Экономическое неравенство и капитал

Когда речь заходит о неравенстве, то первое, что приходит в голову — это неравенство экономическое. С ним мы сталкиваемся повсеместно, начиная с самого детства, когда видим у других детей дорогие игрушки, которые наши родители не могут нам купить. Затем мы взрослеем и начинаем зарабатывать сами. Если бы доходы распределялись равномерно между всеми жителями планеты, то каждый из нас получал бы около $830 в месяц. Любопытно, что именно такой доход гарантируется аспирантам нашего института на время их обучения. В действительности доходы, разумеется, не распределены равномерно: кто-то зарабатывает $830 каждый день, а кому-то на это требуется целый год.

В самом по себе неравенстве нет ничего плохого: здоровое неравенство в доходах вознаграждает талант и приложенные усилия, мотивируя людей работать эффективнее. Слишком часто, однако, экономическое неравенство становится нездоровым и недопустимым с нескольких точек зрения.

Гуманистический аргумент
Наиболее очевидный аргумент против неравенства — гуманистический. Большинство из нас считает неприемлемой ситуацию, при которой одни люди не могут удовлетворить даже свои базовые потребности, а другие настолько избалованы излишествами и оторваны от реальности, что вместо хлеба предлагают есть бриоши.

Всемирный Банк определяет крайнюю бедность как положение, при котором человек живет меньше чем на $57 в месяц. Сумма выбрана так, чтобы она позволяла получать минимально необходимое количество калорий в день с учетом особенностей национальной диеты и других неизбежных затрат.

Сегодня за чертой бедности находится 767 миллионов человек. Хотя эта величина кажется огромной, стоит отметить, что за последнее время число таких людей значительно сократилось. Если в 1993 каждый третий жил за чертой бедности, то в 2013 только каждый десятый. Более того, полное искоренение крайней бедности не представляется такой уж неразрешимой задачей. В среднем люди, находящиеся за чертой бедности, живут на $40 в месяц. Если бы можно было всем им непосредственно раздать деньги, то по одной оценке хватило бы 0.1% мирового ВВП, чтобы вывести их из крайней бедности.

Мало кто, однако, назовет это окончательной победой на бедностью. Жизнь на $57 еще не представляется нам достойной. Не случайно Всемирный Банк ставит перед собой и более амбициозную задачу — заботиться о 40% наименее обеспеченных людей независимо от их дохода. При этом в развитых странах социальная защита может гарантировать гораздо большее благосостояние. Во Франции, например, минимальный размер оплаты труда составляет $1530, а средний размер пособия по безработице $1160. В ряде стран обсуждается введение безусловного базового дохода. Чем больше гарантированный доход и чем более он безусловен, тем больше критики встречает эта идея. В этом случае гуманистический идеал сталкивается с меритократическим.

Меритократический аргумент
Многие считают справедливым такое положение дел, при котором тот, кто больше и лучше работает, кто приносит больше пользы обществу, тот и более обеспечен. Например, распределение лидером авторитарного режима ренты среди своих друзей противоречит меритократическому идеалу, а оптимальным механизмом распределения доходов может представляться рыночная экономика в демократических режимах. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что рыночные механизмы еще не гарантируют меритократического распределения доходов.

Сегодня руководители крупных американских корпораций получают в среднем в 250 раз больше, чем их подчиненные. Эта величина постоянно растет, в 80-х годах прошлого века она составляла относительно скромные 40 к 1. При этом доход руководителей компаний слабо зависит от их успехов. Широко известный скандал с мошенничеством Фольксвагена в тестах на уровень выбросов привел к крупнейшим убытками в истории компании. Это, однако, не помешало генеральному директору компании в тот же год получить премию по результатам своей работы в размере $6 500 000.

Важно отметить, что избыточные зарплаты руководителей компаний вовсе не обязательно являются следствием заговора элит. Они могут точно так же объясняться исключительно рыночными механизмами. Рынок не гарантирует того, что зарплата работника будет прямо пропорциональна его производительности. Но даже если бы она была пропорциональна, такое распределение доходов все равно не могло бы всех удовлетворить, так как производительность на рынке труда может сложно и нелинейно зависеть от интуитивно понимаемых нами способностей и достоинств человека. Согласно классическим исследованиям производительности труда продуктивность выдающихся программистов может в 10 раз превосходить продуктивность средних программистов. А в современном мире этот разрыв, вероятно, еще больше. Не так сложно принять тот факт, что одни люди несколько способнее других, согласиться же с тем, что некоторые на порядки лучше среднего и достойны на порядки лучшей жизни, гораздо сложнее.

Помимо подобных моральных аргументов против неравенства стоит упомянуть и аргументы чисто экономические.

Экономический аргумент
Экономическая деятельность состоит не только в перераспределении уже существующих ресурсов, но и в постоянном создании новых благ со все возрастающей эффективностью. Сегодня мы путешествуем с комфортом и скоростью недоступной средневековым королям, а у нас в кармане лежит устройство с возможностями, которые сто лет назад считались чудом.

Выразить в одном числе рост благосостояния с течением времени довольно сложно. Наиболее естественным подходом представляется сравнение покупательной способности в разные периоды. Например, в начале XX века среднестатистический наемный работник во Франции мог купить в день 10 кг моркови, а в начале XXI века может позволить себе уже 60 кг. Прогресс в сельском хозяйстве, разумеется, уступает прогрессу в промышленном производстве. Следующий пример, как и предыдущий, взят из книги “Капитал в XXI веке” Тома Пикетти.

Взять хотя бы велосипеды. Во Франции в 1880–1890-е годы цена на самую дешевую модель, предлагавшуюся в каталогах продаж и в торговых документах, равнялась шести средним месячным заработкам. При этом речь шла о довольно примитивном велосипеде, «колеса которого покрыты лишь полоской резиной и который имел всего один тормоз прямого действия на переднем колесе». Технический прогресс обеспечил снижение цены до уровня одного месячного заработка в 1910–1920-е годы. Благодаря дальнейшим усовершенствованиям в каталогах 1960–1970-х годов качественные велосипеды (с «колесом свободного хода, двумя тормозами, кожухом для цепи, брызговиком, багажником, фарой, отражателем») соответствовали менее чем одной неделе среднего заработка. В целом, даже если не принимать в расчет головокружительный рост качества и безопасности продукта, покупательная способность, выраженная в велосипедах, в период с 1890 по 1970 год выросла в сорок раз.

Экономический рост является основным источником нашего благосостояния. Если бы мы знали, что неравенство препятствует росту или замедляет его, то у нас появилися бы дополнительный аргумент в пользу борьбы с ним. Ситуация, однако, не такая простая. Определенная степень неравенства необходима для экономического развития: в отсутствие неравенства инвестиции не имели бы смысла. В целом у экономистов нет однозначного ответа на вопрос о связи неравенства и роста. Эта тема является предметом активной научной дискуссии с противоречивыми результатами, рассмотрение которых не входит в задачи этого текста.

Неоднозначность морального выбора
Экономисты не могут прийти к однозначному выводу о взаимоотношении между неравенством и ростом. Но у них хотя бы на руках есть цифры, которые можно использовать для аргументации. Разрешить же моральные дилеммы гораздо сложнее. Чтобы подчеркнуть сложность морального выбора приведу пример из книги “Думай медленно… Решай быстро” (Thinking, Fast and Slow) Даниэля Канемана. Канеман рассказывает о том, как другой нобелевский лауреат, знаменитый экономист Томас Шеллинг, задал своим студентам казалось бы невинный вопрос. Предположим, что семьям, у которых есть дети, предоставляются налоговые льготы. Должны ли эти льготы быть больше для богатых, чем для бедных? Большинство студентов, разумеется, ответило отрицательно на этот вопрос. Уменьшение налога богатым семьям на целых 20%, а бедным только на 10% противоречило их представлениям о справедливости.

Затем Шеллинг задал другой вопрос. Если семьи, у которых нет детей, облагаются дополнительным налогом, то должен ли он быть больше для бедных? По тем же самым соображениям большинство студентов опять ответило нет. В этот момент и возникает проблема. Оба эти вопроса по-разному описывают одну и ту же ситуацию, а ответы, даваемые студентами и воспринимаемые ими как естественные, на самом деле противоречат друг другу.

Чтобы лучше понять, что происходит, рассмотрим первую ситуацию. За 100% обозначим исходный налог и предоставим бедным налоговую льготу в 20%, а богатым в 10%. Большая налоговая льгота для бедных семей кажется справедливой.

Теперь за точку отсчета возьмем налоги, которые платят семьи с детьми. Их обозначим за 100%. При этом отсутствие налоговых льгот для бездетных семей можно рассматривать как дополнительных налог. Та же самая таблица будет теперь выглядеть так.

Как видим, бедные платят 25% дополнительного налога за бездетность, а богатые всего лишь 11%.

В большинстве примеров, приводимых Канеманом в его книге, речь идет о когнитивных искажениях, которые мешают людям принимать рациональные решения исходя из их собственных предпочтений. Однако в ряде случаев, таких как этот, ситуация оказывается хуже. Никакого реального предпочтения, которое искажалось бы формулировкой вопроса, просто нет. Сильные убеждения оказываются привязаны к формулировкам, а не к существу проблемы.

Общий вывод, который я хотел сделать из этого краткого введения в проблему, состоит в том, что вопрос о неравенстве чрезвычайно сложный, на него принципиально не может быть однозначных ответов. Поэтому нужно с большой настороженностью относиться к тем, кто предлагает простые решения, неважно с либертарианским они или с социалистическим уклоном. В то же время, чем более крайние формы принимает неравенство, тем легче найти широкий консенсус о его недопустимости. К сожалению, существуют механизмы, которые как раз к таким крайним формам неравенства и приводят.

Капитал
До сих пор речь шла только о доходе, хотя не меньшую роль в нашем материальном благополучии играет имущество. Если бы все имущество было разделено поровну между жителями Земли, каждый из нас имел бы по $52 819. Но имущество, как и доход, не распределено равномерно. Так, например, состояние нового министра образования США составляет 5 миллиардов долларов. Это, для сравнения, превышает половину всех расходов на образование в бюджете РФ.

При этом имущественное неравенство значительно превышает неравенство в доходах. В Европе 1% населения с наиболее высоким доходом получает 7% всех доходов. В США 1% населения получает 12% всех доходов. В то же время 1% наиболее состоятельных людей в Европе обладает 25% всего имущества, а в Штатах 35%. В мировом масштабе ситуация еще хуже: 1% мирового населения владеет половиной всего имущества.

Это, конечно, неудивительно. Еще Карл Маркс писал, что имущество имеет свойство аккумулироваться в руках капиталистов, позволяя им эксплуатировать рабочий класс. Несмотря на то, что не все пророчества Маркса сбылись, проблемы поднятые им остаются актуальны и в XXI веке. Подробный анализ ситуации с экономическим неравенством в современном мире можно найти в уже упоминавшемся “Капитале в XXI веке”. Основное утверждение Пикетти заключается в том, что если доходность от капитала превышает скорость экономического роста, то неравенство постоянно возрастает. Богатые при этом богатеют, даже если ничего не делают, а бедные становятся только беднее, несмотря на прикладываемые ими усилия.

Независимо от отношения к текущему уровню неравенства, подобный механизм не представляется допустимым. Так как капитал, являющийся основным источником неравенства, передается по наследству, мы наблюдаем процесс воспроизводства неравенства, при котором люди рождаются в принципиально неравных условиях и имеют мало шансов на то, чтобы изменить предопределенное положение в обществе. В своей недавней работе Barone и Mocetti показали, что во Флоренции в 2011 году наиболее обеспеченными оставались практически те же семьи, что были наиболее обеспеченными еще в 1427.

Воспроизводство неравенства происходит не только за счет передачи имущества по наследству. Существенную роль в этом играет образовательная система. Об этом речь пойдет в следующей части.

Литература
Barone, G., & Mocetti, S. (2016). Intergenerational mobility in the very long run: Florence 1427–2011 (№1060). Bank of Italy, Economic Research and International Relations Area.
Brooks Jr, F. P. (1995). The mythical man-month, anniversary edition: Essays on software engineering. Pearson Education.
Crédit Suisse (2015). Global wealth report 2015. Zurich: Crédit Suisse.
Kahneman, D. (2011). Thinking, fast and slow. Macmillan.
Marx, K. (1867). Capital, volume I.
Piketty, T. (2014). Capital in the Twenty-First Century. Harvard University Press.
World Bank (2016). Poverty and Shared Prosperity 2016: Taking on Inequality. Washington, DC: World Bank
Numerous articles from The Economist.