Ни убавить, ни прибавить
Интервью с Сергеем Майоровым
Вопросы задавал Роман Васильев
Сергей Евгеньевич, расскажите о себе: учёба, образование, выбор профессии. Как начинался Ваш путь?
О себе рассказывать и просто, и сложно.
Рос обычным ребенком, со всеми мальчишескими занятиями. И ничто не предвещало, что впоследствии я стану художником. Да, рисовал, но кто в детстве не рисует, лепил из пластилина «тематические скульптуры» и вообще, любил что-то делать своими руками, что-то мастерить. Откуда это было у меня, не знаю, никто меня не учил, не направлял. Но моя мама, человек с тонким художественным вкусом, почувствовала, что всё это неспроста и меня нужно учить. Спасибо ей за всё.
Решение мамы отдать меня в художественную школу стало первым судьбоносным событием моей жизни. Хотя она хотела, чтобы я стал архитектором.
Рисунок, живопись, композиция, история искусств – всё это увлекло меня. Но самое главное – личность преподавателя. Лариса Ивановна Должанская оказалась именно тем человеком, который определил мой профессиональный выбор: не просто стать художником, а именно художником-полиграфистом. Она училась в Московском полиграфическом институте. От Ларисы Ивановны я узнал, что такое оформление книги, как художник книги работает, что для этого нужно знать и уметь. Всё это упало на благодатную почву – я любил читать книги.
Моя первая линогравюра (единственный оттиск чудом сохранился) датируется 1967 годом, мне было двенадцать лет. Самое интересное, что уже тогда я воспринимал гравюру как элемент оформления книги.
Вот так, собственно, и возникла мечта о Полиграфе.
Не могу не вспомнить еще одного моего учителя, выдающегося ставропольского художника, тогда совсем молодого, Алексея Егоровича Соколенко. С ним связаны мои первые опыты в масляной живописи, да и просто человеческое общение с Мастером. Царствие ему небесное.
Как учебное заведение, которое Вы закончили, подготовило Вас к дальнейшей работе? Расскажите об учебе в Полиграфе (поступление, общение с преподавателями и студентами).
Поступление в Полиграф – это целая история. Первая попытка – это Москва. По специальным дисциплинам было четыре экзамена: рисунок, живопись, композиция (иллюстрация) и плакат. Плакат – это прежде всего шрифт, к чему я был совершенно не готов. В этом я усматриваю усмешку, вернее улыбку судьбы: ведь впоследствии именно работа со шрифтом, типографика стали основой моей профессиональной компетенции.
Короче – провалился… Но мечта осталась. Я узнал, что есть еще один Полиграф – во Львове (в СССР таких вузов было всего два) и там нет вступительного экзамена по плакату! И вот, проработав почти год слесарем-модельщиком на заводе «Красный металлист» в Ставрополе, в 1974 году поступил в Украинский полиграфический институт.
Львовом я был просто потрясен. Из провинциального Ставрополя оказаться в совершенно другой среде, в среде старого европейского города – это фантастика! Фантастика во всём: дома, брусчатые улицы и улочки, трамваи, соборы, кава (кофе) с коньяком, обращения «пан-пани». И опять же среда: новый мир, новые ощущения во всем, ощущения, которые невозможно описать. Ну и, конечно, мова (язык). А вот мову я вообще не понимал. Но потом все наладилось, я стал понимать украинский язык, а после двух бокалов пива даже сносно изъяснялся (иначе стеснялся). Более того, в институте половину лекций читали по-украински, хочешь – понимай, хочешь – нет.
Тут надо сказать, что собственно такое полиграфический институт. Без сомнения – это университет. У нас готовили специалистов по всем специальностям для полиграфии: технологи, механики, редакторы, экономисты, художники.
Конечно, институт в профессиональном плане дал мне очень много, хотя отличником я не был (Львов – город соблазнов). Однако нужно сделать пояснение: по проектированию, как сейчас говорят, у меня в большей степени всё было нормально, но художник-полиграфист должен знать и технологию, и экономику, а поскольку Полиграф готовил художественных редакторов для издательской деятельности, то – и литературное, и техническое редактирование. Что касается механики (полиграфические станки и оборудование), то это, слава Богу, в общих чертах.
И опять же, что касается основной специальности, я, сейчас имеющий педагогический опыт, понимаю, что, конечно, с нами никто не «возился», как я и мои коллеги с нашими студентами. Нам давали задания – мы выполняли. И самое главное – всё делалось вручную.
Сейчас наше младшее поколение не может представить жизнь без компьютера и всяческих гаджетов, без интернета. Кто бы спорил – это хорошо; но с другой стороны – утрачивается ощущение труда, поиска, интуиции, когда нельзя ошибиться, когда нужно предугадать, что получится в конечном итоге (это я о полиграфическом исполнении). А монитора нет, что делать? Нужно учиться запоминать, анализировать, сопоставлять, копить идеи в своей голове. Иначе леность мысли. И никакая Википедия не спасет.
Годы, прожитые в Молдавии, без сомнения, лучшие годы моей жизни. Я был молод, набирался опыта и практических знаний и смог проявить себя в профессиональном плане. Опять же – благодатная среда! В одном Кишинёве было шесть издательств. Были учителя, да еще какие, научившие меня тонкостям профессии. Иных уж нет, а те далече… Благодарен им по гроб жизни. Пришел первый успех. Книги в моем оформлении отмечались дипломами Республиканского и Всесоюзного конкурсов искусства книги. В 1988 году стал членом Союза художников СССР.
Вы помните свой первый коммерческий заказ? Когда и при каких обстоятельствах появилась на свет Ваша первая книга?
Первая книга – как первая любовь. Тут не нужно оценивать её с точки зрения типографики. Это первая моя книга (я еще учился в институте), которая прошла все этапы издательского цикла и была отпечатана в типографии. Станислав Дыгат «Прощание. Путешествие», Кишинёв, «Картя Молдовеняскэ», 1978 год.
Насколько важно выполнять реальные заказы, а не штамповать пустые упражнения в стол?
Ещё Пушкин писал: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». А что касается «упражнений», то это, несомненно, очень важно. По опыту своей работы могу сказать – многие мои идеи и наработки годами ждали своего реального воплощения.
На кого Вы ориентировались в профессии? За чьим творчеством следите сейчас? Кто, на Ваш взгляд, работает в графическом дизайне в России сегодня (из молодых, из мэтров)?
По моему глубокому убеждению, первопечатные издания Гуттенберга, как синтез полиграфии (то есть бумаги, краски, печатного станка) и шрифтового искусства, впервые воплотившегося в виде подвижных литер, с точки зрения типографики, превзойти так никто и не смог. Эстетика книги, как в художественном, так и материальном смысле, за почти уже шестьсот лет почти не изменилась.
Кто на меня оказал влияние как художник? Ну, прежде всего, русский, вернее советский, конструктивизм – Родченко, Эль Лисицкий и другие, швейцарская «новая волна», Ян Чихольд, наши художники и типографы. Жуков, переведший на русский язык классическую книгу Эмиля Рудера «Типографика», Аникст, Троянкер, Никитин, Трофимов. Все они в семидесятые годы прошлого столетия совершили революцию в отечественной типографике. Из современных «мэтров – не мэтров» мне трудно выделить кого-то.
Современная книга, без сомненья,– победа компьютерных технологий, но в этом её и беда. Сейчас любой, овладевший азами компьютерной вёрстки, уже считает себя дизайнером, способным создавать шедевры типографики. Причем судит об этом тонком, даже элитарном искусстве, не имея ни специальных знаний, ни общей культуры, безапелляционно и иногда нагло. Всё это и смешно, и грустно. Особенно тоскливо смотреть на «провинциальные» издания. Все для угоды заказчику, который, почему-то, считает, что всё знает и всегда прав. Раньше автор приходил в издательство, как в Храм, и «умничать» в коллективе профессионалов не всегда уместно, себе дороже. Хотя прецеденты были и тогда, но… исключение лишь подтверждает правило.
Как строится работа над оформлением книги? С чего всё начинается? За кем, по Вашему мнению, должно быть решающее слово в оформлении книги: за дизайнером, автором (писателем) или кем-то другим?
Всё, конечно, начинается с литературного материала – авторского текста. Только на основании этого возникает оформительская идея, появляются художественные образы. Важно понять структуру текста: сплошной ли это текст или в нём есть элементы членения – главы, разделы, сноски, подтекстовки, прочие элементы рубрикации, графический материал и т.д. Исходя из всего этого, возникает изобразительный ряд, элементы оформления.
Следующий этап – формат книги, выбор полосы набора, гарнитуры и кегля шрифта. И, наконец, создание принципиального макета оформления с последующей детальной его проработкой.
Ну а за кем решающее слово? Тут всё понятно: кто платит – тот и заказывает музыку. Идеально – когда эту мелодию сочинил дизайнер, убедивший всех, что другой быть не может.
Как влияет на современных графиков компьютер? Технологии не стоят на месте и такие понятия как «фотонабор», «горячий набор», «шпоны» и т.д. уходят в прошлое. Насколько важно сейчас дизайнеру-полиграфисту знать эти забытые большинством технологии? Насколько хорошо типограф должен знать историю?
Безусловно, современные технологии произвели настоящую революцию в полиграфии и дизайне. Цифровой офсет позволил полностью исключить формные процессы. На порядок уменьшилось время издательского и полиграфического циклов. Но всё-таки, по моему мнению, историю полиграфии нужно знать. Да и не только её. Дизайнер должен ориентироваться в художественных стилях, хотя бы в необходимом минимуме знать историю, литературу.
Времена не выбирают– в них живут и умирают, как сказал поэт. Литература и, конечно, искусство книги всегда отражали определенное время или Времена… Рядом – элементы материальной культуры: архитектура, мебель, предметы быта, костюм и т.д.
А всё это вместе – общая культура. И этим всё сказано.
Хорошая печать, по-вашему, это фактор дизайна?
Хорошая печать, прежде всего,– хорошая полиграфия. Поэтому дизайнер, работающий для полиграфии, должен знать и соблюдать современные технологические требования. Без этого хороший результат дизайнерского труда в виде любого издания – книги, плаката, буклета – и даже обыкновенной визитки просто невозможен.
Бывает, что хочется вернуться к старым проектам, что-то поменять или улучшить?
Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Если тираж отпечатан, то уже ничего не исправить. И когда держишь в руках материальный плод своего творческого труда, иногда хочется что-то исправить, но увы – поздно. Хотя, если сказать полушутя-полусерьёзно, почти всегда вылезет какой-нибудь «косяк», как ни старайся. В этом слабость и величие полиграфии.
Какие из сделанных работ наиболее любимые?
Все мои работы – это мои дети: создал, вырастил и вывел в жизнь, большую и не очень, в каждой из них отражая себя… И каждая из них остаётся во мне.
