Мой дядюшка (1958) Жака Тати
Господин Юло уморительно борется с урбанизмом и модными девайсами
Послевоенный Париж. В немного корявом, но обаятельном многоэтажном доме на окраине живет молчаливый господин Юло (Жак Тати) — нескладный, но обаятельный обладатель многоэтажного роста, поклонник курительной трубки и апологет размеренной жизни старого города. По соседству, в дизайнерском навороченном доме живет семейство Арпель — его сестра, зять, их сын и их же такса. Арпели души не чают в новых технологиях, поэтому все у них по последнему писку моды — фонтан в форме рыбы, передовая плита, которая сама подбрасывает мясо, гараж с автоматическими дверями и прочее-прочее. Каждый раз, когда Юло заходит в гости, приключается какой-нибудь конфуз — его детская непосредственность несовместима с высокими технологиями. Когда глава семейства Арпель — упитанный и лысеющий мужчина в очках — по просьбе жены пытается устроить Юло на работу на высокотехнологичный завод, эта затея закономерно оборачивается крахом.
“Мой дядюшка” — вторая комедия Жака Тати о господине Юло — старомодном и приметном господине, который сохранился в современном Париже, кажется, со времен немого кино. Впервые его долговязая фигура явилась зрителю в “Каникулах господина Юло” (1953), затем еще дважды — во “Времени развлечений” и “Трафике”. Эти четыре картины складываются в сатирическую тетралогию с гипертрофированными зарисовками из жизни Франции 50–70-хх: галерея уморительных скетчей с летних пляжей, абсурдистская хроника из мира излишней очарованности индустриальными игрушками, иронический взгляд на урбанизм и жизнь мегаполиса, а также комедия из быта автомобилистов.
Фигура господина Юло родилась еще на подмостках кабаре, где Тати выступал в начале 40-х, а его мягкий беззлобный юмор и обаятельное добродушие легко объяснить свежей памятью о Второй Мировой. Непродолжительный армейский опыт Тати прекрасно иллюстрируется сценкой в духе его фильмов: на 191-сантиметрового француза не смогли найти подходящую форму, поэтому нарядили, во что попало и из гардероба армейских частей разных стран, поэтому во время проверки его приняли за шпиона (в результате этой забавной в пересказе истории актер поседел). Вдобавок именно грандиозные исторические трагедии, как правило, рождают выдающиеся комические таланты — взять хотя бы Чарли Чаплина или Бастера Китона, чей успех закрепился не в последнюю очередь благодаря безнадеге Великой Депрессии. Основатель журнала Cahiers du cinema и теоретик кино Андре Базен в эссе “Пятьдесят лет французского кино” (1957) назвал Тати самым радикальным новатором в комедии со времен братьев Маркс.
Однако Чаплин и Китон, пожалуй, более понятные аналогии. “Мой дядюшка” — пестрая версия “Новых времен” (1936), не зацикленная на одном лишь заводе, но не менее остроумно сочиняющая диковинные приборы, которые должные облегчить гражданам жизнь (но, естественно, её усложняющие). Сам же Юло ближе к безэмоциональным и печальным персонажам Китона, для которых переплет — не веселое приключение, а признак инаковости, невозможности вписаться в окружающий мир. Юло в “Дядюшке” столь же чужероден. Пока прогрессивные современники выбирают яркие уэсандерсоновские цвета, причудливые неудобные наряды и симметрию в интерьере, он носит серое и предпочитает самый несимметричный дом Парижа. Пока взрослые французы и француженки играют в высший свет и серьезные разговоры, он вольно или невольно участвует в мальчишеских розыгрышах местных подростков — не столько хулиганов, сколько просто любопытных умов, подметивших закостеневшие патерны в поведении взрослых.
Именно то, что одинокий и рассеянный Юло не превратился в добропорядочного робота, стремящегося выполнить программу “навороченный дом — семья с открытки — новейшие девайсы”, в нем души не чает сын Арпелей. Да и вообще не случайно фигура чудаковатого дядюшки в массовой культуры выписывается с такой нежностью. (К слову, название фильма Mon oncle созвучно с моноклем — старомодным своего рода девайсом для компенсации плохого зрения, и эта ироническая метафора комедии Тати максимально подходит.)
Говоря о фигурах, нельзя пройти мимо очевидного влияния актера и режиссера Жака Тати. Так, мистер Бин Роуэна Аткинсона — английский Юло, выписанный чуть грубее и дурашливее (лучше всего это родство раскрывает фильм “Мистер Бин на отдыхе”, частично заимствующий фабулу “Каникул господина Юло”). Ну а режиссера Уэс Андерсон с его одержимостью симметрией и яркой палитрой никогда и не скрывал симпатии к работам Тати (и именно в “Дядюшке” — первом цветном фильме про Юло — это родство прекрасно заметно). Наконец, замечательный французский аниматор Сильвен Шомэ (“Трио из Бельвилля”) в 2010-м году выпустил мультфильм “Иллюзионист” по неснятому сценарию Тати, главным героем которого стал практически сам изобретатель образа Юло — высокий, неловкий и добродушный иллюзионист, попадающий в забавные ситуации. В одной из сцен он оказывается в кинотеатре — и видит фрагмент как раз из “Моего дядюшки”.
Подобные осмысление и пересказ эстетики и приёмов Жака Тати для зрителей конца XX века говорит о нём гораздо больше, чем описание любого скетча, построенного на неловкости, совпадении цветов или курьезной ситуации, вроде той, когда автоматические двери гаража захлопываются, запирая внутри обоих хозяев дома. Тати — воплощение ёмкой и содержательной простоты, которая находит отклик среди как зрителей, так и критиков. Многие его ленты участвовали и не оставались без наград на международных фестивалях, а “Моя дядюшка” принес ему “Оскар” за лучший иностранный фильм и Приз жюри Каннского кинофестиваля. И хотя “Время развлечений” (похоже на Adventure time, не правда ли?) считается наиболее выдающейся его работой, именно “Дядюшка” стал самым награжденным. Се ля ви.
а что еще было в “фильмах на выходные”?
отчасти похожее: “Новые времена” Чаплина, “Панельная история” Хитиловой, “Семейка Тененбаум” Андерсона, “Иллюзионист” Шомэ
канал “Тинтина вечно заносит в склепы” (кино, комиксы, театр и снова кино)
