Рябов, «Хранители Радуги» и другие. Анархисты в России в 1992–2000 годах. Часть 4
[1993 год — что это такое?, 1 мая 1993, Сентябрь 1993, Октябрь 1993, Что делали анархисты, Володя Платоненко, у Моссовета, 2 октября 1993, Cандружина имени Максимилиана Волошина, 3 октября 1993]
[1993 год — что это такое?]
Теперь про 1993 год. 93 год — что это такое?
Цены растут дико. Народ озлоблен страшно. Ельцин потерял всю свою харизму, и ничего от нее уже не осталось, которая была года 2 назад. Там 100% поддержка, теперь, дай Бог, раз в 10 меньше. Миллионы людей ощущают себя абсолютно кинутыми, ограбленными от всей этой приватизации-либерализации. При этом очень сильное настроение раздражения, на улицах постоянно столкновения. И на политическом уровне это выражается как перетягивание каната между двумя центрами власти: Президентом и его камарильей, Ельциным и компанией, Гайдаром и т.д., в конце 1992 года которого на посту премьера заменили на Черномырдина. Гайдар всего год похозяйствовал, но успел многое. С декабря 1992 года Черномырдин. С одной стороны Ельцин сидит в Кремле, с другой стороны огромные полномочия по конституции, старой, еще советской, имеет Верховный Совет. Во главе Верховного Совета Хасбулатов. На сторону Верховного Совета переходит вице-президент Руцкой. Т.е. вот как бы два центра власти. В апреле происходит референдум. Как сейчас помню, народ зомбировали частушками “Чтобы не грянула беда, говори ДА, ДА, НЕТ, ДА”. Что ты поддерживаешь Ельццина, не поддерживаешь Верховный Совет. Постоянное ощущение, что вот сейчас. На улицу выходят десятки тысяч людей, их гоняют дубинками, даже кого-то убивают. Великие события происходят 1 мая 1993 года.
Поэтому поводу могу рассказать Вам один маленький, исторический анекдот. 6 мая 2012 года на Болотной площади во время известных события я, отчасти в них участвуя, отчасти наблюдая, увидел какого-то обезумевшего от экзальтации молодого человека, который стоял в 100 метрах от того места, где толпа демонстрантов пыталась продавить толпу ментов. Это очень напоминало фильм “Астериск и Обеликс”, если помните, когда там частокол, с одной стороны римляне давят, с другой галлы, и всё это на протяжении нескольких часов продолжалось. Время от времени менты выбегали и мочили народ дубинками и тащили себе добычу, временами народ тоже делал с милицией. И опять же у меня как античника возникали ассоциации на дерево. Знаете у римлян были такое понятие “дерево победы” -вешились трофеи в виде милицейских касок и т.д., ну, не важно. Я увидел эйфорически экзальтированного юношу, не знаю какого возраста, который стоял и говорил всем окружающим: “такого никогда не было” , “такого никогда не было” . При всем своём душевном тоже подъеме я не удержался и сказал: “Молодой человек, такое бывало много раз.” Он сказал: “Например?”. Я ему сказал: “1 мая 1993 года”. Он сказал: “Но меня тогда даже ещё на свете не было”. Он видимо думает, что того чего не было до его дня рождения вообще не существовало в природе.
[1 мая 1993 года]
Что же было 1 мая 1993 года? 1 мая 1993 года всё было в десятки раз более серьезно, чем 6 мая 2012 года. Только с одним последствием, что не посадили десятки людей за нанесение тяжелого морального ущерба милиции путем вывихивания пальца. Так что же было 1 мая 1993 года? Тогда образовалась такая огромная оппозиция, которую все называли не без основания красно-коричневой, т.е. это был странный коктейль: демократы, разочаровавшиеся в Ельцине, сталинисты во главе с Анпиловым, фашисты во главе с Баркашовым, всё это было очень густо сдобрено острейшим таким духом антисемитизма, и тысячи людей, ощущающий, что их как-то кинули, разорили. И вот такой коктейль выходил на улицы, выражая свое крайнее неудовольствие происходящим.
Вот 1 мая 1993 собралась толпа примерно в 30 тысяч демонстрантов на Октябрьской площади. Оказалось, что все дороги в центре перекрыты и единственной путь отступления это уходить по Ленинскому проспекту. Что толпа и стала делать. Когда она дошла до площади Гагарина, она увидела, что мышеловка захлопнулась, и путь им преграждает шеренга грузовиков и там ОМОН. И произошло великое побоище, величайшее побоище, наверное, самое крупное за многие годы. Ничего подобного не было ни на Болотной площади 6 мая, никогда. Сам я тогда, сразу скажу я там не присутствовал, присутствовали мои друзья многочисленные, сам я проспал эти события.
Так вот. Демонстранты атаковали ОМОН, ОМОН их. Демонстранты раскачали один грузовик, даже одного омоновца задавили на смерть, как сейчас помню, звали его Владимир Толокнеев. Тогда все газеты писали, Ельцин ездил к вдове, говорил, что “Вся Россия скорбит”. С каждой стороны были сотни людей искалечены. Вот это было побоище. С одной стороны тысячи омоновцев, с другой десятки тысяч демонстрантов.
В этом участвовали мои товарищи, в частности, можно сейчас сказать, поскольку он умер, Коля Муравин. Он весьма эффективно кидал камни в омоновцев. Он мне рассказывал, что видит он как бежит какой-то омоновец и бьет палкой демонстранта, вот он в него кинул несколько раз камнями, тот упал и перестал бить палкой демонстранта. Некоторые анархисты в этих событиях участвовали, но я вот нет.
Действительно, такая латентная гражданская война в одном, отдельном взятом городе. Повторяю, походы на Останкино, демонстрации, на уровне высокой политики — это вот бодание Ельцина с Хасбулатовым, Руцким. Но социальная подоснова всего этого очень велика, напряжение очень велико.
Всё это разразилось событиями сентября-октября 1993 года. Я сейчас не буду подробно их оценивать. Кстати, замечу, что в это время я работал сторожем в разных местах и меня отовсюду увольняли, потому что везде ломались ксероксы, потому что у меня всегда было плохо с техникой, я активно использовал по ночам ксероксы для печатания анархистских листовок. Когда ксероксы ломались, начальству приходило в голову мысль меня прогнать. Нечего говорить, что там, где я работал сторожем, происходили анархистские съезды, заседали лектории непрерывно и т.д.
Я Вам сейчас покажу один из плодов моей тогдашней ксероксной работы. Это как раз листовка совсем еще самопальная. Апрель 1993 года, которую я самопально изготовил в количестве штук ста на ксероксе охраняемого учреждения. Под названием “Пора защищать баррикады, не Белый дом, а свой. Да здравствует слабая рука. Выбор между съездом и Президентом — это выбор между плахой и виселицей. Не участвуйте в играх начальников, в их выборах и референдумах. Лишь в совместной борьбе мы обретем свои права. Ельцину, Хасбулатову нет. Идите и ломайте гнилую тюрьму государства. Юрий Голонсков”. Вот такая самопальная листовка, выражающая вполне мнение анархистов, в частности меня, к событиям.
[Сентябрь 1993 года]
Вот наступил сентябрь 1993 года. 21 сентября Ельцин осуществил переворот, называемый поэтапной конституционной реформой. В нарушение всех законов он распустил Верховный Совет. Верховный Совет распустил Ельцина. Верховный Совет собрался и сказал, что он не распускается и наоборот, назначил Руцкого президентом. Ельцин стал переманивать депутатов к себе. У Белого дома отключили свет. Его окружили колючей проволокой, и началось вот это бодание с 21 сентября по начало октября.
