Джонни Айв против Торстейна Веблена
19 июня 2013
С появлением iOS 7 как в широких народных, так и в узких дизайнерских массах произошло брожение, легко объяснимое радикальностью изменений в новой версии. Брожение — впервые на моей памяти, когда дело касалось Apple, за исключением краткой истории Power Mac Cube — не целиком позитивное в сторону новой iOS. Интересно, что когда другая мобильная ОС, Android, существенно обновила интерфейс год назад в четвертой версии, никто особо не волновался, а так, спокойно похваливали. Видно, что у брожения есть причины.
Часть 1. Cui prodest?
Главных причин брожения три:
- Удаление тенюшек и увеличение абстрактности графики (то, что гг. отечественные дизайнеры в сумме называют красивым словом «скевоморфизм», противопоставляя ему т.н. «плоский дизайн»).
- Изменение и упрощение пиктограмм (то, что гг. отечественные дизайнеры называют иконками).
- Истребление реалистичных текстур (в частности, детской кожи в интерфейсе календаря), заменённых размытым фоном.
Есть, конечно, и другие причины — массовое заимствование интерфейсных решений из других ОС вкупе с бравадами о своей инновационности, фрагменты интерфейсной графики, не выдерживающие никакой критики — но о них писать не хочется. Не из-за них страшные крики потрясают гримпенскую трясину. Главное — это все-таки изменения iOS и оно многофакторное.
С пиктограммами понятно. Только дизайнеры с дикими муками и напряжением научились рисовать богатые пиктограммы (что, кстати сказать, научила и заставила их та же корпорация Apple), только научились зарабатывать на пиктограммах серьезные деньги, как мать-кормилица развернулась тыльной частью. Что теперь, возвращаться к нищете и снова тратить когнитивную энергию на обучение новому стилю?
Лютая мука дизайнеров здесь понятна и частично именно ей объясняется ругань новых пиктограмм (пиктограммы, конечно, плохие, но не заслуживают такого крика, так как заменить их в бете проще простого). Объяснение криков, получается, надо искать в плоском дизайне и в отсутствии текстур. Об этом хочется высказаться поподробнее, тем более что текущий уровень обсуждения кажется мне довольно низким.
Прежде всего три постулата.
А) В мобильных интерфейсах экран и находящийся на нем интерфейс является архитектурным фасадом устройства, т.е. общая картинка интерфейса суть во много предмет промдизайна, а не дизайна интерфейсов. Например, если было бы можно поставить Android на iPhone, даже и внешне получился бы совсем другой телефон. Пример этого эффекта — если пользователь меняет водянистый фон лаунчера на каменный, не просто фон меняется на камень, весь телефон субъективно превращается в каменный. Лаунчер, да и весь интерфейс, в этом случае ничем не отличается от декоративной наклейки сзади. Текстура интерфейса при этом является самым важным модификатором внешнего вида устройства, уступая только общей гамме (чёрный интерфейс неказисто смотрится на белом корпусе и обратно).
Б) Тенюшки, этот хлеб с маслом экранного дизайнера, сами по себе красоты не привносят. Реальное устройство они украшают только тогда, когда они не просто нарисованы, а нарисованы реалистично, единообразно и не самопротиворечиво в пределах ОС. При этом очевидно, что они украшают интерфейс именно тем, что делают объекты интерфейса убедительно выпуклым. Убедительно, т.е. кажущимися реальными.
В) Простое, абстрактное визуальное решение ни лучше, ни современнее решения сложного, богатого (оно просто другое). Верить в примат простоты над сложностью невозможно, так как при этом, среди прочего, придётся верить ещё и в то, что диван Клиппан лучше, например, диванов времён Директории, не говоря уж о Второй Республике. Верить же в современность простоты тоже немного трудно. Её начали изобретать ещё во второй половине позапрошлого века и закончили изобретать к тридцатым годам века прошлого. Простоте в дизайне уже заведомо больше восьмидесяти лет. Это уже слишком зрелый возраст, чтобы считать её вещью современной. Как и сложность, простота с нами уже давным-давно.
Помимо постулатов А, Б и В есть ещё и другое соображение. Диапазон претензий к iOS 7 настолько широк, что в голову само собой лезет известное выражение Генри Форда «У людей есть две причины что-либо делать. Одна хорошо звучит, а другая настоящая». Трудно отделаться от ощущения, что настоящую причину тщательно прячут.
Из всего этого вытекает следующее: ругань как обывателей, так и дизайнеров на iOS 7 обусловлена не великой битвой за простоту, не великой битвой за/против скевоморфизма, не яркими цветами, а именно тем, что убрали реалистично (спасибо отличным тенюшкам!) выглядящую кожу. И iPhone, выглядевший весомо, грубо, зримо, стал без кожи, вдавленного текста, реалистичных и убедительных пиктограмм выглядеть… выглядеть…
Часть 2. Экономические аспекты простоты
Часто считается, что в предметном дизайне западной культуры простота как ценность впервые появилась в стиле Бидермейер. По современным меркам предметы этого стиля выглядят довольно сложно, но для своего времени (период между наполеоновскими войнами и 1848, годом революций) он выглядел просто и скромно. Скромность эта, впрочем, отражала не столько эстетические представления потребителей, а именно нарождающегося в те годы европейского среднего класса, сколько тот факт, что у среднего класса еще не было достаточно денег; стоило деньгам появиться, как начался, среди прочего, стиль Третьей Республики, в котором простота была не в чести.
Пропустим середину процесса и перейдем сразу к концу. Другая вершина простоты — Баухауз (диван Клиппан ведет свое происхождение именно оттуда). Про Баухауз достаточно в данном контексте знать то, что все его преподаватели и почти все студенты были социалистами и дизайн они собирались делать и делали прежде всего для пролетариата разорённой Первой мировой войной Германии, т.е. самого неплатежеспособного класса нищей страны*. Простота решения, в том числе визуального, была для баухаузовцев прямой предпосылкой низкой себестоимости, без которой предметы их дизайна просто были бы недоступны пролетариату.
Прыгнем ещё немного дальше до явления, по-русски называемого швейцарской школой (International typographic style). Её родовые свойства также были экономического плана: после Второй мировой войны (на самом деле перед, но война сбила тренд) резко увеличились номенклатура и тиражи периодики. В частности, та же сетка была призвана убыстрить (а значит, снизить себестоимость) дизайна. Кроме того, сетка разрывала связь между дорогой работой худрука (который имеет квалификацию, чтобы создать и алгоритмизировать визуальный стиль публикации) и более дешёвого верстальщика (который может работать по сетке от худрука и ни о чем ни думать). Популярность той же Гельветики обусловлена ещё и тем, что, в отличии от предыдущих массовых гарнитур, у неё контраст между высотой строчных и прописных очень невелик, что позволяет уменьшать интерлиньяж — и раз, у нас влезло больше текста на тот же лист и не нужно оплачивать больший вес бумаги.
К чему я все это клоню. За исключением эффектов, связанных с внедрением в западную визуальную культуру японизма, простота всегда была для бедных. Как только бедные поднимались выше классом, простые формы они массовидно меняли на изысканные, чему немым свидетельством засилье ампира в домах новых богатых в нашей стране, особенно, богатых недавно. Тому есть много причин, здесь достаточно упомянуть одну — сложность формы почти всегда подразумевает более сложную технологию и большее количество трудозатрат в производстве, значит выше цена, значит, артефакт выглядит дороже, а дороже — значит лучше. Это не всегда верно, простота может быть богатой, а сложность дешёвой, но обыватели различения не чувствуют.
Более того, в случае интерфейсов есть еще и другой эффект. Многие вещи в интерфейсе становятся возможными в определённое время и просто не могут появиться раньше. Например, первая версия iOS, убогонькая по теперешним меркам, была гораздо богаче — и менее визуально проста — чем предыдущие мобильные ОС того периода, прежде всего PalmOS. Например, предок PalmOS и, кстати сказать, другое творение Apple, Newton MessagePad с визуальной точки зрения тоже обладал простым графически интерфейсом. Можно, конечно, верить, что эта простота была обусловлена эстетическими взглядами и мировоззрением дизайнеров этих операционных систем. Правда, однако, в том, что сложность (в частности, визуальные эффекты) до этого была технологически невозможна — не хватало памяти, не тянул процессор.
