[КПД] #26: «Результат — меланхоличный, грустный, страшный, личный и невыносимо красивый»
Финал года, насыщенный и интересный: МакТирнан (дважды), Брейнингер, Ex: Re, Минелли, Хамадов и другие.
Год подходит к концу, самое время делать какие-то выводы — или не делать, тут уж каждому свое. Мы же со своей стороны постарались помочь вам достойно пережить первую неделю нового года и найти занятия кроме шампанского угара и оливьешного разбоя. В этот раз вся команда собралась с силами и выдала разномастные рекомендации: от русского арт-хауса до американских блокбастеров, от классики джаза до жуткого в своей откровенности рока, от рассказов о действительности до истории девочек в постапокалиптическом мире. Проводим год с помпой!
Получать письма счастья, если вы пока боитесь и еще не подписались, можно кликнув по ссылке (или это красивой картинке с рукой).
Двигатели [внутреннего культурного потребления] этого выпуска: Кирилл Горячок, Ева Иванилова, Денис Салтыков, Максим Бугулов, Михаил Моркин, Сергей Сергиенко, Алексей Филиппов
Литература 📜
Главный год в истории «этой страны»: Ольга Брейнингер «“Visitation”»
2018-й снова был годом годовщины революции — тоже октябрьской, но уже постсоветской. К двадцатипятилетней годовщине путча «Такие дела» и Bookmate предложили молодой писательнице, антропологу Ольге Брейнингер написать текст об осени 1993 года. 4 октября на сайте был опубликован «“Visitation”», полудокументальный-полуфантастический рассказ про клочки постсоветской памяти.
После протестов на Болотной к власти приходит «Партия памяти», основной пункт которой — работа с коллективной памятью страны. Новое государство финансирует закрытый исследовательский центр, куда на три года съезжаются специалисты по memory and trauma studies, историки и нарратологи. На плечи последних ложится весь непосильный утопический проект “Visitation” (переводится как «посещение» и «воздаяние» одновременно) — опросить десятки тысяч участников и свидетелей, чтобы создать единый нарратив событий 1993 года, который не был бы идеологической побрякушкой, а предлагал бы «мультивариантность перспектив». Научный менеджер Шевцова подгоняет нарратологов успеть к 2018 году. Проект проваливается.
Сюжет этого короткого, но мощного академического триллера складывается из двух основных линий — работы нарратолога Елены и ее отношений с коллегой Женей. Работа — поиск общей рамки для множества противоречивых и неточных свидетельств о 93-м; Женя — бывший, подавленное желание, тенью возникшее из 99-го. Свидетельства очевидцев смонтированы с рабочими и нерабочими замечаниями Елены, которая ищет точки входа, мучается с задачами-методами и борется с капканами личной памяти. Смесь ее рабочих и личных заметок — результат мощного интеллектуального труда на энтузиазме, профессионализме и кофеине: «ельцин штаб адресность неконструктивной оппозиции проломили стену останкино грузовиками коммунисты защитники собирали гильзы лимонов с гранатометом коллективная амнезия зловещее xасбулатов оцепление леви-стросс». Точнейшая работа с нарративами, терминами и бытовым словом помогает Брейнингер перемолоть вчерашний и заодно сегодняшний день: «Сейчас мы в последний раз нарушим закон. И тогда в этой стране все станет нормально».
(Е.И.)
Музыка 🎷
«Он видел во мне человека, а этот видит только мясо»: Ex: Re — Ex: Re (2018)
Елену Тонра некоторые знают как талантливую сонграйтершу и певицу из группы Daughter. Название сольного проекта символично: это одновременно и ответ бывшему, и рентгеновский луч, просвечивающий насквозь нелицеприятные моменты в жизни — как определила сама Елена.
В основе альбома — боль от разрыва долгих и сложных отношений, своего рода терапия: «Когда я осознала, что не справлюсь так, как планировала, я поняла, что должна написать об этом». Ежедневные репетиции, которые раньше были во многом рутиной, надолго превратились в своеобразный ритуал.
«Многие из этих песен — странные заметки самой себе. Словно письма, которые пишешь, но не отправляешь. Груда исписанной бумаги, которая никогда не будет вставлена в конверт и отправлена — не хватит смелости. Я пыталась найти способ сказать о том, о чем очень хотелось, но так не могло продолжаться».
Сами песни писались больше года, но на запись альбома ушла чуть ли не неделя — рекордно быстрые сроки, во многом потому, что сама Елена признается: жить с этими текстами было больше невозможно. Звучит это примерно как ранние Daughter, но с более личным содержанием. Тексты здесь важнее музыки, но без музыки не было бы нужного настроения. Результат — меланхоличный, грустный, страшный, личный и невыносимо красивый альбом, полный боли, отчаяния и, что не то, чтобы неожиданно — света.
«Когда все сказано вслух — наконец-то можно двигаться дальше».
(С.С.)
Потрясающей красоты клип на песню Romance
Ты можешь хоть кому-нибудь доверять? Или ты и трахаешься с закрытыми глазами?
Ramallah — Kill a Celebrity (2005)
Рамалла — это город в Палестине, а Ramallah — продукт ненависти и омерзения за авторством Роба Линда. Это вторая попытка вокалиста выхаркать свое недовольство миром в толпу после мощного, но недооценённого коллектива Blood For Blood.
«Kill A Celebrity» — второй и последний полноформатный релиз коллектива, который навсегда остался на задворках американской хардкор-сцены. Слишком уж сильно тяготел Линд к олдскульному звучанию и обсуждению конкретных, неприятных, зачастую провокационных тем. Вторая же причина — это чрезмерная ярость и насильственная направленность текстов. Одно дело, когда булькающий гнев носит абстрактный характер (как у Slipknot), и совершенно другое — когда это относится к конкретным вопросам.
В «Days of Revenge» и «Shock and Awe» (своего рода ремейк трека «Al-Shifa») Роб порицает не только внешнюю политику США в отношении стран Востока (в частности, Палестины), но и рядовых жителей: «пока мы ходили на танцульки и пили дорогое вино, они кричали в пустое небо». По Линду, жертвы однажды придут за возмездием в Штаты, и тогда уже бюргеры будут искупать кровь, пролитую во их имя, своей кровью. «Kill a Celebrity» устрашает жестокими словесными финтами — Линд чуть ли не подговаривает несовершеннолетних убить знаменитость, а на суде свалить всё на него, Роба, или, на крайняк, сослаться на недееспособность. На самом же деле, всё это — не более чем накипевшая ярость, а главный месседж умещается в соседней строчке: «я отказываюсь боготворить человеческое лицо». Ещё один боевик — «The Horror and The Gag», в котором первый же куплет открывается строчкой: «Да, мою мать изнасиловали, когда ей было 9». О сексуальном насилии пели разные хардкор-панк-коллективы, но мало кому удавалось сделать это в столь личной форме, а для максимального эффекта вокалист вводит контраст: пока сам Роб живописует изнасилование и напрямую обращается к слушателю («что ты знаешь об ужасе?»), бэк-вокал на заднем плане напевает весёлый мотив «на-нана-на-на».
И таких вещей — целая пластинка, разве что пара треков выделяется неестественной лёгкостью и простотой содержания. Лириксы — самая сильная часть диска, но мозгопроламывающий эффект во многом достигается за счёт качественной музыкальной оболочки. Риффинг буквально не оставляет опций, кроме хэдбэнгинга, ударка такая плотная, что достаёт до костей, а общий саунд по своей густоте и насыщенности навевает ассоциации о бензопиле.
Какое бы место на обочине истории ни занимал «Kill A Celebrity», он достоин много, много большего. Например, сожрать к хуям ваш плейлист. Потому что никто ещё так не срал патриотизм и классовое неравенство, внешнюю политику и личные трагедии. Настоящий хардкор-панк at its finest.
(М.Б.)
Обмазаться ненавистью на ютубе
Врубить ярость на яндекс.музыке
Оценить white-trash-гнев на гугл-плэй
Life is a Cabaret: Liza Minnelli — Liza with a «Z» (1972)
Спустя несколько месяцев после выхода фильма «Кабаре» Лайза Миннелли и Боб Фосс вновь объединились для постановки фильма-концерта, целиком посвященном его главной звезде. Озаглавленный по одному из треков Liza with a «Z», в каком-то смысле этот перформанс — знакомство, представление той, кто давно в представлении не нуждается. Правда, до работы с Фоссом, Лайзу как будто бы с кем-то путали, звали дочкой великих родителей — Лизой. Теперь же и ее звезда родилась по-настоящему, и родилась она во всей своей красе.
