Программа минимум — сделать хорошо

Беседа с Анатолием Несновым

Анатолий, кто на вас повлиял?

О, множество людей! Но первый развернул меня в эту сторону Гаврик – сын Евгения Владимировича Саврасова. Мы познакомились в армии, и он, увидев мои творческие пробы, предложил после демобилизации пойти в студию отца. Так я и сделал. Возле театрального кафе, у Саврасова-старшего, была живопись и композиция, а рисунок у нас преподавал суперский педагог – Юрий Алексеевич Бондаренко. Он всегда был деликатно ироничным и очень спокойным. Я его взрывным не видел никогда. А по молодости он был вообще центром притяжения! Рядом с ним хотелось быть! Дети за ним табунами ходили. Он мог сказать ученикам: «Сегодня ночуем на природе!». Привести всех в лес, развести костёр, спокойненько лечь и вырубиться на голой земле. Совершенно без нервов.

А если говорить о художественном оформлении?

Жаль ты не застал тот период. В Ставрополе был один шрифтовик, который рисовал плакаты для кинотеатров «Экран», «Родина» и других. Я на них смотрел как заворожённый. Подобных шрифтовых плакатов было много, но не узнать именно его работу – было невозможно.

Должен ли дизайнер уметь рисовать?

Рисовал я всегда: в школе, в медицинском училище, в армии. В те годы, пробовал себя в графике – это были акварель, тушь и гуашь с ПВА. Тогда, в начале 80-х меня увлекали два художника – Дали и Акоп Акопян.

Когда в 1984 познакомился с Евгеничем (Саврасовым), всё изменилось. Я увидел то, что искал и перестал заниматься глупыми попытками стать графиком. Студия Саврасова, конечно, изменила многое в моём понимании композиции, графических задач, формообразования и миссии художника. Диалоги с Евгением Владимировичем захватывали даже ритмикой его речи, интонациями, паузами…

Е.В. Саврасов. Бульвар. 1972 г. Смешанная техника. 77х128. Из собрания музея современного искусства «Эрарта»

Возвращаюсь к твоему вопросу. Умирание над карандашной головой Давида нужно не всем, но основы академического рисунка должны быть изучены. Эти навыки помогают дизайнеру.

Как вы стали заниматься печатными изданиями?

Во время работы в мастерской Центрального парка я впервые увидел у Евгения Фитьмова строкомер. Женя мне рассказал подробно, что такое цицеро, нонпарель… Я тогда подумал: а зачем оно мне надо? Не проходит и года – я оказываюсь в издательстве «АСОК-Пресс», работаю художественным редактором детского журнала «Вовочка». Там работали настоящие профи: журналисты, редакторы, дизайнеры. Времена были сложнейшие, но работать было очень интересно. Каждое издание АСОКа было подчинено особой идее. Так и наш журнал нёс не только развлекательное начало, но и культурологическую линию.

На момент моего прихода в издательство, талантливый дизайнер Володя Шишов и гуру киноведения Геннадий Хазанов уже создали графический и стилистический базис издания. Надо было просто полюбить проект и стать его частью. К сожалению, АСОК продержался недолго.

Вскоре после этого у вас началась работа в «Орфее»…

В «Орфее» я работал практически со дня его основания. В 2000 году перешёл в «Полиграфсервис». Тогда это были сильные и конкурирующие организации. В Полиграфе были две ключевые фигуры – Сергей Бобылёв и Андрей Цветов. Они были абсолютно разными по подходу к работе и по характеру, но я поладил и с тем и с другим. Цветов был очень подкован в технологическом плане. А у Сергея Фёдоровича всегда рождались необычные идеи. Впервые его работу я увидел в известном для времён СССР журнале «Реклама». А как-то он мне показал проект, где обычные сухие листья полностью имитировали картуши! Мы все мимо ходим, но никто же не додумался, кроме него! Бобылёв не похож на других. Он смотрит на мир глазами дизайнера.

А кто ещё из ставропольских дизайнеров вас впечатлил?

Мне бы хотелось упомянуть Игоря Бобровского и Елену Сапрыкину. Игорь, в то время, одним из первых молодых графиков, почувствовал новые идеи Невилла Броуди и Дэвида Карсона. Его работы всегда выполнены на профессиональном уровне. Лена – ученица Саврасова, художник и дизайнер, она сумела сохранить заложенную с художки творческую искру и найти свой графический почерк. Сейчас живёт в Москве.

Какие свои работы вы бы выделили?

