И снова об абортах
Почему споры пролайферов и прочойсеров такие скучные и бесполезные
Политическая демагогия
Все мы хоть раз становились участниками онлайн-дискуссии, в которой, к сожалению, мало кто понимал, о чём вообще рассуждает.
Академические дебаты, несмотря на свою закрытость и саморефлексию (а иногда из-за этого), нередко страдают тем же недугом.
Вот ещё одно общее сходство: смотрите ли вы политические дебаты на ТВ, или же читаете научный спор на страницах академического журнала — в обоих случаях участники дискуссии прежде всего озабочены убеждением своих оппонентов.
Представьте себе двух политиков, которые обсуждают последние новости. Не нужно быть особым циником, чтобы понять, что никому из них не интересна правда как таковая: они соревнуются в риторической эффективности.
В академических работах, на взгляд рядового человека, такое не приемлемо, ведь учёные должны стремиться к истине, как к своей высшей интеллектуальной добродетели.
Но не стоит обманываться. В академической среде тоже очень много всякой ерунды — не воспринимайте мои слова иначе. Однако лучшие образчики научных дебатов всё же могут дать нам некоторый приоритет точности над риторикой. Для примера возьмём острый вопрос: аборты.
Дешёвые ярлыки
Именно политики, а не учёные, ответственны за появление дихотомии «пролайф» и «прочойc» —риторически эффективных, но интеллектуально пустых ярлыков (они искажают реальность, безапелляционно подразумевая, что противоположная сторона «против жизни» или «против свободы человеческого выбора»).
Но это именно тот тип дискуссии, что у нас есть. Мы берём крайность, любую крайность, если она позволит нам переманить людей на свою сторону.
В то же время, в лабораторно-чистом мире философской этики подобная постановка вопроса о моральном статусе абортов должна восприниматься как тревожная и чуждая.
Потому что, отбросив всякую политическую шелуху, учёные свободны придумывать различные стратегии аргументации. И не так важно, что сперва они могут показаться чудными, ведь конечная цель — истина, а не увеличение популярности своей точки зрения в народных массах.
Теперь без шуток
В своей книге «Защита абортов» Джудит Томпсон приводит серию мысленных экспериментов, один страннее другого.
- Чтобы спасти жизнь коматозного виолончелиста, Общество Любителей Классической Музыки похищает вас и соединяет ваше тело с телом музыканта. Таким образом, в течение девяти месяцев вы вынуждены помогать ему выживать.
- Вас заперли в очень маленьком доме с растущим ребёнком. Через некоторое время вас просто раздавит насмерть, а вот ребёнку, хоть и с увечьями, но удастся вырваться на свободу и жить дальше.
- Вы смертельно больны, и только ласковое прикосновение мужественной ладони Клинта Иствуда может вас исцелить. Однако для этого ему придётся лететь к вам из Калифорнии.
- Люди-семена, подобно пыльце, летают в воздухе. Если они попадут в ваш дом и приземлятся на волшебный ковёр, то они станут полноправными людьми. Вы открыли окно, потому что вам захотелось свежего воздуха, но убедились, что специальная сетка (с 99.9% вероятностью защищающая от людей-семян) на месте. Однако одному человеку-семечку всё таки удалось пробраться внутрь.
Может возникнуть вопрос: что вообще госпожа Томпсон хотела этим сказать?
Пример про Клинта Иствуда может быть не понятен. Поясняем: пролайферы часто приводят аргумент о том, что даже нерождённый ребёнок имеет право на жизнь. И мать обязана уважать это право, а значит вынашивать его и рожать. Джудит приводит контраргумент: обязан ли Клинт Иствуд ехать в российскую Тмутаракань, если он — единственный, кто может вам помочь? Нет, с его стороны это было бы очень великодушно, однако лежит ли на нём моральное обязательство? И если нет, то почему оно лежит на матери будущего ребёнка?— комментарий RLN
Основная цель Томпсон — это опровергнуть утверждение о том, что аборты неправильны. Поэтому она ищет способы разбить ключевой тезис, что аборт в каждом и любом случае не оправдан.
И её виолончелист, пожалуй, самый сильный контраргумент против самой сильной антиабортной позиции. Если вы считаете, что аборты всегда неправильны, то как вы относитесь к ситуации, когда кто-то насильно вынужден поддерживать сердцебиение другого человека за счёт жизненных сил его собственного тела?
Прочтите ещё раз последнее предложение предыдущего абзаца. Не является ли ошибкой использование слова «человек»? Разве прочойсеры не утверждают, что зародыш не человек? Ведь большинство людей считает, что ключевой вопрос вокруг абортов состоит именно в этом: считаем ли мы существо внутри утробы человеком?
Другими словами, если мы считаем зародыш человеческой личностью, то пролайферы автоматически побеждают; а если зародыш это не человек, то побеждают прочойсеры. Разве не об этом весь шум и гам?
