Языковое преступление

Язык- основа мышления. Именно в языке заложен потенциал народа, так как это — операционный инструмент для взаимодействия между людьми. Отслеживая тенденции в языке, можно точно ответить, к какому миропониманию и политическому контексту привыкает общество

Согласно лингвистической методологии предлагается использовать следующую тетрахотомию: мышление — язык -речь — коммуникация. В качестве основных характеристик языковых преступлений можно назвать следующие: 1) навязывание ложной картины мира 2) апелляция к общественному (а не конкретно-индивидуальному) сознанию 3) тиражируемость в СМИ. Одной из факультативных характеристик языковых преступлений является их преднамеренность.

Золотарёва Ю.А., аннотация к работе “ ЯЗЫКОВЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В АСПЕКТЕ ОБЩЕНАУЧНОЙ, КОНКРЕТНО-НАУЧНОЙ И СПЕЦИАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ ”

Первый хорошо изученный опыт масштабного языкового манипулирования относится ко времени Великой Французской революции. Наследие Французской революции — это, с одной стороны, свободомыслие энциклопедистов, а с другой — первые упражнения в насильственной ломке языка, например отказ от традиционных названий месяцев или привычных обращений. Позже в России по образцу французского citoyen (гражданин) будут введены обращения гражданин (после Февраля 1917 г.), а потом и товарищ; в Иране после исламской революции — обращение брат (сестра). Все они быстро приобрели официальную и отнюдь не «товарищескую» окраску. Ко времени Французской революции восходит и традиция метафорического представления свободы, славы, отечества в виде весьма кровожадных существ, окружённых врагами и требующих постоянных жертв, причём врагом может оказаться кто угодно. Как писал Максимильен Робеспьер, «сегодня общественное мнение уже не может более распознавать врагов народа по явным признакам роялизма и аристократии, надо, чтобы оно распознавало их по более тонким признакам — отсутствию гражданских чувств и интриганству» За “врагами народа” во Франции последуют “враги народа” в СССР, “враги рейха” в Германии, “враги ислама” в Иране.

В Германии периодом интенсивного языкового манипулирования было 12-летнее нацистское господство. Например, специальным распоряжением министерства пропаганды от 22 августа 1936 г. было предписано во всех официальных текстах именовать погибших немецких солдат не gefallenen ‘павшие’, a ermordeten ‘убитые’, дабы подчеркнуть, что они не пали в битве с честным врагом, а были злодейски убиты; отступление называлось не иначе как Frontbegradigung ‘выравнивание линии фронта’. Весьма специфическое содержание приобрели слова Volk ‘народ’, deutsch ‘немецкий’, Blut ‘кровь’ и Boden ‘почва’, особенно в сочетании Blut und Boden, «Кровь и почва» — одна из главных категорий национал-социализма. Подобные усилия по мобилизации «властного потенциала» языка предпринимались и в других странах с фашистскими режимами.

Для Соединённых Штатов Америки пиком языкового манипулирования стали годы войны во Вьетнаме. Она велась по схеме «далёкой войны, которая тебя может и не коснуться». Для тех, кто занимался её пропагандистским прикрытием, было важно успокоить общественность. Поэтому «вьетнамский английский» (так был издевательски прозван язык этих публикаций) стал копилкой эвфемизмов. Многие из них, например “умиротворение” — ‘полное уничтожение’, защитная реакция — ‘бомбардировка’, дружественный огонь (буквальный перевод английского выражения friendly fire — когда ‘по ошибке обстреливают или бомбят своих’), превратились в хрестоматийные примеры злоупотребления языком.

Е. С. Кара-Мурза определяет речевые преступления как «правонарушения, состоящие в том, что совершаются они посредством вербального поведения, путем использования продуктов речевой деятельности, т. е. текстов, распространяемых в средствах массовой информации [Кара-Мурза 2009: 48]. К речевым (языковым) преступлениям Е. С. Кара-Мурза относит диффамацию, клевету, оскорбление, словесный экстремизм, угрозу насилия и убийств. Речевые преступления совершаются в нематериальной области смыслов, сущностное свойство которых — множественность интерпретаций [Кара-Мурза 2009: 48].

Можно подвести определенные итоги. Во-первых, в разных источниках используются как синонимические выражения языковое преступление, лингвистическое преступление, речевое преступление. Во-вторых, у обозначаемых ими понятий выделяются следующие общие признаки: 1) манипулятивный характер; 2) масштабность; 3) нанесение вреда обществу (разрушительный характер); 4) тиражируемость в СМИ. В-третьих, возникает необходимость выбора наиболее удачного термина для данного явления. Поскольку такого рода преступления совершаются одними носителями языка против других, на наш взгляд, самым точным обозначением для данного явления общественно-политической жизни будет термин языковое преступление. Прежде чем дать дефиницию этому термину, необходимо разграничить такие парные понятия, как языковое преступление / языковая манипуляция и преступление языковое/преступление вообще.

Языковое преступление / языковая манипуляция.

Под языковыми манипуляциями нами понимаются вербально выраженные манипуляции. Напомним, что манипуляция — это «вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями» [Доценко 1997:185].

Из принятого определения манипуляции следует, что она может быть как вербальной, так и невербальной. Иллюстрация невербаль- ной манипуляции содержится, например, в книге А. Б. Добровича «Воспитателю о психологии и психогигиене общения» Щобрович 1987: 149]. Анализируя странный поступок Валерия Петрова: спуск на землю по водосточной трубе с четвертого этажа школы, — учитель физики, на уроке которого это произошло, вспоминает, что «носилось в воздухе», когда Петров сел на подоконник. Анализ приводит его к выводу, что Петров подвергся манипулятивному воздействию особого ухмыляющегося взгляда главаря мальчишеской «клики» Кости Р.: «В памяти начинают всплывать лица других учеников в тот момент. На большинстве лиц — естественное удивление и испуг.

Но вот лицо Кости Р.. оно выражало что-то другое… То ли торжество, то ли досаду… И несколько мальчишеских глаз следили не только за Ваперкиным безумством, но еще и поглядывали в сторону… Куда? Да на Костю! Будто искали у него подтверждения чему-то либо выражали ему неуверенный упрек…

Стоп! Костя Р. Что он такое в классе? Ученик посредственный, хотя и неглуп. Явно лидирует в кругу отстающих и разболтанных подростков.

Они и „острят”, и разные выходки позволяют себе на уроках — с оглядкой на Костю, в ожидании его одобрительной ухмылки».

С точки зрения известной оппозиции «материально выраженный знак / нулевой знак / отсутствие материально выраженного знака» [см.,напр.: Соссюр 1977: 119; Энциклопедия для детей, 10: 14: Пузырёв 2002: 57] невербальные манипуляции можно определить как вербальные манипуляции нулевого характера. Поскольку языковое преступление — это манипуляция разрушительного характера, распространяемая средствами массовой информации, служащая формированию необходимого мышления и поведения у большого количества людей, языковые преступления правильнее всего рассматривать как вид языковых манипуляций.

Как известно, в основе понятийной организации терминов лежат родо-видовые отношения, или отношения субординации и суперординации. Напомним, что отношения субординации в языке — это подчиненность вида роду, а отношения суперординации — это отношения вида к роду. Таким образом, понятие языковая манипуляция включает в себя и языковое преступление, и межличностную манипуляцию, которые могут соотноситься друг с другом в приеме персонификации.

Например: Готова ли ты к летнему роману-приключению? Безумная круговерть из экзаменов и репетиторов кончилась. Значит ли это, что ты наконец-то расслабишься и позволишь себе увлечься чем-то? [Готова ли ты…: 26].

При помощи подобного приема СМИ выстраиваются доверительные отношения с читателем, в результате чего журналы могут восприниматься как близкие друзья, которые влияют в первую очередь на мировоззрение читателя, формируя тот или иной характер поведения, принципы жизни.

Поскольку «определение термина раскрывает его понятийное содержание и выявляет место определяемого понятия среди других понятий данной тематической области» [Ковязина 2003: 118]. мы, указывая место определяемого понятия языковое преступление среди других понятий данной тематической области. должны сделать вывод о родо-видовых отношениях понятий: понятие языковое преступление является видовым по отношению к родовому понятию языковая манипуляция.

