ПОЧЕМУ ГОРОДСКИЕ СИМФОНИИ ЗВУЧАТ НА КИНОПЛЕНКЕ?
Сегодня поговорим о «городских симфониях» — жанре кинематографа, где главным персонажем является городская среда. Что в нем музыкального, от чего его так полюбили экспериментаторы и авангардисты и как жанр трансформировался в дальнейшем — в сегодняшнем материале.
С появлением киноаппарата человек превратился в так называемого «человека смотрящего», наблюдающего за жизнью со стороны, запечатлевающего ее и превращающего в истории. Еще с первых мастодонтов мирового кинематографа четко выделились две ветви развития этого искусства — документальная, в лице братьев Люмьер, запечатлевших знаменитое прибытие поезда, и игровая-фантазийная, немыслимыми способами проявляющаяся в кулуарах студии Жоржа Мельеса.
Так получилось, что есть жанр, который объединяет две эти ипостаси кинематографа. В 1920-е годы, когда кино уже немного окрепло, обзавелось теоретическим фундаментом и стало полем для различных экспериментов как с техникой (не обошлось без советских гениев вроде Эйзенштейна и его верного оператора Тиссе), так и с повествованием (не обошлось без набирающей популярность философии Фрейда), появились первые «городские симфонии». Это документальные картины,состоящие из множества мотивов-сцен-эпизодов, каждый из которых, выцепленный зоркой кинокамерой из повседневной реальности, обретал художественный и поэтический ореол. Неслучайно в названии жанра есть слово «симфония», т.е. единая картина, составленная из более мелких, но самостоятельных сцен-лейтмотивов. Так как первоначального сюжета у подобных картин не было, то на первый план выходили методы съемки, монтажные эксперименты и ритм повествования, приобретавший музыкальный оттенок.
Едва ли не самая известная «городская симфония» даже имела собственно музыкальное либретто, в котором каждой снятой сцене сопутствовало необходимое музыкальное сопровождение и длительность! Это эпохальный «Человек с киноаппаратом» Дзиги Вертова, снятый в 1929-ом году и признанный «величайшим документальным фильмом всех времен». Эта картина, снятая в четырех советских городах (Москва, Одесса, Киев и Харьков) выводит на новый уровень взгляд камеры, кинооко, которое не навязывает свою игру, свой сценарий, а неотступно следит, наблюдает и, по возможности, не вмешивается. А уже затем, в монтажной, имея на руках метры отснятой пленки, создатели фильма во главе с крупнейшим советским режиссером Вертовым (единственным, кстати, кто поймал в объектив своей кинокамеры живого и реально существующего Чапаева, но было это еще в 1919 году) сплетали из отдельных моментов и планов, отдельных инструментов и людей, целую симфонию города.
Среди других значительных «городских симфоний» можно выделить посвященную Парижу «Только время» бразильского режиссера Альберто Кавальканти; самую экспериментаторскую и одиозную «Берлин: Симфония большого города» Вальтера Руттмана; личную и наполненную приливами Брюгге «Образы Остенде» Анри Сторка; и самую искрящуюся и поэтически одаренную «По поводу Ниццы» Жана Виго.
Такие фильмы стали своего рода логической рефлексией на бурное развитие техники и городов в начале XX века, попыткой усмотреть поэтическим взором повсеместный приход технологий и скачкообразное расширение городов. Поэтому в самом чистом виде этот жанр просуществовал лишь десяток с лишним лет. Но это не значит, что он так и остался ушедшей вехой в истории кино.
ЗАЧЕМ ГОРОДУ ПЕРСОНАЖИ?
В середине века у каждой «городской симфонии», будь это название еще в ходу, появляется свой дирижер, причем внутри кадра. Это тот персонаж, герой, злодей, который является порождением этого города и включает в себя всю поэтику и проблематику окружающего пространства . То есть город все равно является главным персонажем, однако объективированном уже в другом — в конкретном драматургическом лице.
Таковы фильмы Кэрола Рида, где город и герой рифмуются друг с другом. Британец по национальности, Рид в своих работах воспел города и столицы разных стран, причем чаще всего с негативной, темной стороны. В «Выбывшем из игры» главного героя, раненого лидера ирландских националистов, преследуют служители закона, поэтому Белфаст с ухудшением состояния персонажа становится все более мрачным, потусторонним, разделенным непролазными стенами и тенями крестов от ночных фонарей. Город покрывается снегом — покрывает им и самого персонажа. Будто бы отторгает его, выгоняя из теплых помещений и нежных объятий на стужу собственной смерти, но и принимает обратно, не дав тому уехать и оставив навеки на своей земле. В «Человеке посредине» также проводится метафора города и состояния персонажа — разделенный на части Берлин приравнивается к ошибкам, недоговоркам и тайнам главных героев, которых то похищают по ошибке коммунистическая разведка, то заставляют совершать преступления. И, наконец, «Третий человек» — великий рассказ об иностранце, прибывшем в разделенную на оккупационные части Вену к другу, незадолго до его приезда объявленного умершим, и втянутым в подпольные преступные игры с пенициллином, предательством и постоянно звучащими звуками цитры. Каждый герой не мог бы существовать за пределами того города, в котором он оказался.
Отголоски «городских симфоний» раздаются и дальше — будь то «Манхэттен» Вуди Аллена, где атмосфера города вынесена уже в название и в начальные аккорды рапсодии Гершвина; или «Ночь и город» — нуарное признание в любви к подполью Лондона от Жюля Дассена. А то и «Париж глазами шести» — коллективная работа режиссеров французской новой волны, поделивших между собой столицу Франции и снявшие по короткометражке об одном из районов города. Иконической фразой, трагически посвященной одному из районов города, заканчивается и неонуар Романа Полански «Китайский квартал»: “Забудь, Джек, это же Китайский квартал…”. Вся трагедия и все лица кажутся лишь порождением места. Через персонажей город окончательно познает себя, чтобы…отпустить от себя персонажей, которые будут признаваться ему в любви.
КАК ПИШУТ «ГОРОДСКИЕ СИМФОНИИ» В XXI ВЕКЕ?
Разумеется, за век существования жанра первоначальные интенции, авангардистские поиски и цели, составляющие базис «симфоний», эволюционировали. «Симфонии» стали программными, обрели дирижеров и ведущих исполнителей, обзавелись подготовленным текстом и сюжетом. В XXI веке города уже не старались снимать «застигнутыми врасплох», нет нужды и придумывать изощренные техники, чтобы нащупать пульс мегаполиса. Ведь этот пульс –в историях, которые происходят в черте одного города и даже пересекаются друг с другом. Именно такую форму приняли альманахи-посвящения городам в современном кино — «Париж, я люблю тебя» (2006), «Рио, я люблю тебя» (2014), «Нью-Йорк, я люблю тебя» (2008), «Берлин, я люблю тебя» (2019) (в России даже какое-то время думали снять отечественный аналог под названием «Уфа, я люблю тебя»). Созданные режиссерами абсолютно разной стилистики и мастерства с большим количеством знаменитых актеров, эти посвящения не сравнимы по масштабу, возможностями и фантазиий со своими предшественниками, становясь даже слишком «срежисированными валентинками». Город, реально существующий, окончательно распадается на выдуманных персонажей и спланированные истории. Другими словами, город на кинопленке превращается в миф. И именно ауру такого мифа, а уже не пульс, стараются ухватить нынешние создатели «городских симфоний».
Ещё больше любопытного в Телеграм-канале:
