Навальному не надо выигрывать выборы у Путина — пора организовывать свои

Слава Солодкий
14 min readFeb 13, 2024

--

Текст ниже я написал за неделю до гибели Алексея…

Навальному и другим оппозиционерам не надо пытаться выигрывать выборы у Путина и Ко — я считаю, это впустую тратить энергию и ресурсы, так как это их игра, по их правилам (не по закону) и в ней поэтому не выиграть. Создавайте свою игру и свои правила — объединяйте своих сторонников, как внутри России, так и за рубежом, поймите, что нас много, и сделайте свои выборы! Как change.org, только с полным KYC (для выхода в правовое поле и) по стандартам Великобритании, ЕС и США — для признания международным сообществом.

Навальный на обложке журнала Time. Нансен (слева), Нобелевский лауреат и создатель Паспорта Нансена для эмигрантов из России, а потом и других наций.

Более миллиона россиян уехало после начала войны с Украиной — судя по последним новостям государство будет максимально пытаться не допустить и не учитывать голоса россиян за рубежом. Но сколько россиян внутри и вне страны если уж не “за Навального”, так хотя бы “против Путина и его войны с Украиной”? Хватит наверняка на население достаточно большой европейской страны. Пропагандисты постоянно пытаются нас убедить, что нас мало и мы “всякие меньшинства”, люмпены, контр-культурщики, отщепенцы, ренегаты, — а мы и ведёмся. Так сколько нас? Я уверен, что гораздо больше, чем мы боимся себе представить. Это, кстати, дало бы нам смелости немного.

Нам не дают “посчитаться” и не дают “высказать своё голос”? Вот, именно за это я бы и боролся сейчас на месте Навального и других политиков — digital identity для всех “несогласных”, которое дало бы возможность как посчитать нас всех, так и проголосовать (“выборы Путина” мы не выиграем — но хотя бы не промолчим и выскажем своё мнение в правовом русле!). Посмотрите на опыт “альтернативного паспорта” белорусов, созданный офисом Светланы Тихановской — а ещё лучше было бы присоединиться и россиянам к нему!

В недавнем простом и очень точном интервью Бориса Акунина-Чхартишвили Елизавете Осетинской он отметил очень релевантную для меня мысль: “Я действительно от наших оппозиционных политиков, находящихся в эмиграции, уже ничего не жду. Я вижу, что основная их энергия уходит на выяснение того, кто из них главнее. Мне неинтересно, кто из них главнее, потому что я поддерживаю не политиков, я поддерживаю набор идей и ценностей. Если они не могут объединить людей вокруг ценностей, которые мы все более-менее разделяем, значит, это не те политики.”

В этом контексте, на недавней встрече в Лондоне с Екатериной Шульман по ходу дискуссии я всё время хотел спросить: “это всё-таки Путин такой сильный, или мы сами такие слабые?” (что не можем даже объединиться?) Условное “зло” всегда есть — но насколько оно чувствует себя свободно и не боится возмездия зависит всё-таки от “толпы вокруг гопоты в автобусе”. Толпа всегда, если объединится, то очень очень долго имеет все шансы и силы осадить хулиганов.

Более миллиона россиян уехало после начала войны с Украиной. Сколько ещё сторонников у Навального есть внутри и за пределами страны? Давайте уже не будем ждать светлого будущего — нас достаточно, чтобы для нас начать его делать. И проблема объединиться — не в Путине, а в нас самих, и он этим пользуется.

От Навального слишком много всего требуют, а он (сидит в тюрьме так то) слишком много всех слушает и всем хочет понравиться. Я же думаю, что основная проблема тут в том, что Навальный “бьётся за власть в России”, “хочет выиграть выборы у Путина” — и это путь в никуда (простите). Россеюшка-матушка, 140 миллионов таких разных россиян, все эти века истории, победы и поражения, все эти накопившиеся проблемы — это всё слишком запутанная “система с устаревшим бэкэндом и непонятным user experience”.

Тут ему (и нам, кстати!) надо ответить на вопрос: нам “шашечки” или “ехать”? Если “шашечки” — тогда Алексей просто очередной, кто “бьется за власть в России”, и нам надо уповать, что он нас не обманет (хотя ему всё равно придётся вынужденно врать, даже исходя из лучших побуждений, особенно бюджетникам). Если “ехать” — тогда хватит нам его грузить, а ему нас слушать и придумывать (зачастую бесполезные вымученные) ответы “что делать с Россией?” и прочее. Да ничего, просто оставьте пока в сторонке, пусть постоит, столько веков не развалилась и сейчас не развалится.

С начала мобилизации из России уехали почти 1 млн человек. Только в первые месяцы после 24 февраля 2022 года из России уехали сотни тысяч людей. Некоторые из них переждали активную фазу мобилизации — и вернулись на родину. Но многие — остаются за рубежом, хотя не могут вообще отказаться от поездок в РФ. Причины могут быть самыми разными: сделать документы, подготовить к сдаче или продаже недвижимость и другое имущество, получить медицинские услуги — и, конечно же, повидаться с близкими, которые не могут выехать за границу. Возвращение в страну в условиях полномасштабной войны против Украины и постоянного ужесточения репрессивных законов сопряжено с рядом рисков. Только за первые девять месяцев 2023 года 68 тысяч россиян получили гражданство или ВНЖ в других странах. Это вдвое больше, чем год назад. В мае 2023-го «Русская служба BBCи» сообщала, что в течение 2022 года более 155,4 тысячи россиян получили виды на жительство или разрешения на временное проживание в других странах.

Навальный уже больше, чем Россия — и он почему-то не хочет это понять и принять. И реальной “инновацией” (простите) для Навального было бы “выйти за грани возможного”, стать первым из cross-border politics, borderless politics. Вот есть у него сторонники же не только из России? А из Беларуси, Украины, Польши, США, Великобритании, Германии? Почему он их отрезает от себя? Он же уже нравится им, они чувствуют, что он им гораздо ближе по пониманию и духу, — а он в ответ берёт и приклеивает себя намертво скотчем к абстрактным “миллионам россиян”? Многим из которых он не нужен и не будет нужен! Зачем? Потому что так “веками было принято” — мол ты из России, поэтому бейся за президентский пост в России, и думай только про россиян, а про остальных не думай никогда… Простите, а кто сказал?

Если бы Навальный был из технологического сектора — вообще бы не парился: “мне по пути, с кем мне по пути, а остальные, я не против них, но они не моя проблема”. Тут даже ценностная проблема: вот выиграет Навальный выборы и что? Что делать сторонникам Путина? Опять насилие? Раньше злой мальчик всех бил во дворе — а теперь всех будет бить добрый мальчик? А можно вообще никого не бить и каждому дать право верить в любую ахинею? А можно вообще, чтобы Навальный что-то полезное делал для тех, кому нравится он, а Путин пусть радует своих сторонников? Как вообще уйти от насилия?

Возможно, проблема (и ограничение в политическом воображении) современных оппозиционных политиков, в том числе Навального, в том, что они слишком много “думают про Россию”, “про всех россиян”, “про наше великое прошлое и культуру”, феерически много думают про Путина и “в чём он не прав” (ничто так не актуализирует его как участника игры, как их способность не забывать о нём ни на секунду), думают про наследние Пушкина-Гагарина-Чайковского, думают “про бюджетников и пенсионеров”… В думах этих нет ничего плохого, кроме того, что их это постоянно тянет назад, не даёт возможности “оторваться от земли” и реально придумать какой-то свежий и новый план, и мы видим кругом только предложения по “улучшательству”. В этот момент в технологических стартапах говорят “лось мёртв — брось лося”.

Закрой глаза, расслабься, не бойся помечтать немного — представь, что ты строишь какое-то новое государство с абсолютного нуля, какое оно? Может быть, это и не Россия вовсе, не бойся думать не “по правилам”, не ограничивай себя — иначе твоё воображение так и не заработает на полную мощность.

Мне кажется, что очень важно говорить не только О ЧЁМ конкретно мы мыслим, но и КАК мы мыслим: о чём вообще можем помыслить, что можем подвергнуть сомнению, что в реальности проще, чем кажется. Книга “Утопия для реалистов” Рутгера Брегмана обсуждает несколько идей, направленных на создание более справедливого и процветающего общества. Основное — важность утопического мышления (политическое воображение, умение мечтать): Брегман утверждает, что для достижения значительного социального прогресса необходимо уметь мечтать и представлять себе лучшее будущее, не боясь предлагать кажущиеся нереализуемыми идеи. Также, в книге выдвигается аргумент в пользу открытых границ (borderless country, metastate) и свободного перемещения людей по всему миру, подчеркивая, что это не только этично правильно, но и экономически выгодно для стран.

В своей книге “Сетевое государство: как стартовать свою страну” Баладжи Шринивасан, ко-фаундер Coinbase и выдающийся деятель в области блокчейн технологий и криптовалют, подробно описывает структурные изменения, которые произойдут в результате введения digital identity (рекомендую также книгу “Identity это новые деньги” Дэйвида Бёрча). Это повлечет за собой автоматизацию процесса подачи заявлений на визы, регистрацию в отелях и на рейсы, пересечение границ, онлайн-суды, браки-разводы и завещания, подписание петиций (проблема с change.org заключается в том, что она не соответствует KYC-требованиям, и любой может подписать петицию сколько угодно раз), создание компаний и профсоюзов, и даже проведение (онлайн, само собой) выборов. Люди осознают, что могут быстро и недорого объединяться в новые сообщества, устанавливать свои правила и обеспечивать их исполнение. На фоне увеличения путешествий и удаленной работы из-за цифровизации экономики роль национальных государств с географическими границами будет снижаться. Скоро мы станем свидетелями появления новых “безграничных” или сетевых государств.

Идея “сетевого государства” (метагосударства) заключается в преобразовании традиционных государств с географическими границами в глобальные онлайн-сообщества, построенные на общих идеях, интересах и ценностях. Они могут функционировать наряду с традиционными национальными государствами, позволяя людям иметь приверженность идеологиям, а не только географии (или нации). По мере развития digital identity и роста влияния сетевых государств люди начнут больше идентифицировать себя со своим выбранным по ценностям сообществом, чем со страной своего рождения или проживания.

Не обязательно сходу становиться апологетом теорий новых метагосударств — вопроса в тексте я пытался поднять два. Практический — сколько бы ни было у нас взаимных недоговоренностей и претензий, необходимо понять, что наша разобщенность является самой большой проблемой сейчас и источником силы Путина и его команды. Теоретический — не вестись у него на поводу и не играть в его игры, а не бояться творчески мыслить и выходить за границы общепринятых суждений и представлений о том, каким может быть наше с вами будущее.

Более года назад, на новый год на острове Панган мой друг Алекс посоветовал мне книгу “Утопия для реалистов”. В контексте этой книги я считаю, что основная заслуга Алексея Навального в том, что он, обладая очень незашоренным креативным взглядом на мир, design thinking, постоянно челленджил общепринятые в политике вещи, развивал наше политическое воображение и способность мечтать, нащупывал новые грани возможного.

Книга “Утопия для реалистов” Рутгера Брегмана обсуждает несколько идей, направленных на создание более справедливого и процветающего общества. Основное — важность утопического мышления (политическое воображение, умение мечтать): Брегман утверждает, что для достижения значительного социального прогресса необходимо уметь мечтать и представлять себе лучшее будущее, не боясь предлагать кажущиеся нереализуемыми идеи.

Автор критикует текущую экономическую (капиталистическую) систему за ее неспособность решать социальные и экологические проблемы, а также за способствование росту неравенства и ухудшение условий труда. Одна из центральных тем книги — это введение безусловного базового дохода, предоставление каждому человеку фиксированной суммы денег независимо от их работы или социального статуса. Автор аргументирует, что это могло бы решить многие социальные проблемы, включая бедность, неравенство и отсутствие мотивации к труду. Брегман обсуждает идею значительного сокращения рабочего времени (15-часовая рабочая неделя), что, по его мнению, позволит людям больше времени уделять семье, отдыху и личностному росту. Книга выдвигает аргумент в пользу открытых границ (borderless country, metastate) и свободного перемещения людей по всему миру, подчеркивая, что это не только этично правильно, но и экономически выгодно для стран.

Вот, напоследок, близкие мне по духу наблюдения Александра Замятина, преподавателя РАНХиГС, бывшего муниципального депутата района Зюзино в Москве, ведущего подкаста «Это Базис» и автора своего телеграм-канала о политике:

В марте 2023 года “Алексей Навальный опубликовал «15 пунктов гражданина России, желающего блага своей стране», в которых сформулировал широкую платформу для людей с антивоенными взглядами. Этому предшествовал вопрос Юрия Дудя в интервью с Марией Певчих: «Есть ли у ФБК какой-то план будущего России?» — тот озвучил старую претензию об отсутствии проекта будущего у оппозиции.

Мы и сегодня часто слышим, что за год антивоенное движение так и не представило проект будущего России. Неужели лучшие умы оппозиции не могут объединиться в think tank и разработать наконец план по выводу страны из диктатуры и выхода на орбиту процветания? Почему за них это делает один политик, находящийся в жестких тюремных условиях?

Оппозиционные партии и движения разного уровня известности, независимости и радикальности постоянно производят программы. Часто политические активисты даже слишком увлекаются разработкой и принятием программных документов, подменяя этим публичную политическую работу.

Это только кажется, что успех политической силы зависит от качества ее программы. В реальности же все наоборот: сначала движение или политик добивается признания, а потом привлекает внимание к программе. Чем сильнее выглядит политическое движение и чем серьезнее воспринимаются его перспективы, тем больше интереса к программе и тем она влиятельнее. Работает это и в обратную сторону: чем слабее политическое движение, тем меньше реального интереса к его предложениям на будущее.

Под политической программой обычно понимают список конкретных мер государственной политики. Образ или проект будущего — это нечто более общее, идеал устройства общества и власти, к которому мы хотим прийти.

Прагматично мыслящий человек может сказать: без конкретной программы любой воображаемый идеал остается бесполезной (или даже опасной) утопией [- но] это ложный прагматизм, потому что он строится на ошибочном понимании роли программ и образов будущего в политике.

Чтобы получить поддержку, политики и движения должны сделать гражданам внятное предложение. Однако, как ни парадоксально это звучит, требование программы в виде «бизнес-плана» — часто симптом аполитичности, а не политической разборчивости.

В 1950-х годах ученые из Колумбийской школы социальных исследований и Мичиганского университета проанализировали большой массив данных об электоральном поведении граждан в США и пришли к неутешительным выводам: граждане чаще всего плохо осведомлены об актуальной политике, не разбираются в полномочиях тех, кого выбирают, и обладают противоречивой системой политических убеждений. К похожим выводам позже пришли исследователи и других либерально-демократических стран.

Мнения избирателей о кандидатах и их предложениях сильно зависят, например, от того, что говорят лидеры общественного мнения и СМИ, поэтому их голоса в значительной степени отражают чужие предпочтения. Как догадался еще экономист Йозеф Шумпетер (он же главный инициатор переноса экономической логики на политику), «даже в самых повседневных делах поведение потребителей не в полной мере соответствует постулатам из учебников экономики».

О том, что избиратели не ведут себя как рациональные потребители, говорит и стремительное снижение интереса людей к политике как таковой. Оказалось, что подавляющее большинство граждан в либеральных демократиях не чувствуют, что могут реально влиять на власть. Чем больше политика похожа на рынок, тем сильнее становится безразличие и недоверие граждан к конвенциональным формам политического участия. В ответ на «невыполненные обещания демократии» и кризис представительства появились популистские движения, которые отказались от игры в конкуренцию программ и просто потребовали демонтажа всей системы как слишком оторванной от народа.

Когда человек не хочет вступать в разговор о политике и отбрыкивается от агитации словами «дайте конкретную программу, я сам все изучу», он, скорее всего, лишь находит формальный повод отказаться от политического участия и сохранить при этом лицо рационального гражданина. За маской беспристрастной расчетливости в этих случаях скрывается простая аполитичность.

И наконец, в-третьих, в русском языке просто не делят понятия policy («политический курс», выполнение конкретных программных мер) и politics (борьба за достижение и удержание власти). И то и другое в русском часто объединяют под словом политика. Разграничивают эти понятия в России разве что политологи.