Как и мама Джуди Гарленд, Лайза с детства познала на себе прелести и горести славы и повышенного внимания, и, конечно, семейные трудности. Но в чем она сумела превзойти гениальную мать, так это в том, что ей поистине удалось справиться с пережитой трагедией. И если Гарленд топила грусть и депрессию в алкоголе и наркотиках, ее дочь сумела ответить на это каким-то захлебывающимся оптимизмом, который слышен уже в первой песне с данного концерта — Say Yes!
Конечно, многим Лайза обязана Бобу Фоссу, придумавшему ее необыкновенный кабаре-образ практически с нуля. На досуге, взгляните, как выглядела певица на сцене в начале 60-х — два разных человека. Однако нельзя сказать, что Лайза была лишь своеобразной Галатеей, очень многое она сама привнесла в сценический образ, в частности свою биографию, безумную энергию и самоотверженность. Поэтому Фосс в этом концерте явно отходит в сторону и дает Лайзе развернуться как следует.
Репертуар выступления получился ярким и эклектичным: от классических бродвейских хитов до госпела, соула и, собственно, саундтрека из «Кабаре». Конечно, Liza with a «Z» — это пример высшего искусства сценического перформанса и то, что творит Лайза здесь и в последующих сольных концертах 1970-х трудно объяснить словами. А грандиозная в своей трагической искренности песня Maybe This Time, звучащая под конец, в отличие от фильма, получает весьма счастливую развязку.
(К.Г.)
Экзистенциальный опыт переживания: Swans — To Be Kind (2014)
Немного личных воспоминаний: на Swans я был однажды, кажется, четыре года назад. Кажется, клуб Volta — не самый большой, но и не самый маленький. Как раз.
На подходе к клубу я увидел, как Майкл Джира и Норман Вестберг (гитарист) курили на входе и непринужденно болтали с теми, кто стоял рядом. Сигаретами делились. Смеялись. Человек в черной рубашке, сухой и очень добрый, через десять минут со сцены начнет перекручивать зал в фарш, словно создавая музыку из собственной плоти.
Swans — это что-то за гранью реальности, когда они выступают вживую. Концерт занимает около трех часов, и за это время они играют около пяти треков, как повезет. Дело не в том, что их мало, а в том, что и этого много: когда музыканты на сцене просто втягивают тебя в звуковой тоннель, у тебя нет сил им сопротивляться. Монотонность и повторы на запредельной громкости напоминают мантру, эффект совершенно удивительный — словно ты на религиозном действе, эдакой мессе. Сил хватает только на то, чтобы методично раскачиваться, даже не обязательно в такт музыке. А Джира и сотоварищи тем временем обнажают твои кости и собственные души. Энергия просто невероятная.
Редкие паузы дают возможность вдохнуть. Выдохнуть не успеваешь, начинается новое музыкальное полотно, снова погружающее в полубессознательное состояние. А ты и рад.
Из зала выходишь мокрый насквозь от энергетики и словно рожденный заново: ту самую плоть и саму душу, что из тебя вытрясли, поправили и поставили на место. Заряда хватает надолго, но ломка от осознания того, что подобное случится еще не скоро (если вообще случится) начинается почти сразу.
Прекрасно. Страшно. Удивительно. И невероятно мощно.
В тот раз они играли To Be Kind. Записи совершенно ничего не передают, но все равно прекрасны.
(C.C.)
Кино 🎬
Йо-хо-хо, придурок! «Крепкий орешек» (1988), реж. Джон МакТирнан
В США боевик о неудачной праздничной ночи полицейского Джона МакКлейна уже давно числится классикой рождественского кино, и это неплохой повод как для шуток, так и для пересмотра. Репликой в стиле Задорнова могло бы быть: «У бездуховных американцев рождественским фильмом считается тупой боевик, не то что у нас — добрые лирические советские комедии» (придумал шутку не я, но мне она настолько нравится, что не могу не процитировать).
В «Крепком орешке» полицейский (Брюс Уиллис) летит к жене из Нью-Йорка в Лос-Анджелес отпраздновать Рождество вместе и заодно подлатать рушащиеся отношения. В итоге он попадает сначала на шумный корпоратив, а потом на масштабное ограбление, которое проводит хладнокровный немец в исполнении Алана Рикмана. МакКлейн в одиночку расправляется с захватившими здание головорезами и отправляется на заслуженный отдых с семьей.
