Консерваторы и прогрессивисты провели XX век в спорах об универсальных политических принципах. Но мир не настолько податлив. Даже в эту цифровую эпоху гипер-соединенности мира элиты ведут борьбу за то, чтобы поддерживать идеи глобализма против волны националистических и популистских движений. Либертарианцам стоит принять эту реальность и отвергнуть принцип универсализма в пользу морально и тактически более превосходного принципа самоопределения.
Десятилетиями мы принимали на веру, что мир становится меньше, и поэтому глобализм во всех его формах неизбежен. Мгновенные сообщения, недорогой доступ к цифровой информации, глобальная торговля и дешевые быстрые способы путешествовать объединятся, чтобы продемонстрировать раз и навсегда, что все национальности, география, культура, языки, этнические вопросы и даже история значат куда меньше, чем «общечеловеческие ценности».
Учитывая эту неизбежную реальность, старые способы жизни будут отброшены миром, изголодавшимся по современности. Всеобщее избирательное право, этот столп веры в пост-монархическом мире, приносит социальные демократии с надежными социальными гарантиями, регулируемым капитализмом, привилегиями для женщин и меньшинств, и вызывающими широкое согласие нормами касательно социальных проблем. Западная концепция гражданских прав наращивает свое присутствие вширь и вдаль, а технологии наводят мосты между старыми границами национальных государств. И прогрессивисты, и консерваторы разделяют это видение, хотя первые скорее подчеркивают, что все идет к наднациональному административному государству («единое правительство»), а последние фокусируются на глобальных управляемых торговых схемах под эгидой международного права.
Универсализм предоставляет философское обоснование глобализму. Но он не предоставляет дорожной карты для свободы. Либертарианцы, которые хотят видеть мир, организованный вокруг центра из граждан и рынков, а не вокруг государства, ответственны за то, чтобы назвать напрямую ошибочным весь этот неотвратимо этатистский нарратив. Глобализм — не свобода; вместо этого он угрожает созданием совершенно нового уровня государства. И универсализм не является естественным порядком. На самом деле чаще всего он противоречит человеческой природе и настоящему многообразию людей.
Тем не менее, многие либертарианцы подобрали мантру универсализма и используют ее. Призывы к глобальному признанию прав, которые основаны на либеральном индивидуализме и продвижение мутного «либертарианского космополитизма» предлагают все тот же высокомерный универсализм, который нам представляют, как неизбежную дугу в спирали человеческой истории. Форма либертарианского универсализма скрывается за созданием международных организаций, таких как Atlas Network, и используется для придания импульса дискуссии о необходимости принятия западной «толерантности» и конституционализма в, например, зарождающейся иракской национальной ассамблее. Это слабо вяжется с претензией либертарианской партии к Рону Полу за его поддержку сецессии и прав государств на самоопределение — ЛП посчитала эту позицию «нелибертарианской».
Конечно, есть универсальные нормативные принципы, которые можно найти в либертарианстве, особенно в области естественного права. Все люди имеют право на суверенитет над их физическими телами и разумом, право владеть законно приобретенной собственностью, и право свободно связывать себя с другими (а также право свободно НЕ связывать себя с другими). Самопринадлежность и права на собственность — это главные заповеди либертарианства.
Но многие части мира не согласны с этими заповедями, независимо от того, признаем мы это или нет. Универсальные социальные нормы, культурное поведение, или политические предписания очень тяжело приживаются вне запада. И в то время, пока либертарианцы могут универсальным образом осуждать рабство, или авторитарный коллективизм, совсем другое дело — это учить иные общества как им организовываться политически. А последовательный универсализм предлагает именно это. Права геев в Америке означают те же права геев в Саудовской Аравии, открытые границы для Германии означают, что Монако тоже должно открыть свои двери для беженцев, а открытое ношение оружия в Техасе предполагает, что Франция должна тоже ввести такую политику для предотвращения очередного теракта в Батаклане.
Если военное вторжение США в Руанде оправдано, значит, оно должно быть оправдано в Сирии. Как либертарианец-универсалист может с этим спорить?
Фундаментальная проблема с универсализмом такова, что слишком мало в мире вещей, которые вызывают глобальное согласие. Универсалисты проявляют особый вид высокомерия, тот, который смахивает на нео-колониализм: настаивание на том, что другие должны верить в те же вещи, что и мы, как только мы покажем очевидное превосходство наших мыслей.
Но люди не только часто не могут верить в те вещи, в которые мы хотим, чтобы они верили, они также и действуют иначе, чем мы надеемся.
Поэтому универсализм, неважно, политический ли, экономический, или культурный, представляет проблему, на которую Людвиг фон Мизес обратил внимание десятилетия назад — это форма коллективизма, и она не работоспособна в фреймворке праксеологии:
Философия универсализма с незапамятных времен блокировала понимание праксеологических проблем, и современные универсалисты совершенно не могут найти к ним подхода. Универсализм, коллективизм, и концептуальный реализм видит только целое и, собственно, универсалии. Они раздумывают о человечестве, нациях, государствах, классах, о добродетелях и зле, правильном и неправильном, о целых классах желаний и товаров.
Универсализм не только не может полностью принять во внимание индивидуальное человеческое действие, он предполагает некую форму всеобъемлющего арбитра, будь то божество или государство:
Существенная проблема всех видов универсалистских, коллективистских и холистических социальных философий такова: по какому знаку я могу признать закон истинным, слова Апостола словами, переданными от Бога, а власть — легитимной? Многие говорят, что их послало само Провидение, и каждый из этих пророков проповедует что-то другое. Для истинно верующего не может быть никакого сомнения; он полностью уверен, что поддерживает единственно верную доктрину. Но именно твердость таких убеждений делает непримиримыми антагонизмы.
Как недавно говорил Джо Салерно, отвергая универсализм Мизес вместо этого увидел самопринадлежность человека как высшую политическую цель. Чем меньше и локализованнее политическая единица, тем больше возможность у человека жить в тех политических условиях, которые приемлемы для него. Для Мизеса это было не только вопросом гражданской принадлежности, но и важным для избегания гражданской войны и кровопролития элементом:
Право самопринадлежности в отношении вопроса членства в государстве означает: когда бы население определенной территории, неважно, маленькой ли деревеньки или целого района, или нескольких районов, проведением свободного плебисцита решают, что не хотят более быть частью государства, частью которого они являются в настоящий момент, но хотят стать независимой силой или присоединиться к другому государству, их желание должно уважаться и быть соблюдено. Это единственный выполнимый и эффективный путь для предотвращения революций или гражданских или международных войн.
Право самопринадлежности, о котором мы говорим, это не право на самоопределение наций, а право на самоопределение населением любой территории, достаточной по размеру для формирования независимой административной единицы. Если бы был какой-то способ дать такие права каждому индивиду, это стоило бы сделать. Но это непрактично с точки зрения технических соображений, которые требуют, чтобы регион управлялся единственной административной единицей, и что право на самоопределение должно быть ограничено волей большинства населения в зонах, достаточно больших для того, чтобы считаться территориальными единицами в администрировании страны.
Другими словами, самоопределение — главная политическая цель. Это путь к свободе, каким бы несовершенным он ни казался. Конечно, мир 7 миллиардов саморегулирующих свою жизнедеятельность индивидов был бы идеалом, но такого не может быть, поэтому мы предпочитаем Лихтенштейны Германиям, и Люксембурги Англиям. Нам стоит предпочитать право на федерализацию штатов в США, и приветствовать развал ЕС. Нам стоит поддерживать движения за выход из составов своих стран Каталонии и Шотландии (при условии, что они естественны, а не организованы государствами или разведывательными управлениями). Нам стоит восхищаться системой федерализации в Швейцарии, где локализм является главенствующим принципом. Нам стоит отдавать предпочтение локальному контролю, а не находящимся на удалении легислатурам и административным телам, поэтому нам надо отвергать многосторонние торговые сделки. Подводя итоги, нам стоит выбирать малое по сравнению с большим, когда речь идет о государстве.
Может ли маленький локальный штат быть равным или менее свободным, чем находящийся вдалеке большой? Конечно, но на деле история говорит об обратном. Но принцип Мизеса сохраняется — самый лучший шанс для свободы находится там, где индивид проживает в самой малой из возможных форм административного управления. Каждый более высокий уровень государства ослабляет способность человека влиять на перемены или менять правила.
Децентрализация, сецессия, субсидиарность, локализм и аннулирование являются инструментами большей самоопределяемости, и, как следствие, большей свободы. Эти инструменты, а не универсалистские пошлости, должны быть акциями, которыми торгует либертарианец, пытающийся защитить идеи более свободного мира.
Если же не принимать во внимание либертарианцев, есть достаточно обнадеживающие признаки того, что политики и слева, и справа видят предзнаменования всеобщей децентрализации.
Прогрессивисты увидели, как их мир серьезно пошатнулся после успешной кампании за Брекзит и после выборов, на которых Трамп победил убер-глобалиста Хиллари Клинтон. Они предсказуемо отреагировали — централизованная сила в Вашингтоне внезапно стала чем-то, чему нужно сопротивляться и чего нужно бояться для них. Отпрыски Силиконовой Долины начали всерьез поговаривать о Калекзите, мэры от Нью-Йорка до Сан-Франциско призывают к созданию все большего числа городов-убежищ, избегающих применения федеральных законов, а председатель Демократической Партии США объявил лето 2017 года «летом сопротивления [власти]». Они не звучат, как люди, которые верят в святость выборов, или как те, кто принимает спокойно власть единственного исполнителя в случае, когда побеждает «неправильный парень».
Но нам, как либертарианцам, стоит аплодировать этому. Мы можем называть прогрессивистов лицемерами, которыми они и являются, но они правы, когда говорят, что голосование не дает легитимности правительству. Если для того, чтобы левые осознали, что среди людей больше оппозиции социальной демократии и политике идентичности нужен Трамп, пусть так и будет.
Впервые за эпоху прогрессивизма леволибералы сами хотят сокращения федеральной власти. Это счастливый поворот судьбы, который надо только поддержать. Политическая децентрализация, что-то, чему левые сопротивлялись весь XX век, предлагает им насладиться прогрессивной политикой прямо здесь и сейчас:
Либертарианству нечего сказать о частных сообществах, кроме как это: насилие и обман не разрешены. Поэтому тысячи или даже миллионы людей, если так хотят, могут собраться в местах типа Сан-Франциско и добровольно, [никого не принуждая], создать там свои схемы по оплате здоровья, зоны контроля за оружием, перераспределение дохода и богатства, радикально прогрессивное налогообложение, принудительное «разнообразие», ограничения на выделения углеводородов, «бесплатные» школы, коллективное воспитание детей, и так далее — целый арсенал прогрессивных программ.
Консерваторы тоже начинают признавать, что чувство национальной идентичности и единства было утеряно. Анжело Кодевилла, старший научный сотрудник Клэрмонтского Института, недавно написал потрясающее эссе под названием «Холодная гражданская война», которое стоит почитать. Кодевилла, серьезный ученый, которому не свойственно преувеличивать, видит Америку времен Трампа как страну, находящуюся «в муках революции»:
Американское общество разделилось по непримиримому принципу видения добра, которое среди населения истолковывают по-разному люди, считающие друг друга врагами. Любая попытка любой из сторон заставить оппонентов сдаться предвещает только судьбу, которая уже приключилась со многими народами, позволившими себе скатиться в революцию. Из этого следует, что путь к миру должен лежать в довольстве каждой из сторон жить так, как им хочется, но только среди тех людей, которые на это согласны. Это означает, что нужно сократить роль государства до той стадии, когда оно уже не сможет разрушить последние остатки нашей национальной сплоченности.