Но если мы хотим потрудиться над построением Прекрасной России Будущего, нам не обойтись без идеального образа цели, ради которой мы трудимся. Правда, в обычном труде его цель должна существовать уже в самом начале процесса. В политике все усложняется тем, что объект труда — это мы сами как участники того или иного сообщества, поэтому цель здесь не может возникнуть до знакомства и взаимодействия с другими, то есть до самой политической деятельности.

Это и есть ключ к пониманию природы политических проектов будущего. Все начинается с того, что мы хотим политических изменений, имея в виду некоторые идеалы и убеждения (о свободе, равенстве, справедливости и так далее). Затем мы начинаем коллективно действовать, руководствуясь этими идеалами, — и только в процессе этой деятельности формируем свои представления о конкретных целях. Это переворачивает всю схему обыкновенного труда, в котором человек заранее знает, что именно хочет получить, и приступает к действию, имея готовый образ в своей голове.

Мы знаем, что хотим получить мирную, свободную, демократическую (каждый продолжит за себя) Россию, и этого достаточно, чтобы вступать в политическую борьбу за нее. Но как именно должна быть устроена такая Россия — это мы сможем узнать только в самом политическом процессе. Пытаясь отыскать проект будущего, который заранее подскажет, как нам действовать, мы ставим телегу впереди лошади.

Влиятельный немецкий мыслитель Макс Вебер писал, что «весь исторический опыт подтверждает, что возможного нельзя было бы достичь, если бы в мире снова и снова не тянулись к невозможному». Спустя полвека ему вторил лозунг парижского мая 1968 года «Будьте реалистами — требуйте невозможного!».

Пока политические лидеры и интеллектуалы по объективным причинам не могут создать пространство для политических действий, они могут заняться другим важным делом — развитием политического воображения. Это намного полезнее, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что в результате многолетней деполитизации из нашей общественно-политической сферы почти исчезли нормативные рассуждения: мы разучились говорить и думать о том, как должны быть устроены общество и власть и что вообще такое хорошая жизнь. Вместо этого мы сконцентрировались на циничном угадывании того, как будет «на самом деле», то есть как поступят элиты.

В России рассуждения о том, как нам хочется жить, считаются дурным мечтательством, утопизмом. В таких случаях говорят, что «нужно быть реалистом». [] Однако это известная ловушка ума: мы наделяем большей вероятностью те события, которые нам легче представить. Чем более скудное у нас политическое воображение (то есть чем сложнее нам представить другой общественно-политический порядок), тем ниже мы оцениваем возможность его достичь. А соответственно, тем меньше мы делаем для своего же лучшего будущего, обедняя свою практику и тем самым истощая свое политическое воображение. Этот порочный круг работает на тех, кто выигрывает от статус-кво, поэтому самые последовательные реалисты — люди во власти и привилегированных элитах.

Развитие политического воображения подразумевает, что мы можем критически взглянуть на существующие рамки наших представлений и задуматься, какой мир мы действительно хотели ли бы рано или поздно получить. Например, мы можем отказаться от рассуждений о том, кто сменит Путина на его посту — [премьер-министр России Михаил] Мишустин или [мэр Москвы Сергей] Собянин, и попытаться представить Россию без президента во главе государства. В этом отношении предложение подумать о парламентской республике уже очень полезно. Другие очевидные направления развития политического воображения — самоуправление, социальная справедливость, экология — тоже должны вернуться в повестку.

Хорошая новость в том, что, как писал Карл Маркс, «человечество всегда ставит себе только такие задачи, которые может решить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются — или находятся в процессе становления». Это значит, что если у нас получается думать о политической системе без президента — это признак того, что мы уже где-то сталкивались с практикой самоорганизации без верховной власти. Надо только присмотреться.

Для этого нужно, во-первых, открыться для нормативной политической философии и серьезно отнестись к тем, кто уже подумал о лучшем будущем до вас. А во-вторых, что еще важнее, необходимо иногда оглянуться вокруг себя и присмотреться к успешным примерам самоорганизации, пусть и на самом локальном уровне — например, с соседями по дому или с коллегами на рабочем месте.

--

--

Слава Солодкий

Пессимисты считают, что стакан наполовину пуст. Оптимисты - что наполовину полон. А я считаю, что стаканом можно бить людей.