У меня был период работы в концерне «Энергомера». Кроме ухода от утверждённых «наработок», пришлось заняться редизайном лого. Использовать его на продукции было невозможно, и он в своей архаике шёл вразрез с инновационным движением Концерна. Изменение прошло в два этапа и растянулось на четыре года. Учитывая потраченные на него силы, это наиболее весомый для меня проект.

Годовой отчёт концерна «Энергомера». 2006

Какой проект вы мечтаете реализовать?

Я часто сталкиваюсь с молодыми дизайнерами, не знающими элементарных технологических правил. Почему так происходит? Возможно, педагоги видят в каждом из студентов конкурента. И они как бы не доучивают. Мол, я мучился, прошёл через многие трудности, теперь твоя очередь. Возможно, тут я не прав…

Правы.

Так что здесь я солидарен с Владимиром Бочковым, если бы время позволяло, я бы сделал канал на YouTube. «Курс молодого бойца». Тема любая – цветокоррекция, допечатная подготовка… Много всего.

Иногда полиграфисты рассказывают про разные технологические косяки и курьёзные случаи на производстве. Что вам запомнилось за многолетнюю практику?

В полиграфической жизни косяк – это проблема для дизайнера и заказчика. Стараюсь этого избегать. А вот в «оформительский период» можно вспомнить кое-что. Например, плановую реставрацию Ленина в Центральном парке. Расколупываешь ему лобик шпателем, отшелушиваешь красочку на пиджачке… И в этот момент он спускается с Олимпа на бренную землю. Становится таким же, как все.

Вспоминаю ещё одну историю. Был заказ на оформление бункера в центральном военкомате. Начал готовить трафареты с гротеском типа Futura, но заказчик сразу говорит: «Не то! Шрифт должен быть армейский!». Это означало, что шрифт должен походить на рубленный, из-под плакатного пера. Сейчас такого уже никто не скажет. А вообще-то навык рисования шрифтов обычным плакатным пером (набор за 15 копеек) помогал чувствовать шрифт на уровне мышечной памяти.

Шрифт для вас – это просто инструмент?

Я люблю смотреть под увеличением, рассматривать его архитектуру. Отдаляясь, я вижу слово целиком – передо мной появляется характер шрифта. А если ещё отдалиться, то увижу текст. А текст – это душа. Эти штрихи рождают эмоцию в стихотворении или литературном произведении.

Когда художник выкладывается в шрифте, то это всегда видно. Есть что рассмотреть, шрифт становится полноценным графическим инструментом.

Шрифт для меня – это фантастика!

А какими инструментами в работе вы пользуетесь?

Раньше было всё – от стеклянного рейсфедера до аэрографа, сейчас – традиционный для большинства Adobe и кое-что вспомогательное.

CSoftLab: дизайн логотипа, упаковки, элементов интерфейса и сайт. 2009

Читаете ли вы специализированные ресурсы?

Если находится время, просматриваю сайты с работами дизайнеров разного направления. Был период, когда я увлекался печатными технологиями и препрессом, поэтому «Publish» с «Курсивом» были окном в большую полиграфию. А до этого, до дыр засматривались журналы «Domus» или «Neue Werbung».

Часто бывает, что дизайнеру помогают в работе какие-то знания из смежных дисциплин, хобби. А у вас?

Мне вообще кажется, что я состою из одних хобби: музыка, дизайн, технологии, софт, поэзия, странное собирательство… Большую часть моей жизни занимает религиозное самообразование. В мире столько интересного, что не хватает на всё часов! А без знания смежных знаний быть дизайнером невозможно.

Какие навыки вам хотелось бы прокачать? Чего вам не хватает?

Сейчас я бы больше читал. Хотя мне это уже и не очень-то надо в силу возраста, но я с удовольствием перечитал бы книги по типографике и шрифту. Но на это, опять же, нужно найти время.

Не могу не спросить вас про partyсимпозиум.

Сам проект был интересным уже потому, что тематика была родной: от технологических до литературно-художественных дискуссий. Сейчас я ценю эту идею намного выше, чем в тот период. Прав был поэт — большое видится на расстоянии.

Каждое наше собрание было толчковым. После заседания люди расходились небольшими группами и ещё договаривали, обсуждали то, что их волновало. Мы могли продолжить общаться, например, в квартире Бочкова или пойти в кафе с Дуровым. О чём это говорит? Никто не уходил успокоенным, равнодушным.

Были споры, дебаты?

Конечно. Была концентрация смыслов. Они расходились… как круги на воде. И так было практически всегда.

12.02.2019

--

--