Олдскульные боевики 80-х уже давно растасканы на цитаты, но через тридцать лет после выхода «Крепкого орешка» внимание цепляет много чего и помимо ковбойской коронной фразы персонажа Уиллиса «йо-хо-хо, придурок». Сейчас даже эта реплика и комплименты МакКлейну выглядят анахронично: типичный ковбой эпохи Me Too — это безголовый убийца и насильник из недавнего слэшера «Лассо», с мужчинами-героями сегодня принято быть осторожнее.
Дальше — интереснее. В эпоху Трампа и популярной антииммигрантской риторики журналисты, получающие информацию о МакКлейне грязным путем, кажутся еще более гадкими: чтоб поймать в кадре детей героя, они угрожают служанке, что нашлют на нее миграционную полицию. В роли положительных персонажей есть два афроамериканца, один из которых (водитель лимузина) отыгрывает смешного глуповатого сайдкика, а второй… полицейский, случайно пристреливший невинного подростка! Сегодня такой ошибившийся блюститель порядка заслужил бы еще меньше симпатий, чем в конце восьмидесятых.
Все эти детали сейчас кажутся уже не нормой, а стилистической вычурностью: плохие журналисты, хорошие копы, аполитичные террористы. Игнорировать эти приметы старых боевиков не нужно (хотя бы чтоб тренировать критическое мышление), но в то же время стоит посмотреть на них как на диковинную для современного кино наивность — и «Крепкий орешек» станет трогательным почти как «Ирония судьбы».
(Д.С.)
Еда и смысл жизни на скорую руку: «Девушки в последнем путешествии» (2017)
Опустошительная война выжгла, кажется, всю цивилизацию целиком. По внутренностям многоуровневого города медленно ползёт вездеход, а внутри — две девочки: Тито и Юри. Серьёзная, но малость трусоватая Ти умеет читать, писать и водить, а Ю отлично управляется с винтовкой и бесстрашно смотрит на всё новое и непознанное, но глуповата. Девочки едут от нижнего уровня к верхнему в поисках топлива и припасов, а вопрос о глобальной цели их путешествия остаётся открытым.
Снятые по шеститомной манге «Девушки в последнем путешествии» вошли почти во все топы лучших аниме 2017 года. Удивляться этому не приходится: «Девушки…» обладают неприличным количеством достоинств. Продуманный лор постапокалиптической урбании цепляет атмосферой, потрясающий индустриальный дизайн зданий и роботов многократно усиливает погружение (и забавно контрастирует с кавайностью некоторых элементов), а многоликий саундтрек Кэнъитиро Суэхиро пилит даже самые острые углы в кашу. Дирижирует всем этим нарратив — вязкое и концентрированное slice-of-life-повествование, в котором полное отсутствие какого-либо действия может взорваться паникой или вполне себе реальной убербомбой.
Пока глаза впитывают эстетику, «Девушки…» неторопливо, но неуклонно наезжают гусеницами на дюжину самых сложных вопросов. Жизнь и ее смысл (а также чем отличается живое от неживого), природа человека, вскармливание дружбы, формообразование страха, религия, сопереживание, практическое назначение символов памяти — сериал без колебаний тыкается в темы, традиционно считающиеся трудными и двусмысленными. Но благодаря отсутствию толпы и искажающего окружения (Ти и Ю большей частью путешествуют в гордом одиночестве) вопросы проскакивают легко, чему также способствует меланхоличный темп, позволяющий тщательно пережёвывать поступающие тезисы.
Сериал не претендует на откровения и содержит умеренное количество штампов, но тщательно взвешенные дозы формы и содержания оставляют самое благоприятное впечатление. Как чашка горячего и сладкого какао в первый (и, конечно же, снежный и холодный) день после конца света.
(М.Б.)
Снизу постучали: «Мешок без дна» (2017), реж. Рустам Хамдамов
Фрейлина (Светлана Немоляева) рассказывает великому князю Александру II (Сергей Колтаков) сказку про убийство в лесу XIII века. Как завещал Куросава — с разных точек зрения, чтобы все окончательно запутались. Есть версия разбойника (Кирилл Плетнев), покойника, его жены (Елена Морозова), людей-грибов и медведя. Параллельно двое из XVIII века припоминают сторонние байки — например, про мешок без дна.