Преступление языковое / преступление вообще. 8 словаре под редакцией А. П. Евгеньевой приводится спедующая дефиниция слова «преступление»: «Преступление, я. ср.

  1. Общественно опасное действие, нарушающее существующий правопорядок и подлежащее уголовной ответственности. Преступление против государства. Уголовное преступление <…>.
  2. Неправильное, вредное поведение. В глазах Гордея Карпыча это большое преступление: матери деньги посылает человек, а себе сюртука нового не сошьет! <…>» (МАО, 3: 385].

Языковое преступление, конечно, не преступление в правовом смысле этого слова. Языковое преступление — это «переступание» такой нормы существования текста, как его соответствие правилам языка, мышления и действительности [Рябцева 1986: 99]. Тиражирование этого «-переступания» в средствах массовой информации и составляет содержание языковых преступлений.

Строго говоря, языковое преступление — это частный вид социальных языковых манипуляций. Легко представить случай, когда перед выборами муниципального или областного уровня собственник завода, не поддерживающий действующую администрацию, отправляет всех своих рабочих в неоппачиваемый вынужденный отпуск под предлогом того, что городская администрация не заплатила за выполненную коллективом завода работу. Ясно, что рабочие в таком случае проголосуют на выбо- рах против действующего мэра (этот пример приводится в книге: [Конфисахор 2004: 62— 63]). Языковая манипуляция в подобном случае носит социальный характер, но не становится языковым преступлением в силу отсутствия такого важного дифференцирующего признака, как тиражируемое в средствах массовой информации.

В качестве примера элемента языкового преступления последнего времени можно на- звать словосочетание Invasion of Iraq, использовавшееся в средствах массовой информации Америки во время вторжения США в Ирак: The 2003 invasion of Iraq (March 19—May 1, 2003), was the start of the conflict known as the Iraq War or Operation Iraqi Freedom in which a combined force of troops from the United States, the United Kingdom and smaller contingents from Australia and Poland invaded Iraq and toppled the regime of Saddam Hussein in 21 days of major combat operations [2003 invasion of Iraq); The invasion of Iraq was strongly opposed by some traditional U.S. allies, including the governments of France. Germany, New Zealand, and Canada [2003 invasion of Iraq). В выделенном словосочетании соблюдены нормы грамматики, но при этом нарушено соответствие между обозначаемой в словосочетании ситуацией и внеязыковой действительностью. Предлог of в английском языке заменяет родительный падеж в русском, а соответственно. отвечает на вопросы -кого? чего?», поэтому при прочтении вышеуказанных предложений мы получаем «вторжение Ирака”, но, как известно, не Ирак напал на Америку, а Америка подвергла бомбардировкам эту страну.
Искажение предметного уровня текста — типичный признак языковых преступлений.

Исходя из вышесказанного, можно дать определение понятию языковое преступление. Языковое преступление — это манипуляция разрушительного характера, тиражируемая средствами массовой информации с целью повлиять на массовое сознание.

Ю.Золотарева “О дефиниции термина “языковое преступление””

Демоспик и фабрика согласий

Уважаемые читатели! Для начала — рядовая новость агентства «Интерфакс». Про Грузию. «В городе Телави демонтировали памятник Иосифу Сталину, который был установлен рядом с Мемориалом воинам, павшим во Второй мировой войне. Снос монумента был осуществлён решением местной администрации, поскольку он был установлен по инициативе общественной организации «Сталинист» и Союза ветеранов Грузии незаконно, без соответствующего разрешения. Снос памятника проходил под надзором полиции. Почитатели «вождя всех народов» периодически по своей инициативе восстанавливают памятники Сталину в различных городах Грузии, но каждый раз активисты различных неправительственных организаций обливают их краской».

Что в этой новости интересно? Нет, не сам факт сноса памятника покойному предсовмина СССР. Форпост каких идей сейчас грузинское государство — всем и так понятно.

Интересен язык изложения. Из простой информационной заметки следует, что:

1) Ветераны и сталинисты — к неправительственным организациям не относятся. Они типа секты: поклоняются историческому деятелю как «вождю всех народов». Активисты же различных неправительственных организаций — против мании ставить Сталину незаконные памятники: они постоянно обливают их краской.

2) Власти демонтировали очередной идол, потому что почитатели вождя установили его без соблюдения закона, не оформив разрешения (на деле его получить невозможно: символы советской эпохи приравнены законодательством Грузии к нацистским и запрещены).

Итого. Ситуация, в которой государство (при поддержке граждан с краской) зачищает память об историческом деятеле, а другие граждане этому демонстративно противостоят, — информационным агентством подана как борьба сумасшедшего меньшинства, секты «почитателей», с законом и гражданским обществом.

Стоит поговорить о том, как достигается этот эффект. Перед нами — образец одной из продвинутых демократических технологий, которую можно условно назвать «Демоспик».

Его главное отличие от нормального языка в том, что демоспик, рассказывая нам о людях и событиях вроде бы нейтрально, самим подбором слов определяет за нас, кого мы поддерживаем. И кто, напротив, останется в обречённом меньшинстве.

Человеку свойственно примыкать к мнению большинства или хотя бы не оспаривать его вслух. Таков наш социальный инстинкт, и бороться с ним — столь же перспективно, как с половым влечением. Значит, техническая задача демоспика — сделать так, чтобы «демос», то есть большинство, видел где надо представителей большинства же, а где не надо — маргинальных психов.

Для иллюстрации приведём наиболее часто встречающиеся примеры использования демоспика.

1) Подрались сотрудники двух НКО. Демоспик с ходу поможет обозначить, за кого читатель. Следите за руками: «Произошло столкновение гражданских активистов с членами организации «Фронт»». Первые — представляют гражданское общество, то есть и самого читателя. Вторые — только себя.

2) Проходят две манифестации, за и против власти. В каждой участвуют по семнадцать тысяч человек. Демоспик выручает: «Десятки тысяч венесуэльцев вышли протестовать против политики властей. Свой митинг провели в тот же день и сторонники Мадуро». Смотрите: первые закабанели до представителей всей нации, вторые съёжились до кордебалета конкретного деятеля.

(Тут, конечно, вспоминаются «украинцы, протестующие на Майдане». Раз какую-нибудь группу майданящих демоспик начинает называть сразу по имени страны и, что бы они ни творили, величать протестующими — значит, у властей этой страны крупные проблемы с держателями демоспика).

3) Одна страна помогла другой, заключив с ней кучу контрактов по промышленному сотрудничеству, снизив цены на энергоносители и одолжив 15 млрд долларов. Демоспик лёгко сдует масштаб: «Путин помог Януковичу за счёт российской казны».

4) В некоей стране произошло резкое уменьшение населения и рост тарифов. Эти эффекты напрямую вызваны вступлением страны в ЕС, за которое ответственны конкретные политики. Но демоспик спасает: «Преодолевая последствия кризиса и стараясь модернизировать отсталую промышленность советских времён, Болгария сталкивается с экономическими и демографическими проблемами». Решение конкретного меньшинства, по факту абортировавшего нацию из будущего, — размазано по всей стране и по всей эпохе. Вся страна шла себе, шла и столкнулась с проблемами.

Если вас когда-нибудь удивляло, кстати, почему жители полуживых евроинтегрированных стран Восточной Европы бегут миллионами и время от времени пачками самосжигаются, но альтернативной политической стратегии для своих стран не вырабатывают — то просто учтём: они говорят и думают теми словами, которые в них вбиваются медиасферой. А медиасфера говорит на демоспике, сами формулировки которого не оставляют шансов на несогласие. Как можно возражать против «открытия общееевропейского рынка труда и принятия европейских правовых и экологических стандартов»? Какими словами возражать? Беспомощно блеять про «значительные негативные эффекты»? Это же — уже капитуляция.

…Стоит коротко пояснить, зачем был создан демоспик. Он был создан как часть целой научно-прикладной дисциплины — «фабрикации согласий». Её задача — мытьём и катаньем выжимать из аморфных крупных общностей согласие на то, что с ними намерены проделать маленькие умные меньшинства.

Как информирует нас знаменитый американский лингвист Ноам Хомски, — дисциплина имеет корни в восемнадцатом столетии. Тогда лучшие умы англо-саксонского мира впервые озаботились вопросом, как бы сделать, чтоб «большой зверь» — так они именовали народ, внезапно получивший некоторые права, — не посягал на собственность и власть «ответственного меньшинства». Именно тогда были заложены основы технологий, при соблюдении которых зверь большинства раз за разом оказывается согласен со всеми решениями, продвигаемыми и принимаемыми достойным меньшинством.

Главный механизм фабрикации согласия зверя — в том, чтобы каждый раз волю меньшинств упаковать для него как выражение его же интересов.

Помните, как после авианалёта группы саудовцев на Нью-Йорк армия США с криком «отомстим же» отправилась бомбить Афганистан, промахнувшись по Саудовской Аравии буквально на 2,5 тыс. км?

Или как гей-лоббисты начинали отнюдь не с приказов внедрить в детсадах книжку «Когда Карл был Карлиной», а с проведения опросов граждан на тему «Вы поддерживаете гражданское равноправие для всех?»

А помните, как в 2011 году сирийское государство было решением западных СМИ на демоспике переименовано в «режим Асада», а исламистские боевики со всего света, напротив, — в «сирийскую оппозицию»? Между прочим, их до сих пор мировые СМИ так и именуют. Включая, что характерно, тех, кто против боевиков и за Сирию. Журналисты не со зла повторяют формулировки демоспика — просто они пишут на языке информационного поля. А в инфо-бульоне вокруг плавает именно демоспик.

…Насколько хорошо работают технологии согласия — показывает, например, страна США. В ней — демократия, то есть народовластие. С этим согласен почти весь её народ, состоящий из фермеров, домохозяек, официанток, грузчиков, водителей, соцработников, заводчан, программистов, учителей и всего такого.

Я специально посмотрел: в Сенате США американский демос представляют 102 человека, из них собственно рабочими удалось побывать троим (одному сейчас за 70, двоим около 80). Фермерами — двоим. Учителями и врачами суммарно трудились человек 15. Человек по 15-20 силовиков и профессиональных политических карьеристов (от пиара до дипломатии). Остальные, то есть около половины сенаторов — юристы.

То есть в случае с эталонной демократией мы имеем дело не с обществом народовластия, а с обществом согласия. Согласия народа на то, чтобы им управляли представители пары-тройки привилегированных профессиональных каст. У самого народа не имеется даже языка, на котором он мог бы сформулировать собственные задачи. Ибо к каким явлениям какие слова прикреплены — решают те самые управляющие меньшинства.

…Я это всё к чему: до последнего времени вся наша страна находилась в положении того самого «большого зверя», которому мировая элита и её местные аватары устраивали непрерывное НЛП на демоспике. Она совершенно добровольно, за неимением языка для формулирования собственных целей, соглашалась с целями «большинства цивилизованных стран» как со своими — от передачи себя под юрисдикцию европейского суда в 1998-м до уничтожения Ливии в 2011-м.

Но в последнее время кое-что начало меняться. Россия пошла против мировой элиты — в Сирии, на Украине и в такой недооценённой области, как моральные нормы. Пошла, кстати, успешно. Убедительные прогнозы о том, что это приведёт к нашему одиночеству и изоляции в мире, написанные на отменном демо-спике, — провалились с диким треском. Всё как-то выходит строго наоборот.

Итог очевиден: отказываясь от послушания «фабрикам согласия», наша страна вынуждена отказываться и от самого навязанного ей демо-спика. Частично, во внешнем использовании, это уже происходит — просто потому, что объяснять миру нынешнюю российскую политику на демо-спике невозможно.

Отказ от демо-спика внутри страны, разумеется, будет проходить куда драматичнее и тяжелее. Для большей части медиасферы России это не просто родной язык. Эта часть — ещё и искренне считает себя тем самым «ответственным меньшинством», которое должно рулить большим зверем государства и общества. Более того: в экономике оно им все эти годы является (результаты — подробно описываются М. Хазиным).

Однако есть мнение: когда эти результаты станет невозможно никак маскировать, — на продукцию внутренних российских «фабрик согласия» также резко рухнет спрос.

Просто потому, что страна, решившая выжить в тяжёлые времена, вынуждена называть вещи своими именами и соблюдать свои собственные интересы. А умненькие меньшинства в такие периоды оказываются главными потерпевшими.

Демоспик и фабрика согласий , 4 января 2014

--

--