарных ласках.
(М.Б.)
Видеоигры 👾
А ты застрели ее и сам застрелись: Dragon’s Lair / Dragon’s Lair II: Time Warp (1983/1991)
Вышедшая в блаженные 80-е на игровом автомате Dragon’s Lair стала таким же прекрасным штампом эпохи, как фильмы-которые-не-хочется-называть: не случайно в «Очень странных делах» персонажи сливают карманные деньги именно в нее. Геймплей формата «четыре стрелки и удар мечом», мрачный драконий замок, забавный рыцарь Дирк и очаровательная принцесса Дафни, которую обязательно нужно спасти (одета она примерно ни во что; у пародии на платье с определенных ракурсов игриво вырастают соски). Спрайтовая графика оживляет чарующая анимацию Дона Блута — мрачного антагониста диснеевской жизнерадостности, который ушел со студии в свободное плавание и создал «Все псы попадают в Рай», «Секрет крыс» и другие мрачные VHS-хиты про смерть и отчаяние. Пока Dragon’s Lair (у)спешно портировали на каждый утюг, эта незамысловатая история обрела форму 13-минутного сериала.
Подлинная красота истории обнаружится благодаря сиквелу, вышедшему в 1991 году: вынесенные в подзаголовок путешествия по времени — это дешевый рекламный трюк. Во-первых, Небеса обетованные, мир Алисы в стране чудес или прихожая Бетховена слабо тянут на заигрывания с временным континуумом, во-вторых, первая же сцена заявляет мета-высказывание. Старина Дирк улепетывает из родного дома, где увесистая женщина неопределенного к нему родства (в википедии пишут — теща, первая ассоциация — настрадавшейся от домохозяйства Дафни) грозится причинить ему увечья на глазах у пары дюжин ребятишек.
Как ни крути, Dragon’s Lair II: Time Warp оказывается историей про неисповедимые дороги эскапизма: от мрачного ли детства, или несчастливого брака, а то и вовсе от рабочих невзгод (как этим промышляют геймеры сегодняшние, запускающие DL на, например, Nintendo Switch). Для этой незамысловатой метафоры, разумеется, понадобился сюжет — попса-попсой, с реминисценциями уровня третьего класса, но и геймплей Dragon’s Lair не из мозголомных. Впрочем — невероятно увлекательных. Смутное обаяние простоты всегда конкурирует с хитровыдуманными шарадами. Иногда даже удивительным образом побеждает.
(А.Ф.)
Кино 🎬
Время наркоты: «Сухая кровь»
(2017), реж. Келтон Джонс
Малобюджетный хоррор Келтона Джонса и Клинта Карни катался по жанровым фестивалям еще два года назад, но только сейчас попал в интернет. В «Сухой крови» мужчина по имени Брайан, чьи проблемы с наркотиками зашли слишком далеко, решает завязать. Чтобы соблазнов было поменьше, он едет в отдаленный дом в горах. Жилище по-прежнему принадлежит ему и бывшей жене, с которой они стараются не пересекаться. На помощь Брайан зовет бывшую любовницу Анну, а пока она едет в горный городок, он знакомится с местными — хамоватым барменом и жутко назойливым шерифом. Прекратить употреблять вещества у Брайана не получится, но проблемы усугубятся с появлением в доме новых гостей — гниющих трупов, оленя-мутанта и обезглавленной девочки.
«Сухая кровь» — камерный проект, так что к отсутствию модной цветокоррекции нужно привыкнуть с первых кадров. В главных мужских ролях снялись сами сценарист и режиссер: Карни сыграл шерифа, а Джонс — Брайана. Вместе с музыкантшей Джейми Валентайн в роли Анны трио раскручивает параноидальную историю, где ржавый нож не хочет оставаться в мусорке, а служитель закона донимает главного персонажа не хуже расхаживающих по дому трупов. Если сюжет кому-то и покажется предсказуемым, то фильм стоит смотреть ради финального зрелища. Авторы выдали такое шоу насилия, от которого может стать не по себе даже бывалым фанатам gore-а. А для любителей покопаться в кино поглубже в «Сухой крови» есть тщательная работа с темпоральностью: линейное время, которым оперируют и мыслят люди, воспитанные последовательным монтажом на экране и строгим графиком на работе, ближе к финалу фильма начинает разлагаться на ржавчину, кровь и детские ленточки для волос.
(Д.С.)
«Красный террор»: «Куле Вампе или кому принадлежит мир?» (1932), реж. Златан Дудов
Бертольд Брехт написал сценарий этого фильма после успеха киноверсии его пьесы «Трёхгрошовая опера»: драматурга злило, что этот антибуржуазный текст озолотил продюсеров и в итоге повлиял на укрепление студийных иерархий. Вместе с режиссером Златаном Дудовым, писателем Эрнстом Отвальтом, актерами из Рабочего театра и прочими единомышленниками Брехт выпустил кино, дешевизна которого были противопоставлены студийным размахам тогдашних гигантов. Картинкой и сценарием авторы тоже протестовали против капитализма, хотя и расставили другие акценты. Если формат производства «Куле Вампе» был направлен против продюсеров-буржуев, то сам фильм критиковал проникновение буржуазных ценностей в рабочий класс.
Рядовая немецкая семья страдает от послевоенной безработицы. Они должны за квартиру, единственный сын выбрасывается из окна, и когда несчастных выселяют, их внезапно спасает друг дочери Фриц. У него есть работа, зарплата и дача в Куле Вампе, куда он и приглашает все семейство. На помолвке, которой Фриц явно не хочет, жрущая и пьющая родня невесты кажется ему сущим адом. Но в итоге браку противится не Фриц, а невеста, отказавшаяся делать подпольный аборт и давно уставшая от мужского господства. В финале именно девушка избавит Фрица от грез о стабильности и приведет к борьбе и классовой солидарности.
Если вспомнить, что в начале 30-х годов безработные растерянные немцы стали внимать совершенно другим идеям, то хэппи-энд «Куле Вампе» смотрится удручающе. «Мир изменят те, кто не удовлетворен» — в финале фильма это звучит обнадеживающее, а в перспективе скорейшей истории — грустно и страшно. Брехт и Ко были в политической оппозиции фашизму и изо всех сил старались заразить соотечественников борьбой против капитала. В расчете на это «Куле Вампе», был снят по-авангардному рвано, клипово — авторы использовали советский интеллектуальный монтаж, который предполагал побуждение зрителя-пролетария на мысль и действие. Картинка и нетипичная для ранних революционных фильмов идея, что рабочие тоже могут превращаться в буржуев, сделала этот фильм классикой. В 2016 году несколько отличных статей о «Куле Вампе» были переведены на русский и выпущены небольшим сборником. Как поет настоящий агитпроп-коллектив 30-х в последней трети фильма — «Мы «Красный мегафон», мы мегафон масс, мы говорим о том, что угнетает вас».
(Е.И.)
