[КПД] #12: «Собаки живут как люди, а люди — в основном, как суки»

Луи Армстронг, Xiu Xiu, Зельда, Серьезный Сэм, БоДжек, Соррентино, Коваль и мастурбирующий дьявол

Здравствуй, изможденный рабочей неделей читатель. Мы традиционно заготовили для тебя радости из области культуры, большие и малые, во всех привычных направлениях. Открывай же бандероль — и вперед.

Получать письма счастья, если вы пока боитесь и еще не подписались, можно кликнув по ссылке (или это красивой картинке с рукой).

Двигатели [внутреннего культурного потребления] этого выпуска: Максим Бугулов, Ева Иванилова, Денис Салтыков, Кирилл Горячок, Сергей Сергиенко, Алексей Филиппов

Музыка 🎷

Душа хочет праздника: Louis Armstong Play W.C. Handy (1954)

Музыка Уильяма Хэнди — самого значимого блюзового композитора начала века — вдохновляла Армстронга, когда тот был еще юным трубачом. Ко времени выхода пластинки Хэнди был еще жив, но уже фактически неизвестен и неактуален. Армстронг хорошо ощущал, как в тот период сильно меняется музыка, как старые диксиленды 20-х медленно уходят в лету. И до конца немыслимой карьеры артист прокладывал эту дорожку между эстетикой довоенных джазовых кабаре и современностью. Что роднит Армстронга и Хэнди, так это безумная тяга преображать все вокруг в праздник и буйство красок. Вступительный трек St. Louis Blues, в этом смысле наиболее показателен — это настоящее представление в духе Гершвина. Армстронг скрещивает «низкий» разговорный жанр с зашкаливающим мастерством исполнения и аранжировки. И своеобразная «народность» его артистического образа столь же многое заимствует у артистов бурлеска 30-х. На этих чуть слышных контрастах и кружится пластинка Play W.C. Handy, полная жизни и отрады. Это настоящая жемчужина не только карьеры Армстронга, но и вообще важная веха в джазе 50-х, когда казалось, что бибоп и кул-джаз окончательно правят балом. А еще в дополненном издании пластинки можно услышать потешную историю с репетиции о встрече маленького Луиса с аллигатором в болотах Луизианы.

(К.Г.)

Любовь, похожая на Симон: Xiu Xiu — Nina (2013)

Только очень большая любовь к чему бы то ни было может сподвигнуть человека на то, чтобы присвоить это «что-то» себе. Сделать полностью своим, на свой манер. Именно так поступил Джейми Стюарт с музыкой Нины Симон, выпустив удивительно странный альбом Nina. Это пластинка, полностью состоящая из каверов на хитовые и не очень треки знаменитой джазовой дивы, но звучат они столь непривычно, что многие называют это кощунством. Но что-то подсказывает, что сама Симон была бы не против таких перепевок: достаточно интересное звучание, удивительное ощущение выстраданности всех треков (Джейми этим нередко «грешит», но здесь каждая песня словно проживается) и крайне нетривиальные трактовки, которые интересно сравнивать с оригинальными треками самой Симон. Такое вот своеобразное упражнение в узнавании.

Стюарт подобным занимается не так уж часто: все же чаще Xiu Xiu пишут собственный материал, регулярно меняющийся от пластинки к пластинке. Тем интереснее слушать именно такие работы, где можно приблизиться к источникам вдохновения Стюарта (еще у него вышла достаточно интересная пластинка с каверами на Анджело Бадаламенти).

(С.С.)

Литература 📜

Убегаю, но не сдаюсь: Юрий Коваль — «Недопесок» (1974)

Лишенная премии работница зверофермы Прасковья в рассеянном негодовании забывает закрыть клетку, и на заветную, но никогда не нюханную свободу сбегают два песца — недопесок Наполеон и голубой песец под номером сто шестнадцать. Немедленно высланная погоня приходит ни с чем, и беглецы впервые ночуют под вольным звездным небом, прислушиваясь к возне барсуков и жутковатой сороке: «Страх-страх!». Бедняга Прасковья, на которую уже спустили всех собак, спит плохо — нервно просыпается и бьет подушку кулаками; директор питомника не спит вовсе, давясь жадностью и перспективами скорых убытков: «Катя, — говорил он во сне, — дай кисельку клюквенного».

Формально повесть «Недопесок» — книжка для детей писателя Юрия Коваля, второй фигуры 1970-х после Успенского, который, кстати, усердно продвигал Коваля в литературных кругах. Но увлекательная повесть о сбежавшем с фермы звере вбирает в себя и меткий психологизм, и социальную внимательность, и целую охапку разнообразных русских писателей: от Тургенева до Ремизова. «Это лучшая книжка на Земле!» — кричит Арсений Тарковский. «Меня ошпарили его слова», — пишет Виктор Ерофеев. «Недопесок — это я!» — заявляет Белла Ахмадулина, которой посвящена повесть.

«Недопесок» только заигрывает с жанром волшебной сказки о животных: песцы, барсуки и собаки не строят теремки и не едят кашу из узкого кувшина, и самое важное — почти не разговаривают. Больше всего в повести говорят люди, и особенно — автор, вытягивающий шелковую нить сюжета о Недопеске, который бежит на все более вольную волю, озирается, боится, но бежит. И хотя из формальных чудес здесь разве что премия, которой директор изредка огорошивает подчиненных, мир «Недопеска» волшебен. Все здесь сверкает дивным сказом, неожиданными олицетворениями, снами, которые видят все, двойными смыслами и удивительными контрастами. Собаки живут как люди, а люди — в основном, как суки. «Погасли электрические окна, заснула деревня, заснули собаки. Стало очень тихо. И в тишине вдруг громко хлопнуло что-то: раз, другой, третий. Это сработали мышеловки дошкольника Серпокрылова».

(Е.И.)

Сериалы 💻

Линчевы маппеты: Don’t Hug Me .I’m Scared (2011–2016)

Детские кукольные шоу могут быть милыми, а могут нет. Некоторых они и вовсе пугают, чем нередко пользуются различные авторы. В числе таковых — Бекки Слоун и Джозеф Пеллингд, создатели веб-сериала Don’t Hug Me .I’m Scared. На первый взгляд все с шоу нормально: куклы, обучающие песенки и все, что вообще присуще жанру. Ощущение нормальности ломается довольно быстро: уже первое же видео поначалу вызывает что-то вроде удивления пополам с недоумением, а потом и вовсе начинает пугать нелогичностью и неожиданностью происходящего на экране.

Дальше — больше. Постепенно просто странные ролики начинают обрастать подобием собственной мифологии, а местный символизм часто сравнивают с манерой Линча: те же неочевидные образы со множеством трактовок, странные и загадочные персонажи, а сюжет все больше уходит в дикую хтонь. Под занавес даже появляется аналог красной комнаты из «Твин Пикса». Фанаты еще долгие месяцы пытались понять тайные смыслы сериала — и различных теорий существует множество: от объяснения отдельных персонажей до скрытых дат, мелких деталей и размышления о судьбах поколений и медиа-форматов.

Размышлять над сюжетом сейчас вновь интересно — не так давно стало известно, что Don’t Hug Me .I’m Scared получит телеадаптацию. Что станет с сериалом в теле-версии — большой вопрос.

(С.С.)

После мрака — свет: «Конь БоДжек» (2014 — ?) [5 сезон]

После дикого путешествия в самое сердце отчаяния в четвертом сезоне, новые двенадцать серий «БоДжека» — депрессивно-сатирического сэдкома про антропоморфного коня БоДжека (Уилл Арнетт), телезвезды из 90-х, пытающейся перезапустить карьеру и разобраться со всем случившимся в жизни дерьмом, — выделяются непривычным для шоу оптимизмом. Эмоциональный спад в психотерапевтических шоу — даже самых безжалостных из них — неизбежен: стоит на горизонте замаячить избавлению, как все несчастные семьи превращаются в одинаковые.

Однако пятый сезон «БоДжека», эмоционально изматывающий зрителя примерно до середины (в шестом эпизоде — пронзительный «бутылочный эпизод» на похоронах, по силе воздействия приближающийся к десятиминутному монологу из «Хораса и Пита», снятого одним планом), возвращается к корням: как и в первом сезоне, это вновь больше сатирическое шоу, чем анамнез психологических травм (их, впрочем, хватает).

Шоураннер Рафаэль Боб-Ваксберг замысловато комментирует Вайнштейн-гейт, сардонически высмеивает тридцать три способа злоупотребления властью и превратно понять друг друга, заставляет Рами Малека озвучить самовлюбленного шоураннера-демиурга, вводит персонажа-пародию на Мэла Гибсона, а также делает главой идиократической корпорации самопального секс-робота. Вместе с тем «Конь БоДжек» остается таким же неоднозначным, как и его центральный герой — измордованный родительским равнодушием, инквизиторской системой шоубиза, амбициями и вредными привычками.

Против модной сегодня позиции, что за все хорошее можно сражаться только при помощи утомительно лучшего, Боб-Ваксберг высказывает гипотезу, что иногда люди, могут ощутить собственную бездну, только опосредованно заглянув в нее — через персонажей, каких в идеальном мире будущего многие, конечно, видеть не хотят. И это не то чтобы хорошо, но порой — реально работает.

(А.Ф.)

Видеоигры 👾

It`s dangerous to go alone: Legend of Zelda (1986)

Играя в самую первую часть «Зельды» сегодня, понимаешь сколь мало, в сущности, ее отличает от прошлогодней Breath of the Wild. Тот же открытый мир сказочного Хайрула, те же загадки, исследования и огромное количество троллинга над игроком. И дело не только в традициях: «Зельда» — это такая теорема Пифагора, которая применима почти к любой задачке. Поэтому, несмотря на приличный возраст, игра даже слишком хорошо сохранилась. К примеру, поклонники инди-хита Binding of Isaac с удивлением смогут обнаружить, что все его игровые механики попросту скопированы с «данжей» первой «Зельды». Когда Линк спускается в первое подземелье, игрок уже хорошо понимает, что от него требуется, и интуитивно знает, где поставит бомбу, чтобы открыть секрет. К слову, как и положено в старых играх, пропуск потайных предметов не обещает ничего, кроме дальнейшего ступора и геймовера. Не сдвинул плиту в третьей комнате слева? А там лежал плот — единственный способ доплыть до следующего пункта назначения.

Удивляет и бессовестная подача игровых квестов. Неподалеку от начальной локации есть пещера с молчаливой старушкой, которой нужно догадаться принести письмо с другого конца карты. А найти один из «данжей», можно лишь купив красную свечу и подпалив нужное дерево в спрятанной локации. Таким образом, первая Зельда сжирала огромное количество часов в свое время и измывалась над беззащитным игроком как могла. Но, что удивительно, с гайдом и картой под рукой, играть в нее не менее интересно: «Зельда» приобретает безумную динамику и ощущается даже лучше большинства современных ретро-инди. Впрочем, много умирать все равно придется, но к этому уже давно все привыкли.

(К.Г.)

Сэмоубийство: Serious Sam — First Encounter (2001)

К 2001 году классические FPS выдохлись, уступив место новым трендам. Шутеры стали больше внимания уделять сюжету и проработке персонажей, сменилась динамика и подход к перестрелкам. И именно тогда вышла игра, возвращавшая ненависть и хардкор в жанр, причем с самой неожиданной стороны.

Хорватским разработчикам из Croteam, запилившим собственный движок, удалось сделать один из самых хардкорных и ураганных шутеров всех времен, полностью опираясь на олдовые механики. Сюжет — забавное, но необязательное гипетрофирование идей из какой-нибудь бишки. Протагонист Сэм Стоун — вылитый Дюк Нюкем, только без сексизма. Вместо коридоров и десятка врагов — арены, на которые выбрасываются сотни всевозможных тварей. Набор вооружения — внушительный: отправить пришельцев к праотцам можно с помощью стандартных револьвера, дробовика, автомата и ракетницы, а помимо них имеется миниган, лазерган, гранатомёт и даже пушка, стреляющая начиненными ураном ядрами. И, как это водится в старых шутерах, Serious Sam нашпигован секретами, отсылками и пасхалками.

Но особенно впечатляет ростер монстрятины: безголовые камикадзе, гнаары, гарпии, рептилоиды, механоиды, электрические рыбы, антропоморфные скорпионы и еще черт знает сколько всего. У всех разные атаки, поэтому даже на самом лёгком уровне приходится постоянно двигаться и менять оружие. Но все становится СЕРЬЁЗНО, только когда уровень сложности поднимается до среднего и выше: орды врагов теснят, оружие меняется по четыре раза за десять секунд, распрыжка сочетается со стрейфом, а мозг тем временем планирует, кому отстрелить жало первым и в какую сторону потом лавировать. Чтобы не помереть, приходится серьёзно заморочиться контролем и принимать десятки решений за считанные секунды. За пять часов можно физически ликвидировать почти пять тысяч единиц армии пришельцев, что потрясающе прочищает голову и дарит здоровый фан. Тут же — и основной недостаток «Сэма»: из-за постоянно мельтешащих скелетов, жаб и джибсов, бесконечного стрейфа и сведенного судорогой указательного пальца после каждого левла хочется отдышаться. Кроме того, сокращение численности всевозможных монстров, несмотря на бешеную аддиктивность и драйв, все-таки отдает монотонностью.

Как бы то ни было, в наш век всеобщей ностальгии по ламповым временам (новый Doom-то тоже делает ставку на старые механики) нет ничего лучше, чем устроить total recall с помощью старого доброго Сэма Стоуна. Тем более что благодаря качественному HD-ремастеру это можно сделать без опаски поранить глаза о пиксели.

(М.Б.)

Кино 🎬

Сюрреалистический шабаш и дрочащий дьявол-симпатяга: «Ведьмы» (1922)

реж. Беньямин Кристенсен

Датский актер, оперный певец, сценарист и режиссер Беньямин Кристенсен в какой-то момент всерьез увлекся «Молотом ведьм» — настолько чтоб потратить три года на изучение истории демонологии и способов борьбы с ведьмами. Результатом стала полудокументальная работа «Ведьмы», снятая в Швеции и сразу ставшая хитом.

Фильм начинается с иллюстрированного пересказа средневековых воззрений на демонов. В какой-то момент рассказ обрывается приглашением заглянуть в дом настоящей ведьмы, помогающей клиентке соблазнить монаха. Затем сюжет переносится к инквизиторам, пытающим старушку. Кристенсен показывает орудия пыток с фетишистским удовольствием, а затем окончательно уходит в отрыв: следующими сценами становятся шабаш и помешательство в женском монастыре (это за 50 лет до появления поджанра nunsploitation). Действие включает причудливых демонов, обнаженных женщин, полеты на метлах и много чего еще. Всю эту вакханалию ведет сатана в исполнении самого Кристенсена. Он безумно вращает глазами, непристойно болтает высунутым языком и недвусмыленно изображает мастурбацию с помощью ступы. Неудивительно, что юная девушка готова отдаться этому симпатяге прямо на кровати рядом со спящим мужем, а ведьмы на шабаше радостно целуют дьявола в зад. В финале действие переносится в 1921 год и обращается к современным методам лечения психических заболеваний — например, клептомании. Интертитры проводят сравнение не в пользу церкви, но антиклерикализма недостаточно, чтоб радоваться: клиники у Кристенсена выглядят не многим симпатичнее инквизиторских пыточных.

В первой половине прошлого века «Ведьмами» восхищались сюрреалисты, а в 1960-х Уильям Берроуз записал закадровый комментарий к сокращенной версии, сразу ставшей культовой для контркультурщиков. В 1990-х оригинальная копия была целиком восстановлена, получила признание синефилов и переиздается до сих пор.

(Д.С.)

Но кто-то должен стать дверью: «Где бы ты ни был» (2011)

реж. Паоло Соррентино

Некогда популярный готик-рок-музыкант Шайенн (Шон Пенн в гриме и парике), с которым играл Мик Джаггер (не наоборот), уже несколько десятилетий оставил концертную деятельность после суицида пары малолетних поклонников, изредка играет с женой (Фрэнсис МакДорманд) в сквош в осушенном бассейне, тоскливо ходит в супермаркет и общается с такой же тоскливой молодой знакомой. Размеренный ритм добровольной смерти/пенсии нарушает поездка в Нью-Йорк на похороны отца, а оттуда — на поиски пожилого нациста, который измывался над его родителем в ходе Второй Мировой (и укрылся от правосудия).

«Где бы ты ни был» — первый англоязычный фильм итальянской суперзвезды от режиссуры Паоло Соррентино, а также его редкая картина, в которой не солируют пожилые люди (пятидесятилетний Пенн по меркам кинематографической иконографии сорокалетнего итальянца — еще молод). Впрочем, это же и редкая попытка Соррентино объяснить свой интерес к людям опытным, если не сказать бессмертным: Шайенн — вечный мальчик, который даже не может научиться курить, Питер Пэн от музыкальной сцены (впрочем, все рок-музыканты в каком-то смысле жители Нетландии, если верить версии Джо Райта), которому предстоит освоить и пережить сложный механизм вины, подробно изучив его с другой стороны — с позиции пострадавших.

Иронично, что история про то, что смерть — это не только то, что бывает с другими, но и всего лишь (sic!) конец света, — оказывается наиболее визуально сдержанной по меркам Соррентино, который любит забросить в миксер видеоряда и живопись, и клипы, и прочие неприятности. Однако после «Где бы ты ни был» он по-настоящему ушел в отрыв: видимо, измучился от воздержания.

(А.Ф.)

--

--