Кодевилла продолжает использовать знакомый консервативный сленг вроде словечек «искусство управления государством» и «федерализм», но между строк можно прочитать, что он находится на незнакомой ему территории предложения модели радикально децентрализованной Америки. Он тот консерватор, который наконец понял, что консерваторам не победить при текущей политической организации жизни. Они проиграли культурную войну, проиграли войну за бюджет, потеряли свою мантию «ограниченного правительства», и потеряли Конституцию. Они существуют только для того, чтобы немного затруднять продвижение прогрессивистской повестки дня, но даже эта небольшая оппозиционная деятельность не дала им ничего кроме ненависти и презрения. Для такого потомственного любителя Америки и одновременно иммигранта, как Кодевилла, это неприемлемо.
Итак, как и прогрессивисты, он призывает к старой доброй Ирландской Демократии — широкораспространенному, но пассивному сопротивлению эдиктам центрального правительства, которое навязывает прогрессивную политику республиканским штатам, которые не хотят такую политику видеть у себя. Так как административная сила не может одолеть «ослабленный консенсус», что если Техас просто закроет клиники для абортов, а Северная Дакота учредит обязательные молитвы в школах? Что сможет сделать федеральное правительство, если десятки штатов просто пожмут плечами и решат отвергнуть определенное регулирование или решение судов в области «здравоохранения, образования, велфера и полиции»?
Ответ, как уже давно утверждают либертарианцы: да ничего особенно не сможет сделать. Три или четыре миллиона федеральных служащих не уполномочены осуществлять федеральные правила, когда национальный консенсус развалился. Фактически, то что предлагает Кодевилла звучит сильно похоже на… свободную конфедерацию штатов-государств. Это как струйка свежего воздуха, дующая из Клэрмонтского Института, который всегда раньше носился со своим «Великим Централизатором» Авраамом Линкольном.
Клермонт может и не «Херитейдж» и не National Review (знаменитый консервативный фонд, и крупное консервативное издание соответственно), но абсолютно на «ты» с фирмой «Консерватизм». Поэтому когда такое заведение публикует статью, призывающую к радикальной децентрализации, чтобы избежать горячей гражданской войны, на это стоит обратить внимание.
Политическая субсидиарность предлагает консерваторам и прогрессивистам путь к сосуществованию, возможно даже, единственный путь. Отбросив все преувеличения, так ли уж невозможна война с оружием в руках в современной Америке?
Самое время ловить мгновение для либертарианцев и заявлять о децентрализации. Лучшего момента не придумаешь. Время заново брендировать либертарианство как сильную, прагматичную и работающую альтернативу фальшивому универсализму, который впаривают нам сегодня. Трамп показал на трещины в нарративе глобалистов. И вместо того, чтобы продолжать этот нарратив, нужно продвигать либертарианское видение того, что фактически согласуется с человеческой природой и реальностью.
Итак, общей либертарианской политической ценностью является самоопределение. Децентрализация, сецессия, субсидиарность и аннулирование являются механизмами, которые приближают нас к этой ценности. Настаивать на «универсальных ценностях», политических или каких-либо еще — совершать и стратегическую, и этическую ошибку. Будущее — децентрализовано. Почему так много либертарианцев выступают за обратное?
Пока вы не из Саудовской Аравии или не француз, статус гей-свадеб или права на оружие, или любой другой набор вещей в этих странах — не ваше дело. Это может казаться чем-то неудовлетворительным для либертарианцев, но только до тех пор, пока мы не поймем, что самоопределение бьет по всем параметрам универсализм.
Джефф Дейст, президент Института Мизеса, США
Оригинал статьи: http://link.rln.today/self