Фильм Рустама Хамдамова — с одной стороны, сон о советских киносказках, Птушко в лабиринтах быстрой и глубокой дремы, с другой — отечественный ответ, не зевайте, «Твин Пиксу» — сновидческому мылу Дэвида Линча, который стал не только синонимом всего странненького, но и емко описал хронотоп массового американского подсознания.
«Мешок без дна» этот самый топ-топ и есть: ода нарративной бездне, которая с каждым коленцем, каждым поворотиком, каждой новой точкой зрения и призмочкой становится неописуемо прекрасной и необычной, как мутировавшее привычное. Тут Хамдамов не случайно отсылает к «Тысяче и одной ночи» — главному памятнику бесконечной истории, рождающейся и множащейся всего лишь благодаря паре рассказчик и слушатель (аналогичный фокус проделывал Серджо Топпи в визионерском bd «Шараз-де».
Вместе с тем, он демонстрирует, как множество историй рождает сеть массового (под)сознания: не случайно в кадре фигурируют люди именно в шляпках грибов, которые, как известно, соединены бесконечным общим оптоволокном. В российском контексте двумя ключевыми хронотопами оказываются славянское и царское, лес и дворец, как бы детство и отрочество отечественной культуры. В кадре даже напоминают: все идет из детства, в ранних годах сосредоточено то, что иногда именуют Раем, а сказки — это способ защититься от действительности. Будь то татаро-монгольское нашествие, смута, дворцовые перевороты, ужасы XX века или безальтернативный путинизм. Так формируется третий слой сновидческого гриба Хамдамова — ода эксапизму, который сколь странен, столь и необходим.
Все три этих мешка, естественно, без дна: и эскапизм, и подсознание, и нарратив, — но не меньше завораживает визуальная сторона картины, завораживающе-тревожная изнанка сказок, аранжированная громким треском самых крохотных предметов. Изящное напоминание и об обратном: если потрясти любую сказку про добра молодца, выкатится голова, раздадутся всхлипы, заскребут друг о друга перстни и бесконечные подолы платьев. Как страшно жить, но как интересно слушать.
(А.Ф.)
Последнему игроку приготовиться: «Последний киногерой» (1993), реж. Джон МакТирнан
Благодаря волшебному билету нью-йоркский тинэйджер Дэнни Мэдиган прямо из кинотеатра переносится в любимую экшн-франшизу «Джек Слэйтер», где Арнольд Шварценеггер играет крутого калифорнийского копа — эдакого Джона МакЛейна или Мартина Риггса, только в два раза крупнее и без суицидальных наклонностей. Вскоре местный злодей осознает свою выдуманность и, прихватив с собой маньяка из триквела, нагрянет в реальный мир, где плохие парни выигрывают. Шэрон Стоун, Т-1000, кот-мультяшка, миллион отсылок и дюжина ванлайнеров прилагаются.
Провал «Последнего киногероя» Джона МакТирнана в американском прокате, по сути, ознаменовал конец эры высокобюджетных экшн-фильмов и начало заката карьеры Арнольда Шварценеггера. Критики разгромили кино, которое сочетало в себе сатиру на Голливуд, пародию на боевики, спилберговский дух семейной сказки и постмодернистскую любовь к деконструкции жанра изнутри жанра. Ленту, в общем-то, по делу обвиняли в непоследовательности, однако, учитывая то, что сценарий переписывали пять человек, а на монтаж отвели месяц, история получилась удивительно гладкой. Спустя 25 лет видно, что «Последний киногерой» состарился лучше, чем большинство главных боевиков 90-х (от Майкла Бэя до «Матрицы») и, а его рецепт, не меняя основные ингредиенты, продолжают использовать. В хоррорах — «Хижина в лесу» и «Последние девушки», в супергероике — «Дэдпул» и «Человек-паук: Через вселенные». Даже Спилберг, чей «Парк Юрского периода» когда-то разорвал «Киногероя» на куски, использовал ту же формулу в ностальгическом сайфае «Первому игроку приготовиться». Шварценеггер играет в Гамлета, выдавая одно из самых оригинальных прочтений «Быть или не быть…», Шварценеггер-образ встречает Шварценеггера-актера (подчеркнуто, туповатого), Иэн МакКеллен играет Смерть из «Седьмой печати» Бергмана… Кому нужна последовательность? Big mistake, как говорится.
(М.М.)
Ссылки недели ⌨
- Топ хорроров года от RussoRosso
- Немного интересных особенностей о том, как создавался “Человек-паук: Через вселенные”