Анархисты сначала ни в чем, конечно, не участвовали. Мы смотрели. Я помню, мы приехали в конце сентября к Белому дому и увидели, как его защитники строят баррикады. Эти баррикады могла курица перешагнуть. Мы сказали: “Дааа. Не те у Вас баррикады”, — сказали мы со знанием и ушли, не испытывая сочувствия ни к тем, ни к этим.
[Октябрь 1993 года]
Дальше происходило следующее. Стало понятно к началу октября, что верх берет Верховный Совет, потому что за в поддержку высказались регионы, за него высказались профсоюзы, за него высказалась церковь, которая сказала: “давайте мириться. Ельцину — отменяй свой указ”. По всей Москве происходили митинги в поддержку Верховного Совета, и стало понятно, что дело Ельцина фактически потеряно. Это вызвало ту провокацию, которую все знают. Я не буду давать подробный анализ этих событий, которые закончились бойней. Я сейчас рассказываю не про события. Повторяю, я сейчас не занимаюсь подробной аналитикой, я рассказываю про анархистов.
[Что делали анархисты]
Что делали анархисты? Во-первых, нас было очень мало, крайне мало. В КАС оставалось несколько человек. В других анархистских группах Москвы едва ли больше. Тем не менее. Сейчас я Вам покажу один исторический документ. Наше настроение стало меняться. Нам не нравятся обе ветви власти. Мы не можем быть за красно-коричневых, нам чужд советский реванш. Но нам категорически не нравится и Гайдар, и Чубайсы всякие, приватизации и остальное. Тут нет места для нас.
1 октября 1993 года по инициативе Ярослава Леонтьева, известного историка, народника, лидера Товарищества Социалистов-народников, большого друга анархистов, в одном еще не разогнанном тогда совете, советы еще были, потом их разгонят после событий, а именно, как это комично не звучит, в Дзержинском, хорошо, конечно, Совете Москвы, не помню почему там, собралась группа трудящихся, в которой преобладали анархисты, социалисты и другие, которые приняли вот такое заявление. Потом можете посмотреть оригинал с подписями. Суть его такая, что нам не нравятся ни те, ни эти, но мы против насилия, которое происходит, мы против жертв, мы против полицейских действий, и мы объявляем о создании санитарной дружины. Не то, что мы принципиальные пацифисты, но мы хотим создать некое подразделение, которое будет помогать жертвам этого бессмысленного конфликта в центре Москвы. Я его причитаю, оно короткое.
“Мы представители левых социалистических и левых демократических организаций, собравшиеся для обмена мнениями в Дзержинском райсовете г Москвы 1 октября пришли к следующим выводам:
Мы, нижеподписавшиеся, осуждаем грубое нарушение гражданских свобод и прав человека, происходящее после издания указа президента России 1400, заявляем о намерении введения санитарной и правозащитной деятельности и создания в этих целях сандружины для оказания помощи гражданскому населению, поддерживаем в основном заявление правозащитного центра “Мемориал”, опубликованного в “Независимой газете” 30 сентября, осуждаем любые формы государственного терроризма и политического бандитизма, избиение мирных манифестантов, провокационные, вооруженные нападения и тому подобное, призываем присоединиться к настоящему заявлению и предлагаемым мерам представителям всех левых демократических и левых социалистических объединений и организаций.
В выработке заявления приняли участие: члены Федерации Революционных Анархистов Вадим Дамье и Дмитрий Лазован, народный депутат Раменского района Московской области, член правления Федерации движения за народное самоуправление Ржавсков, московские представители общества “Солидарность”, член общества “Мемориал” Ярослав Леонтьев, член Конфедерации Анархо-Синдикалистов Петр Рябов, член левого информационного центра Михаил Войтехов. К заявлению присоединились народный депутат Дзержинского района, член партии “Новые левые”, пусть вас не обманывает название партии “Новые левые”, в этой партии — один ровно новый левый состоял, поэтому ему стоило называться в единственном числе, вся партия всегда состояла из одного человека, Абрамович, не тот Абрамович, как вы понимаете, Александр Абрамович, член президиума российского социал-демократического центра Романов.