Нужно обладать сильным чувством возможного, чтобы опознать момент, когда то, что раньше было невозможным, становится технологически допустимо. Так, несомненная заслуга Джобса была в том, что он в 2001ом году опознал момент, когда обычные тогда компьютеры стали достаточно мощны, чтобы не тормозить богатые и визуально сложные интерфейсы. В результате Mac OS X v10.0 могла первой похвалиться и прозрачностью меню, и текстурами, что по тем временам было вещью совершенно новой и дивной.
Часть 3. Унылое наследие Торстейна Веблена
В 1899 году американский экономист Торстейн Веблен опубликовал свой анализ институтов роскоши — книгу, ставшую известной по первым словам названия, Теория праздного класса. В ней рассматривается много разных эффектов, что проиллюстрирую лишь цитированием оглавления:
Денежное соперничество. Демонстративная праздность. Демонстративное потребление. Денежный уровень жизни. Денежные каноны вкуса. Одежда как выражение денежной культуры. Освобождение от производства и консерватизм. Сохранение архаических черт. Современные пережитки доблести. Вера в удачу. Соблюдение обрядов благочестия. Случаи сохранения независтнического интереса. Высшее образование как выражение денежной культуры.
Мне, однако, сейчас важен прежде всего эффект, названный Вебленом демонстративным потреблением (Conspicuous consumption). Демонстративное потребление — это трата или намеренное неиспользование ресурсов, призванные продемонстрировать окружающим свой (высокий) социальный статус. Длинная цитата:
Каноны денежной почтенности оказали аналогичное, однако более далеко идущее и поддающееся более точному определению влияние на распространённое в народе чувство красоты или полезности в пригодных для потребления вещах. Необходимое условие денежной благопристойности в весьма ощутимой мере повлияло на представление о красоте и полезности и предметов обихода, и произведений искусства. Вещи пользуются предпочтением в употреблении до некоторой степени за счет того, что они демонстративно расточительны; их пригодность, как представляется, где-то соразмерна тому, насколько они расточительны и насколько неприспособлены для употребления по их очевидному назначению.
Утилитарность предметов, ценимых за их красоту, находится в тесной зависимости от дорогостоимости этих предметов. Эту зависимость выявит простой пример. Серебряная ложка ручной работы продажной стоимостью в какие-нибудь десять-двадцать долларов обычно не более полезна — в первом значении этого слова, — чем ложка из того же материала, изготовленная машинным способом. Она не может быть надёжнее в пользовании, чем ложка машинного изготовления даже из такого «неблагородного» металла, как алюминий, стоимость которой может быть не выше каких-нибудь десяти-двадцати центов. В самом деле, первый из двух предметов обихода является обычно менее эффективным при использовании его по очевидному назначению, нежели второй. Конечно, тут же возникает возражение, что, принимая такую точку зрения, мы игнорируем одно из главных, если не главное употребление более дорогой ложки: ложка ручной работы удовлетворяет наше чувство вкуса, наше чувство прекрасного, в то время как та, что сделана механическим способом из неблагородного металла, не имеет никакого иного полезного назначения, кроме грубой функциональности. Несомненно, факты именно таковы, однако по размышлении станет очевидным, что это состоятельное возражение не является решающим. Оказывается:
что, в то время как из двух различных материалов, из которых изготовлены одна и другая ложки, каждый обладает красотой и может служить прямому назначению, материал, из которого изготовлена ложка ручной работы, раз в сто ценнее неблагородного металла, не слишком-то превосходя его в присущей ему красоте фактуры или цвета и не будучи в ощутимой степени более надёжным по физическим свойствам; если же пристальный осмотр покажет, что ложка ручной работы в действительности является лишь очень хитрой подделкой под изделие ручной работы, но подделкой, сработанной так искусно, что при всяком осмотре, кроме самого тщательного, профессионального, производит такое же впечатление формой и фактурой, тогда полезность предмета, включая сюда удовлетворение, получаемое потребителем при созерцании его как произведения искусства, немедленно снизится процентов на восемьдесят-девяносто, а то и более; если две ложки оказываются при достаточно пристальном осмотре настолько одинаковыми на вид, что подложный предмет выдаёт только его меньший вес, то такое сходство окраски и формы почти не прибавит ценности ложке фабричного изготовления и не доставит потребителю сколько-нибудь более ощутимого удовлетворения «чувства красоты» при ее созерцании, если только более дешёвая ложка не является новинкой и ее можно купить за номинальную стоимость.
Случай с ложками характерен. Как правило, большая удовлетворённость от употребления и созерцания дорогих и, казалось бы, красивых предметов в значительной мере объясняется удовлетворением нашего вкуса к дорогостоимости, которая скрывается под маской красоты. Мы гораздо чаще высоко ценим те или иные вещи за их престижный характер, чем просто за красоту. В наших канонах вкуса требование демонстративной расточительности обычно не присутствует на сознательном уровне, но тем не менее оно присутствует — как господствующая норма, отбором формирующая и поддерживающая наше представление о красоте и позволяющая нам различать, что может быть официально одобрено как красивое и что не может.
Я не буду здесь доказывать, что iPhone является предметом роскоши, более того, социально приемлемым предметом демонстративной роскоши. Просто ограничусь наблюдением. В современной России, если два или более людей приходит в кафе, положено доставать смартфоны и класть их на стол, равно как положено время от времени меланхолически брать свой смартфон в руку и смотреть в экран. Я пишу это, сидя в кафе в офисе одного из российских сотовых операторов и даже здесь, несмотря на эффект «а вокруг станки, станки, станки…», телефоны вертят в руках около трети посетителей, в том числе и общаясь друг с другом. Причём те, кто пользуются телефонами с Android, просто звонят сами и принимают звонки — а потом кладут телефон в карман. Владельцы же iPhone кладут телефон на стол.
Этому много причин, не хотел бы обсуждать все, достаточно и одного. Во времена Веблена основным методом демонстративного потребления было воздержание от труда (слуги, неработающая жена), но золотой век буржуазии с тех пор кончился. Сейчас позволить себе не работать могут очень немногие. На первое место вышла демонстрация предметов роскоши. Эрозия же среднего класса в последние десятилетия (а в нашей стране, наоборот, создание среднего класса из недавних селян) привела к том, что предметов роскоши в жизни маловато, но, разумеется, очень хочется иметь их побольше. Гений же покойного Джобса, помимо прочего, позволил создать ситуацию, в которой у очень многих людей iPhone является единственным предметом роскоши и как таковой, единственным предметом демонстративного потребления.
Интересно, что в Apple всё понимают про теорию Веблена. Например, вот уже несколько лет на каждой презентации новой версии iOS они специально отмечают, что владельцы iPhone используют свои телефоны в полтора раза большее время (в суммарной продолжительности), нежели владельцы телефонов с Android («iPhone users use their phones 50% more than Android users»). Это очень опасная характеристика, так как она может обозначать в том числе и то, что…
…владельцы iPhone на 50% тупее владельцев Android…
…интерфейс iPhone на 50% хуже интерфейса Android…
…так что выполнение тех же операций занимает у айфоновладельцев на 50% больше времени. Можно предполагать, что PR-щики Apple имели в виду нечто другое и книга Веблена дает недвусмысленный ответ, что именно, например:
При отборе, происходящем под надзором закона демонстративного расточения, вырастает кодекс общепризнанных канонов потребления, действием которого является удержание потребителя на уровне нормы расточительности в потреблении дорогих товаров и в употреблении большого количества времени и сил. http://gtmarket.ru/laboratory/basis/5890/5897
Часть 4. Содранная кожа
Из всего вышеизложенного становится более-менее видно, отчего все-таки кричат и пользователи и эксперты. Кожано-деревянный iPhone, некогда не просто дорогой, но и внешне роскошный, стал без кожи менее роскошным, а значит и менее демонстративным. Граждане чувствуют себя обманутыми и кричат.
Эта трансформация тем более странна, что Apple имеет все возможности, чтобы двигаться не назад, в сторону упрощения (интерфейс Newton MessagePad был, напомню, простым), а вперёд, в сторону ещё большего усложнения. Например, детская кожа и сандаловое дерево могли остаться, но дополниться полудрагоценными и драгоценными камнями. Я думаю, что убедительно и роскошно нарисовать полудрагоценный интерфейс очень сложная задача (лично я не могу и не знаю лично никого, кто может), но в Apple-то соответствующие дизайнеры есть. Обыватели бы верещали от восторга.
При Джобсе, короче говоря, такого не было.
Обновление: эта статья была написана спустя несколько дней после выхода бета-версии iOS 7. Через два с половиной месяца после этого Apple выпустила смартфон в золотом корпусе. Негативным комментаторам на заметку.