Разрыв шаблонов
Томпсон заставляет своих оппонентов перейти на новый уровень дискуссии. Всё, что было нужно пролайферам ранее, так это показать, что зародыш является человеком. Однако теперь, в свете аргумента Томпсон, даже если пролайферы докажут это, она всё равно победит. Ведь её аргумент опровергает необходимость запрета абортов, даже если внутри утробы находится человеческая личность. По-крайней мере, так думает сама Томпсон — я не утверждаю, что ей это удалось.
В её примере виолончелист, безусловно, человек. Другими словами, никто не станет отрицать, что взрослый мужчина, умеющий играть на музыкальном инструменте, является личностью. Также и в других примерах, например с людьми-семенами: в момент, когда человек-семя приземляется на ковёр (то есть акт оплодотворения), он становится полноценной личностью.
В такому повороту событий большинство пролайферов явно не готовы.
Погодите, я вообще RLN читаю?
На мой взгляд, сценарии, которые строит Томпсон, страдают от неизлечимого недуга: они не являются прямыми аналогиями по многим важным параметрам. Но сейчас моя цель заключается не в опровержении её тезисов, а в стремлении показать вам, как интеллектуальный дискурс — особенно философский — использует интеллектуальную находчивость, чтобы сформулировать сильнейший из возможных аргументов в рамках заданных исходных условий. Кроме того, по-крайней мере в аналитической традиции, упор делается на прозрачность и строгость рассуждений.
Дон Маркьюз в своей статье «Почему аборты аморальны» придерживается такого же подхода. Как можно понять из заголовка, Маркьюз предлагает противоположные Томпсон тезисы, но, что интересно, их работы не конфликтуют между собой напрямую.
Будто они сражаются на одной войне (дебаты вокруг абортов), но участвуют в разных битвах.
Также как и Томпсон, которая допускает истинность основного аргумента пролайферов (зародыш — это человек), так и Маркьюз допускает истинность ключевого аргумента прочойсеров (зародыш — не человек).
Он доказывает, что аборт неправилен, даже если зародыш не является человеческой личностью.
Опять же, чтобы ощутить силу подобной стратегии, представьте себе двух человек, которые обсуждают вопрос абортов. Если кто-то вам скажет, что оба участника дебатов пришли к согласию о том, что зародыш не является человеком, то вы, вероятно, решите, что прочойсер победил, а пролайфер сдался.
Но не всё так просто. И вот основная мысль Маркьюза:
(1) То, что делает убийство аморальным, в большинстве случаев связано с лишением человека будущего. Вернее сказать, ценности его будущего*.
(2) Когда зародыш убивают, он страдает от потери такого же рода.
Следовательно,
(3) Аборты аморальны, также как и убийство взрослых и детей.
Процитирую автора:
Когда меня убивают… Я лишаюсь всей ценности своего будущего. Навязывание мне такой потери делает убийство неправильным. Убийство любого взрослого человека неправильно, на первый взгляд, из-за того, что он или она теряет своё будущее. …
Будущее стандартного зародыша также включает набор опыта и деятельности аналогичный тому, что ожидает в будущем взрослого человека или несовершеннолетнего ребёнка. Поскольку обоснование, по которому убивать людей после их рождения неправильно, подходит и для зародыша, следовательно и аборты, на первый взгляд, категорически аморальны.
Ещё раз обратите внимание, что для аргумента Маркьюса не важно, считаете ли вы зародыш человеком. Он ставит вопрос глубже, опираясь на понимание того, почему вообще убийство кого-либо неправильно.
Если бы обоснование того, почему убивать людей плохо, опиралось на сущность человеческой личности, то Маркьюзу нечего было бы сказать против абортов. Однако он показывает, что аргументация против убийства взрослых и детей подходит и против убийства зародышей. Будет большой ошибкой выборочно использовать этот аргумент в защиту первых двух групп, и закрывать глаза на последнюю.
(Интересно, что аргумент Маркьюза не работает в случае эвтаназии. Ведь человек, выбирая добровольный уход из жизни, не видит в своём будущем никакой ценности.)
Отметьте, что подход Маркьюза неуязвим против стандартной риторики прочойсеров: существование человеческой личности не имеет к нему никакого отношения.
«Пролайферы наделяют всеми человеческими правами лишь потенциального человека», — жалуются прочойсеры. Но что, если рассуждать так: «убийство взрослого человека не аморально, поскольку он имел лишь потенциальную ценность будущего». То есть будущее у него могло быть, а могло и не быть — так что в убийстве ничего страшного нет. Никто в здравом уме не примет такие рассуждения, поскольку ценность будущего существует здесь и сейчас, а не потенциально где-то там. Поэтому мы столь негативно относимся к чьему-либо убийству: убитого человека ограбили, причём лишили самого ценного, чем он только обладал — всей совокупной ценности его будущего.
Вот почему аборты действительно аморальны.
* —future of value в оригинале. Если переводить дословно, то это скорее «будущее ценности», а не «ценность будущего». Однако такой термин, на наш взгляд, может ввести в заблуждение и относится к экономическому империализму.
Оригинальная статья:
