Спать сидя между Парижем, Амстердамом и Брюсселем.
Как выжать из трех столиц по максимуму за один день. Точнее не так. Вот так — “Как можно выжать из трех столиц по максимуму за один день?!”
Не стану утомлять началом, оно, что не есть — классическое. «О, дешевые билеты на WizzAir!».
И вот мы уже проходим паспортный контроль в аэропорту Жуляны города Киев.
Даже если у меня в паспорте будет стоять «мировая» виза, если все люди со всех паспортных контролей мира погуляют на моем дне рождения и при виде меня в вырезе, формы мышиной норки, закричат: «Вася, как я рад тебя снова видеть!» — я все равно буду переживать при прохождении паспортного контроля.
Но предсказуемый успех без спроса ворвался в нашу жизнь — и вот мы в самолете, летим ночью — наконец-то я вижу светящейся город, как в старой рекламе Киевстара. Чем выше, тем больше снего-дождя. Мы сидим у иллюминатора, с видом на крыло самолета, на котором яркими вспышками мигает предупредительный белый свет, чтобы другой самолет не решил пролететь сквозь наш или чтобы глупые дети на земле тыкали пальцем в летящий объект и просто, без фантазии, называли его самолетом. Осознать скорость полета можно по снежинкам, которые замирают в моем восприятии в виде полос, напоминая старый шипящий телевизор. Осознать, что мы на высоте 4000 метров, в огромной железной хреновине, нам помогает неслабая тряска и мгновенная реакция визжащего хора, состоящего из четырех детей и одного мужчины, пытающегося руководить таким ансамблем.
Немного о поездке — или как бы я хотел назвать ее… А, нет, никак не хотел бы назвать — показалось.
Короче, как говорил Пелых:
«На все-про-все» — чотири дні.
.
.
.
.
.
.
.
.
И как говорил Идиот за границей:
«Четыре дня без полноценного душа?».
.
.
.
.
.
.
.
.
.
И как говорил Человек-Турист:
«Мы в Брюсселе, но стоило ли нам сюда приезжать?».
.
.
И как, наверное, говорил Жан-Жак Кусто:
«Я под водой как дома. Но в вашем путешествии, Вася и Лиза, вам эта цитата не пригодится».
.
.
.
Мы в Дортмунде.
Тут темно, что и не удивительно, ведь уже десять вечера. В монетоприемник улетело по 1,7 евро, мы садимся в автобус до города (аэропорт в 10 км от него), пересаживаемся в метро и выходим внутри железнодорожного вокзала, удобно расположенного в центре города.
Как сейчас помню: у прилавка с алкоголем стоял, упершись на локоть, старый Моряк Папай. Он яро доказывал что-то ковбою, тот внимательно слушал. За ними наблюдали несколько полисменов, мимо которых проходила толпа слегка подуставших женщин разного возраста в розовых ушках и розовых уггах. Странно одетые люди периодически попадались нашему взору среди обычно одетых людей, которые принимали их как данность. Что за «данность» такая — нам не терпится узнать.
Слегка моросит.
Толпа медсестер старого образца забежала в здание вокзала. Нам нужно найти уютное кафе, чтобы применить это словосочетание и спеть продолжение «на улице с плетенной мебелью», а также, чтобы дождаться в нем автобуса, который приедет забирать наши усталые сонные тела ровно в 6 часов утра. Кафе закрыты, центральная улица светится желтыми фонарями. Бродяги, которые спят на улице в спальных мешках на фоне магазинов с игрушками, напоминают об уюте и вызывают легкую зависть.
По мокрой брусчатке пробегает отряд супер-героев. Как бы красиво не было вокруг, вид зашторенного окна кричит на ухо: «Ты будешь спать горизонтально только через четыре дня!», но наши унылые мысли об уюте отвлекает шум от места, куда сбегаются все люди в крутых костюмах и те, кто думают, что они и сами могут разрисоваться аквагримом и собрать образ кого-то из Игр Престола своими руками из домашней одежды. Это большой, но тесный паб, в котором на тебя пялятся пираты, а ты, в свою очередь, пялишься на старушек Минни Маус. Музыка такая, что я не знаю, кто это поет, но и не хотел бы узнать. Я спрашиваю у официантки, почему все одеты, как на вечеринку в Плариуме в честь Хэллоуна, она отвечает: «О, если бы это мой парень вам отвечал — он бы рассказывал долго и интересно, я же, так как живу здесь всего год, отвечу так — это праздник, на который нужно одеть какой-то костюм и ужраться пивом» и показывает на афишу, где женщина в старом германском национальном одеянии жадно пьет светлое пиво из, как подсказывает мне опыт работы в Альтбире, литрового бокала. Чудесно. На Лизу стеклянным взором смотрит дедушка-байкер — пора выходить.
По дороге нам встречается еще несколько громыхающих пабов, клубов, баров с вываливающимися из них персонажами. Кстати, многие ходят попарно, в одинаковых костюмах, либо и вообще целыми толпами. По иронии судьбы, одно из немногих мест, которое работает ночью и в котором тебя не затопчут пьяные волшебники из Хогвартса — это МакДональдс, который расположен чуть-чуть левее вокзала. Итак, нам уже удалось скоротать час-другой, осматривая закрытые кирхи и прогуливаясь под моросящим дождем по классическим узким улочкам старого европейского города! Осталось каких-то пять часов ожидания, которые мы с сомнительным удовольствием проведем в фастфудной церкви.
Кофе.
Потасканные русалочки что-то обсуждают.
Кофе и пирог.
В американский МакДональдс, который в германском Дортмунде, заходят две девушки в костюме американской статуи Свободы, которые берут себе по одному американскому гамбургеру и кушают его вполне по-дортмундски.
Еще кофе.
Лиза вовсю борется со сном. Я пытаюсь что-то писать, но буквы неустанно ползут вверх и пытаются покинуть территорию блокнота.
«Sorry, what’s time?» — студент в фиолетово-розово-белом костюме с нарисованными на нем динозаврами и пистолетами, хмельным взором смотрит в нашу сторону и слегка улыбается.
«One hour and ten minutes» — говорю я на своем безупречном, в отличии от него, английском, и замечаю, что он пришел не один, на кассе некто в костюме обезьяны смотрит в сторону нашего столика.
Мы боремся со сном.
В ресторан вваливаются пираты.
«Are you guys — tourists?” — “Yes!” — “Can I?” — парень показывает пальцем на наш стол, спрашивая разрешения присесть. А мы только за, может это именно тот парень, который сумеет прогнать Морфея. А ведь не мало вероятно, что кто-то в костюме Морфея сейчас жадно глотает пиво, проливая белую пену себе на замшевые туфли и в пластиковую тарелку, в которой лежит надкушенная баварская сосиска.
Дальше я перестану писать на английском, ибо зачем.
- Вы откуда?
- Украина.
- Ого, вау круто!
Молчание.
- Да…круто.
Парень в костюме обезьяны бросил поднос с едой перед парнем в костюме с динозаврами. Далее, именуем их кратко «обезьяна» и «динозавр».
Обезьяна:
- Здарова! Че как?
- Хай! Нормально, вот сидим, наслаждаемся ночью.
- Они из Украины!
- Внатуре? Круто!
Молчание.
Левее от нас грустный смурфик с синим размазанным по хлебалу гримом, грустно пережевывает чизбургер. Его белая шапочка явно не олицетворяет безудержное веселье.
- Вы в Дортмунде уже долго?
- Сегодня приехали.
- Да, круто! А до этого?
- Мы сегодня начали путешествие.
- Не очень удачное время для путешествий. — динозавр доказывает свою фразу взглядом в окно, где барабанит дождь.
- Просто у нас виза скоро закончится.
Я почти стопроцентно уверен, что он сейчас скажет.
- Какая виза?
Бинго!
- Нам нужна виза для путешествий в Европу. Шенген.
- Ты слышал?
- Что?
- Им нужна виза.
- Не нужна.
- Они только что сказали.
- Не нужна им виза!
Я:
- Да, нам нужна виза, чтобы путешествовать по Европе.
Обезьяна:
- REALLY! ARE YOU KIDDING ME?(Произносить с пьяной хрипотцой, громко и максимально растягивая слова).
- Да, правда.
У кассы еду заказывают несколько девушек в костюмах медицинской карточки.
- Но вам ее легко получить?
- Не совсем. И стоит она около 100 евро на двоих.
Обезьяна:
- Вы серьезно?! То есть вы…купили визу за 100 евро. И прилетели в Дортмунд?! В ДОРТМУНД?!
- И мы сидим в Макдональдсе.
- И вы сидите в МАКДОНАЛЬДСЕ!
- Валим гулять!
- Мы уже прогулялись, и там дождь.
-Тогда можете поспать у меня дома! Правда до него идти чуть больше часа…Ладно, тогда смотрите. Вот это футбольный музей — там сейчас стоит Кубок Чемпионата Мира. А вообще Дортмунд скучный, вот Амстердам — это кааайф.
- Угощайтесь Камамбером. — динозавр протягивает сыр. Мы параллельно угощаем их аналогом Сникерса — батончиком Суматра.
Обезьяна:
- Это как Сникерс, только хуже.
За соседний стол сел толстый Джокер с, конечно же, размазанным по всему хлебалу гримом. Рядом с ним его верный спутник — ковбой.
- Смотрите, — шепотом говорит обезьяна, — толстый Джокер. Мы обязаны с ним сфотографироваться. Пойду договорюсь.
Обезьяна ушел. А вместе с ним и наш сон.
Обсудили с оставшимся парнем телепузиков.
Обезьяна вернулся с плохими новостями.
- Толстый Джокер отказался фотографироваться. Но по дороге я увидел маленькую женщину в костюме спецназа, давайте с ней, она согласилась.
Мы к женщине, и она, не все до конца понимая, фотографирует нас, вместо того, чтобы попасть на наш снимок.
Это обезьяна и динозавр. Такими вы себе их представляли?
Парни прощаются и уходят. Смотрящий зала будит нас и говорит, что спать нельзя. Хорошо, что я не буквально принимаю все слова. Мы еще немного гуляем по уже спящему городу и садимся в автобус, сомкнув глаза всего через несколько минут после того, как гаджеты довольно пропищали от пищи в виде 220 вольт.
Амстердам.
Наши ноги не очень рады, что за эту ночь они не побывали в горизонтальном положении, наши ноги с опаской приземлились на землю, которой чаще других приходится испытывать на себе давление велосипедных шин. Мы в Амстердаме — столице велосипедов, и первое, что мы увидели — это велосипеды.
Велосипедов здесь много.
Очень много велосипедов.
Вот прям так много велосипедов я никогда не видел.
Город с самым большим количеством велосипедов.
Велосипедов здесь валом.
Каждый год, а то и по несколько раз, по узким каналам Амстердама плавает огромная баржа, которая достает со дна каналов…велосипеды, которые дешевле скинуть в воду, чем утилизировать.
Опять велосипеды.
Много велосипедов.
Много велосипедов.
Очень много велосипедов.
Амстердам ты ощущаешь, как только переступаешь его границу на три сантиметра, он синхронизируется со всеми твоими рецепторами, органами восприятия и смело заявляет: «Да, парень, это я. Я такой. Я свободный, я имею ту демократию, которая снится подросткам, и я еще и на велосипеде».
Когда ты гуляешь по амстердамским улочкам, а еще больше — если едешь по ним на велосипеде — замечаешь, что все здания одной высоты и одной ширины. Такой домик хочется нарисовать: он узкий и высокий, иногда- заметно покосившийся, и тебе представляется, что на первом этаже мать готовит ужин из свежевыловленной рыбы и поглядывает на припаркованный около домика велосипед, хоть и понимает, что его никто не украдет, на втором этаже отец смотрит, как их сборная выигрывает очередной матч, а на третьем их ребенок слушает The Painkillers и рисует больших птиц, которые каждое утро кружат напротив его окна.
Кстати, про футболистов — не особо разбираясь в футболе, могу смело заявить — у голландских футболистов ноги накачанные, потому что они с самого раннего детства ездят на велосипедах и каждый божий день по несколько раз взбираются по супер-крутой лестнице на верхние этажи.
Как-то я размышлял, возможно ли купить участок под дом 4 метра квадратных (можно и два метра квадратных, но где там тогда велосипед ставить) и построить дом в, допустим, пять этажей — так менее удобно, зато выгоднее, и вот узнаю, что в Амстердаме люди так и делают, но, как нам объяснили наши парни со Львова, которых мы случайно встретили в ремонтирующемся доме, это вовсе не из-за ценовой политики: «Ось ця розвалюха коштує 900 тисяч євро, а коли ми її відремонтуємо, то за мільйон далеко. Але я б таке не брав — всередині все гниле».
Но жить в таких домах, наверное, прекрасно: под крышей есть крюк, чтобы поднимать на верхние этажи мебель, которую ты не смог бы поднять по ступенькам, не сломав себе спину и дом;
окно напротив, всего в восьми метрах от твоего; делая первый шаг из дому можно быть сбитым велосипедом; есть такие дома, выпав из окон которых, очутишься сразу в реке. Есть просто-таки невероятные дома на воде, в одном из которых живут коты, и их много: есть рыжие, есть ласковые, есть недотроги, есть огромные, есть, которые живут в мини-домиках в форме велосипеда.
У нас немного кружится голова, а затем и вовсе болит — сваливаем все на запах травы и гашиша, который витает в воздухе прямо около кофе-шопов, в которых нет кофе, но есть парни такого вида, что, если бы поставить около них камеры, кинуть толстые черные кабеля на землю, и посадить режиссера в высокое кресло — подумали бы, что снимается очередная серия «Во все тяжкие» (который, конечно же, давно закончился, но ведь в Голландии могут себе позволить изобрести велосипед).
Выбирая на цветочном рынке знаменитые луковицы тюльпанов, чтобы затем передать их родителям, а одну луковицу, которая на данный момент медленно проросла зелеными крепкими стержнями, высадить у себя в горшке, периодически переходим дорогу сигналящим всевозможными гудками велосипедистам, чтобы заглянуть в бесчисленные сырные лавки, дегустируя в них сыр в таком количестве, что Лиза перестает это делать, хоть сыра еще много.
Я еще никогда не мог ненавидеть столько сыра, которого, наверное, здесь даже больше велосипедистов (хотя вряд ли).
Возвращаясь к велосипедам, хочется отметить, что они здесь бывают
- трехколесные
- четырехколесные
- с коляской для ребенка спереди
- с коляской для ребенка сзади
- с коляской для двух детей спереди
- с коляской для двух детей сзади
- с коляской для животных
- с каретой сзади
- с приваренным ящиком для чемодана
- со вторым этажом для жены
- с сараем для лошади
- с катером
- с ларьком для хот-догов
- с самокатом
- с самоуничтожающимся механизмом
- с запасным отсеком для запасного колеса, для запасного велосипеда
- и, конечно же, со звоночком.
К велосипедам и от велосипедов постоянно ходят красиво одетые люди, комбинируя в себе нечто среднее между польским сдержанным минимализмом и немецкой свободной расхлябанностью.
Мужик с хриплым голосом, длинными седыми волосами на голове и под носом, здоровается с проезжающим похожим мужиком на велосипеде и бросает хлеб огромным птицам, которые гордо принимают тот факт, что все лакомства отбирают чайки.
В Амстердаме закаты красные, ведь только солнце садится в каналы, в широких окнах узких домиков девушки с пышными формами мажут свои тела маслом, включают красные лампы, свет которых отражается на рамах припаркованных велосипедов, и танцуют незамысловатые танцы, заманивая прохожих по ту сторону витрины. Найти себе увлечение на ночь может также и извращенный клиент, о чем говорят небольшие бугорки под юбками, рембрантовские дамы и такие, которые готовы кричать «fluegergeheimer», но все они приехали на своих велосипедах на работу, которая оплачивается официально, и вполне законна, что добавляет во все это некоего романтизма.
Фото с улицы красных фонарей нет, так как фотографировать там нельзя, зато есть фото велосипедов!
Отправляясь на пароме от речного вокзала, возле которого наблюдаем наибольшее скопление велосипедов, мы через несколько минут оказываемся в месте, которое дергает тебя за рубашку и здоровается, называясь раем, ведь в нем мы покупаем кофе от Линча, листаем книги о Твин Пиксе, смотрим постеры Звездных Войн, дышим на хичкоковского ворона и листаем программку кинотеатра, в котором завидными буквами написано: «Посмотрите, у нас каждый вечер разные фильмы Джармуша на большом экране».
В Амстердаме не нужно искать места, которые стоит посмотреть, просто гуляйте по Амстердаму, ведь Амстердам нужно не смотреть, его нужно ощутить, бродя по его узким улочкам, заросшим мультяшными домами; его нужно ощутить, проезжая на велосипеде по его дорогам, которые периодически сюрреалистично становятся перпендикулярными вместе со всеми фонарями и будками, чтобы пропустить очередной корабль, но не так, как в Питере, делясь пополам, а полностью, большим пластом.
Амстердам — просто невероятно офигенный, я бы в нем, наверное, жил, а если бы не постоянно преследующий запах травы, то точно бы жил, но нам следует ехать в Париж, и, слава Богу, не на велосипеде.
Париж.
Эту часть текста писала Лиза, так как весь текст на французском, который я, для удобства перевел обратно на русский.
Интересно, задумывались ли люди, которые строили Лионский вокзал о том, как идеально его своды будут сочетаться с цветом рассветного февральского неба? Наверняка задумывались.
Стоит сразу оговорить тот факт, что кофе из автомата на вокзале в Париже так же плох, как и кофе из автомата на вокзале в Запорожье. Но неприятный вкус в данном случае сдабривает предвкушение знакомства с одним из прекраснейших городов мира, в Запорожье максимум стоит надеяться на сникерс.
Метро французской столицы сразу окунает в повседневную жизнь города — со вкусом исполненные афиши спектаклей и выставок, разномастная французская публика — кто-то читает книгу, кто-то громко общается, кто-то, опустив голову, спит после субботней веселой ночи, в ожидании поезда.
К слову, к 8 утра я уже вполне успешно успела опробовать свой запыленный французский на дворнике, девушке из справочной и женщине в метро. Все они меня поняли или вежливо сделали вид, что поняли, и ответили, не особо выходя за рамки моего словарного запаса.
Прямо у выхода из метро на станции Bource застаем на моменте зарождения воскресный антикварный базарчик. Утреннее солнце рикошетит от старинных подсвечников, просвечивает вазы и отправляет стаи солнечных зайчиков с поверхностей зеркал. Около стопки пластинок с французским шансоном прошлого века, замечаем грустный взгляд Вуди Аллена, который очень символично притаился на воспетом им в “Полночи в Париже” рынке старьевщиков, да еще и среди пластинок. Книга моментально переходит в разряд подарка мне на день рожденья и сейчас лежит на столе в ожидании своей очереди прочтения.
Практически любой город в воскресное утро окутан неуловимой атмосферой, которая делает его похожим на красивую актрису, которая утром, сонная, без макияжа, с небрежно взъерошенными волосами, оказывается еще прекрасней, чем в лучах софитов. Что и говорить, утренний Монмартр — как будто соткан из киношных кадров, а лабиринты пассажей застыли в ожидании суеты, которая начнется тут через несколько часов.
Конечно, для завтрака или, если переводить дословно с французского, “маленького завтрака”, в другой стране, лучше всего подыскать ресторанчик, который выбирают местные. Как правило, и на цене скажется, и атмосфера не подкачает, да и обслужат тебя в таком месте намного радушнее, чем в туристических любимцах. В противовес легендам о непомерных ценах французской столицы, наш petit dejeuner обходится нам в 1,6 евро. Классика: багет, масло, джем, сок и кофе с молоком. Добавляем круассан и получаем вкусный сытный завтрак и много приятных пожеланий от братьев — владельцев кафе. Кроме того, аккомпанементом к завтраку служат довольно громкие диалоги парижан, которые постепенно заполняют все столики кафе.
Короткая, по меркам Парижа, прогулка широкими улицами, приводит нас к Триумфальной арке. Попытке взглянуть на арку глазами героя одноименного романа Ремарка препятствует оживленное туристическое движение, посему решено вернуться сюда вечером, а пока отправиться мерить шагами Елисейские поля.
Тут Васю поджидает довольно крупное разочарование. Хитро затесавшееся в названии улицы, слово “поля” обескураживает, вводит в ступор и приводит в негодование неподготовленного к таким превратностям судьбы путешественника.
По пути к святая-святых Франции любуемся парижанками. Особенно пожилыми. Есть в них что-то такое, что у нас принять вкладывать в слово “француженка”, когда хочешь сделать кому-то такой комплимент.
У Эйфелевой башни, учитывая выходной и погоду, максимально смахивающую на весеннюю, предсказуемый аншлаг. Сама же башня, на удивление, выглядит действительно эпично — не имея особых ожиданий в отношении этой, если быть честным, странной конструкции, мы поняли, что она действительно завораживает. Как говорил Гришковец, “а ведь не дураки”.
Благо, ширина проспектов, улиц и площадей позволяет всем распределиться в осязаемой близости к достопримечательности и не нарушать личного пространства друг друга — мы, свесив ноги над временно спящим фонтаном, наслаждаемся приятным сочетанием свежего багета, местного сыра Mont d’Or и одного из самых заезженных в мире видов.
Широкие парки и мосты, пруды и лабиринты кустов, скульптуры и красиво одетые люди, ароматные булочные и уютные кондитерские — это то, что ты ожидаешь найти в Париже — это ты тут и находишь.
Когда ноги уже тихонько молят о помощи, мы отправляемся в латинский квартал, дабы зарезервировать столик в легендарном “Le Procop”. Сумерки очень идут богемному району. Он отличается от части Парижа на другом берегу Сены: улочки тут сужаются, образуя уютный лабиринт кафе, тесных ресторанчиков и, забитых литературой на любой вкус, книжных лавок. В свое время тут разгуливали Мольер, Сартр, Гюго, Джойс, Ремарк, Фицджеральд, Сезанн, Матисс, Пикассо…перечислять можно бесконечно. Отсюда выходил на прогулки в Люксембургский сад молодой Хемингуэй, тут же находится легендарная книжная лавка “Shakespeare and company”- центр литературной культуры Парижа, сперва ставший очагом модерна, а затем — любимым местом встреч писателей-битников. Не смотря на то, что магазин стал одним из мест паломничества туристов, он не перестал быть живым — сейчас под крышей магазина может поселиться каждый, кто согласится поработать тут и вписать свою историю в общую книгу этого удивительного места.
Когда желание (скорее мучительная потребность) дать ногам заслуженный отдых совпало с жаждой послушать, как звучит максимально непрактичный для уроков на дому инструмент, мы держим путь в собор Парижской Богоматери, где каждое воскресенье проходит концерт органной музыки. Собор прекрасно сочетается с несколько зловещими пронизывающими звуками органной музыки и это производит впечатление не то чтобы воодушевляющее, но уж точно запоминающееся.
23:00 — самое время отправиться на поиски гастрономических впечатлений. “Le Procop” — не просто ресторан, это музей и однозначно одна из легенд города. Кроме того, что это самое старое (не одно из, а правда САМОЕ) кафе Парижа, список его посетителей не может не впечатлить : Франклин, Джефферсон, Руссо, Марат, Вольтер, Робеспьер, Санд, Бальзак, Гюго — вот далеко не полный список гостей ресторана. Конечно, все столики заняты и мы, в компании еще нескольких пар, ожидаем у барной стойки, по соседству с аквариумом с омарами и настоящей шляпой настоящего Наполеона, который в свое время расплатился ею за обед. Классический французский луковый суп под сырной шапкой внушительных размеров, фуа-гра неземного вкуса и идеальный крем-брюлле делают этот вечер еще приятней.
Ночной Париж я воспринимаю через призму настойчивого сна: мой организм демонстрирует мне удивительный фокус. Оказывается, если тебя крепко ведут за руку, ты можешь одновременно прогуливаться по набережной Сены и спать, и даже видеть сны.
Завершая этот нехитрый сказ, хочу заметить, что никогда не питала особого рвения посетить Париж. Тем более, я не планировала возводить поездку в Париж в статус мечты. Возможно, утомительные школьные уроки физики на французском подлили масла в огонь прохладных чувств, которые я питала к Франции. Но Париж меня очень приятно удивил и оставил желание не только вернуться, но и посвятить отдельное путешествие именно Франции. Одна из самых живых, не законсервированных для туристических осмотров, столиц, Париж, не смотря на то, что историю тут можно найти на каждом шагу, живет настоящим и продолжает писать эту историю каждый день. Вообще не люблю столицы, но эта, со всеми своими плюсами и минусами, прекрасна. Праздник, который всегда с тобой — да, пожалуй. Потому что кроме удовольствия находиться там, Париж оставляет пока самое приятное и долгоиграющее послевкусие.
Брюссель.
Собрались как-то вместе боги, люди, демоны, архитекторы, строители, хипстеры, ангелы и Карл Первый, и придумали Брюссель. Затем поняли, что не стоило, но было уже поздно.
Затем решили его улучшить и придумали статую писающего мальчика, но было уже поздно.
Затем сделали так, чтобы в Брюсселе изобрели картофель-фри, затем, чтобы ее сделали столицей Евросоюза, чтобы придумали там комиксы, но было уже поздно.
Все тщетно.
Брюссель как был серой столицей, в которой нет атмосферы, так и остался. Вы скажете, что отсутствие атмосферы — это тоже атмосфера, да только по всему городу видны вполне-таки заметные попытки ее создать. Но в целом, особенно после того, как в сознании еще кувыркаются картинки Амстердама и Парижа, Брюссель — это город, который хорош для пересадки на самолет.
В общем, я, конечно же, утрирую — город весьма собой хорош и не настолько все там плохо. Просто нужно же как-то заинтриговать требовательного читателя.
В общем, город действительно не очень, просто нужно же как-то оправдаться перед читателями, которые осудят меня за столь резкую оценку.
В общем, город нормальный, но если едите в три города, один из которых Брюссель, а два остальных: Париж и Амстердам — не ставьте Брюссель в конец.
Как бы там ни было, музей комиксов есть и он весьма интересный, в нем можно зависнуть, даже не пройдя внутрь музея, так как рядом есть большой магазин комиксов, в котором можно не на один час уединится с Тинтином, Астериксом и Обеликсом, Смурфиками и прочими персонажами, которые должны что-то придумать интересное или, хотя бы, одеть, чтобы попасть на страницы глянцевых книг.
Что примечательного — комиксы могли бы стать фишкой Брюсселя, его персонажей даже стали рисовать на домах, но слишком мало.
Зато много шоколада, вот прям очень много. Настолько много, что это прямо таки перебор.
А также знаменитых брюссельских вафель, самые дешевые из которых находятся прямо возле писающего мальчика. Писать о том, кто размером не больше моей кошки я не стану. Хоть у него и есть музей собственных нарядов, например, специальное одеяние, пошитое мальчику с бесконечным мочевым пузырем, специально к приезду Папы Римского. Еще в Брюсселе есть писающая девочка и писающая собака, найти которых уже посложнее, ну и как бы стоит ли оно того.
Что не хватает серому городу?
Правильно, дождя.
Картофель-фри — это, конечно, нечто особенное. Со своим специальным соусом, есть даже картофель-фри-ту-гоу.
Но обычный картофель, и даже жаренный, не сможет сделать скучный город — нескучным.
А вот и сцена, которую можно слегка изменить, и она станет неплохой короткометражкой.
Парень с девушкой сидят в брюссельском МакДональдсе, они только сегодня утром приехали из Парижа, а теперь завтракают, попивая бодрящий кофе. Девушка прониклась Парижем подобно губке, брошенной в воду, парень же не совсем ощутил Париж и не до конца осознал его великолепность, что тщательно отрицает девушке. Она злится, он уже жалеет, что сказал подобное, но ведь в чем его вина, так случилось, он всячески пытался проникнутся, но тщетно.
Рядом сидел чернокожий парень лет 30 и слушал музыку. В помещение зашла девушка лет 20, в парандже. Она присела за соседний стол, оставила там свою сумку и пошла заказывать себе поесть. Когда она вернулась, парень стал советовать ей не делать так больше, ведь ее сумку запросто могли украсть и никто бы не заметил, даже он мог бы это сделать и никто бы ничего не заподозрил, ведь сумка лежала недалеко от него. Слово за слово и вот он уже угощает девушку капучино и рассказывает, что жил в США, Канаде, что много видел, много где жил. Она говорит что-то о Франции, и парень начинает рассказывать о Париже, применяя простые фразы и слова, которые проникают в уши парню за соседним столиком, который только что приехал с Парижа. И со слов темнокожего, другой парень влюбляется в Париж и осознает всю его красу.
А мы, как зрители, до конца не знаем и никогда не узнаем, действительно ли влюбился этот парень в Париж со слов собеседника за соседним столом, или просто его догнало запоздалое послевкусие.
Но какими бы мощными фразами не орудовал собеседник, подобного никогда не случится с Брюсселем.
Мы в Ганновере.
Мы на него практически ничего не ставим, ведь Брюссель научил нас здраво расставлять надежды на красоту, та и город является лишь городом, в котором есть аэропорт с дешевым авиасоединением.
И вот, учитывая все эти факторы, Ганновер смело заявил, что он лучше города, давшего название вафлям и капусте. Интерес к Ганноверу усилился, когда мы увидели церковь со звездой дьявола на шпиле, церковь с пустотой внутри, когда мы покормили уток-мандаринок и когда нам не пришлось ночью искать пристанища, а вышло уютно смотреть на просыпающийся город, через большие окна, попивая крепкий американо.
Сэндвич с сырым фаршем заслуживает отдельной строчки.
Хотите узнать, как я купил лакричные леденцы-таблетки — лучшие друзья моряков? Нет? Тогда смело шагайте на следующий абзац! Купила, значит, Лиза какой-то напиток вкусный, а открыть нечем. А я такой, говорю ей, что умею открывать газетой такие пробки, а она так удивилась, а я так обрадовался, что смогу повыпендриваться перед дамой сердца, что совершенно забыл о технике безопасности и, соскочившая с газеты металлическая крышка с большой радостью сделала на среднем пальце ров, который медленно стал заполняться кровью. Пытаясь скошенной улыбкой скрыть перед Лизой предсмертное состояние, Лиза и я, намеренно замедляя желание быстрее побежать, двинулись в аптеку, где женщина одарила меня бесплатным пластырем, а я ее покупкой лакричных леденцов-таблеток — лучших друзей моряков. Следующий абзац можете не читать, так как я напишу там тоже самое, что и в этом, чтобы наказать тех, кто не захотел читать историю о том, как я купил лакричные леденцы-таблетки — лучшие друзья моряков.
Купила, значит, Лиза какой-то напиток вкусный, а открыть нечем. А я такой, говорю ей, что умею открывать газетой такие пробки, а она так удивилась, а я так обрадовался, что смогу повыпендриваться перед дамой сердца, что совершенно забыл о технике безопасности и соскочившая с газеты металлическая крышка с большой радостью сделала на среднем пальце ров, который медленно стал заполняться кровью. Пытаясь скошенной улыбкой скрыть перед Лизой предсмертное состояние, я, намеренно замедляя желание быстрее побежать, пригласил Лизу в аптеку, где женщина одарила меня бесплатным пластырем, а я ее покупкой лакричных леденцов-таблеток — лучших друзей моряков. Вот так я вас наказал — нелюбители историй о лакричных леденцов-таблеток — лучших друзей моряков!
И вот, пропуская несколько предложений об обычном времяпровождении в Ганновере в виде гуляния по улочкам и заглядывание во всевозможные помещения, мы летим в самолете домой. А под креслами у нас рюкзаки, в одном из которых все наши вещи, а в другом две коробки, в которых двенадцать пончиков Данкей-Донатс и надежды, что они такие же, как и берлинские, которые исчезают с первым укусом и осознанием, что все пончики классической формы оказались без начинки.