Председатель собрания Ярослав Леонтьев.”
Вот такой документ.
Мы не знали, что будет дальше, не ожидали, что начнутся танки, пулемёты. Мы думали, что будет продолжаться черемуха, дубинки. Это всё нам не нравилось. Нам не нравились обе стороны. Мы решили, что надо это сделать.
Если бы знали, что за этим последует. Конечно, это была авантюра, потому что почти ни у кого из нас не было каких-то медицинских навыков. Если бы знали, что окажемся единственной медицинской единицей в центре событий, когда людей убивают, и некому, кроме нас обратиться, тогда бы, конечно, это ужасная ответственность, но тем не менее.
Что было дальше? Я скажу сначала не о сандружине, а о других анархистах.
Разные анархисты вели себя по разному.
[Володя Платоненко]
Самая драматическая история — Володя Платоненко. Она описана им в его романе, который я показывал. Владимир Платоненко приехал на баррикады, защищавшиеся у Белого дома оппозицией. Встретил там панков, которые воздвигли там черный флаг. И стал им говорить “уберите черный флаг. Не позорьтесь”. Тут он увидел баркашовцев, которые напали на панков. Поскольку Володя Платоненко человек очень героический, он вынул свой пятиметровый ножечек и порезал одного из баркашовцев, но не на смерть, но серьезно. Баркашовцы сразу его не убили, а сдали в какое-то соответствующее место в Белом доме. Его там чуть не убили. Он сидел. Потом его встретила какая-то журналистка, которая сообщила куда-то там. Откуда-то оттуда позвонили и каким-то чудом, т.е. Платоненко не убили баркашовцы, его не убили в Белом доме, его отпустили. А тут как раз путч. Он идет по улице. Его хватают какие-то ельцинские подразделения, обнаруживают его пятиметровый ножечек. Я смотрю телевизор в это время. И по телевизору говорят: “красно-коричневые боевики злобствуют на улицах Москвы”. И тут показывают Володю Платоненко, как у него изымают нож и отводят в сторону. Я тут думаю “ну, всё, его сейчас расстреляют”. Тогда многих расстреливали. К счастью арестовавшие его люди не понимали и кто-то сказал: “А это хиппи. Дадим ему под зад коленом”, и он убежал. В общем Платоненко чудом спасся. У него было 3–4 прекрасных шанса погибнуть в этих событиях: и дерясь с баркашовцами, и сидя в Белом доме, и схваченным ельцинистами и т.д. Всё это он описал в романе. Здесь он скрылся за трудноузнаваемой фамилией Трофименко. Другие фамилии он здесь даже не скрывает, например, мою, или Стаса Маркелова, или Ярослава Леонтьева. Поэтому советую почитать. Это совершенно детективная история. Она тут описано, также как и об участии анархистов во всех событиях. Это Володя Платоненко.
[у Моссовета]
Большая часть моих товарищей по Конфедерации Анархо-Синдикалистов проспало революцию. Они уехали 2 и 3 октября за город, как мы тогда любили ездить с Колей Муравиным в Абрамцево. Вернулись, а тут такое происходит. В ночь с 3 на 4 они написали обращение, где говорили, что не надо участвовать во всех этих событиях. Надо трудящимся думать о своих интересах, брать предприятия, устраивать забастовки. И с этими листовками они пошли, не нашли ничего лучше, мои товарищи по КАС в центр. А в центре в это время. Фарс и трагедия. В то время, как людей убивали сотнями в Останкино, а потом расстреливали из танков в Доме советов, нужно было создать массовку и показать, что это не власть, а один народ воюет с другим народом. Егор Гайдар выступил по телевизору и призвал всех защитников свободы явиться к Моссовету. Туда собралось несколько тысяч человек, которые сгоряча построили баррикады, напились, и только ждали врага. А тут враг пришел — пришли анархисты с листовками. Они едва не были линчеваны этими гайдаровцами в количестве тысяч четырех, бушевавших у Моссовета на своих баррикадах. К счастью, тоже остались живы.
[2 октября 1993]
А теперь возвращаясь к нашей сандружине имени Волошина. Я рассказал про других анархистов, про Платоненко с его детективной историей, про членов КАС с листовкой, едва не растерзанных гайдаровцами у Моссовета. Теперь про себя и про некоторых других. Я не проспал революцию. Я не поехал в Абрамцево. Это не моя заслуга, так случилось. Я проспал 1 мая, зато я Вам рассказывал.
2 мая [наверное, оговорка. октября]. Мы знали что-то будет в центре. И договорились в первый раз встретиться сандружиной. Я вышел из станции метро Смоленская и увидел потрясающее зрелище, незабываемое. Садовое кольцо. Что мне потом рассказали. Там был митинг. Тогда всё время происходили митинги в защиту Дома Советов. Прибежал ОМОН, стал избивать митингующих и забил на смерть одного из митингующих, учителя какого-то. Народ доведенный уже до озверения стал строить баррикады. И вот, когда я приехал на Смоленскую, я увидел такое потрясающее зрелище: пятачок, несколько сотен метров, слева и справа как римские легионеры стоят космонавты, омоновцы, все эти, увешенные железом. А на этом пятачке несколько тысяч людей деловито строят баррикады, жгут костры.
Тут я должен Вам признаться в слабости. Человек всё-таки существо не только интеллектуальное, но и чувственное, при том, что я совершенно никаких симпатий не испытывал ни к баркашовцам, ни к антиловцам, ни тем более Хасбулатову и Руцкому, Макашову, во мне взыграл какой-то рефлекс. Когда кто-то строит баррикады, а с другой стороны я вижу полицию, я потерял голову. Ой. Забыл, что я приехал в качестве сандружинника, я быстро набил карманы камнями, вооружился какой-то арматуриной и стал таскать с другими людьми эти самые железки, и мог героически погибнуть во славу Руцкого и Хасбулатова, но тут появился Ярослав Леонтьев и другие. Они вытрясли у меня из карманов камни, отобрали у меня арматурину и сказали: “Петя, это не наши баррикады”. Они были совершенно правы. Они привели меня в чувство. Вообще надо сказать, что многие люди тогда колыхались между головой и сердцем. Сердце звало куда-то в одну сторону, а голова в другую.
[Cандружина имени Максимилиана Волошина]
Мне и другим напялили на руку белый с красным крестом. Мы сделали флажок и начали создавать сандружину. Мы начали формировать. Нас сначала было несколько человек, потом потянулись другие, появились какие-то врачи.
Сандружина, почему мы назвали её сандружина имени Максимилиана Волошина? Это была идея Ярослава Леонтьева. Во-первых, как вы знаете, Волошин сочувствовал анархизму. Я вам читал его стихотворение “Государство”. Во-вторых, как вы знаете, он во время Гражданской войны спасал у себя в Коктебеле белых от красных, красных от белых. Тут была такая же идея — гуманитарная миссия в данном случае вне каких-то программ. Поэтому мы взяли это гордое имя. В ней были анархисты в количестве 7–8 человек, были народники, были члены ДемСоюза, были ещё кто-то. В общем, нас было около десятков человек.
И там я впервые познакомился со Стасом Маркеловым. Стас Маркелов был левый социал-демократ, 19-летний юрист. Постоянно шутил, даже в самой неподходящей обстановке. Постоянно меня, как сейчас сказали, троллил, говоря: “Ваши журнал “Община” (ударение на “О”). Он историк, хотя он и не историк, но прекрасно знает историю. И я понимаю, что это журнал Нечаева. И когда меня называют журналом “Община” (ударение на “О”), то это просто оскорбление. Я помню, как злился на него, а ему только того и надо — как-нибудь обидеть. Назвать журнал “Община” (ударение на О) вместо “Община” (ударение на “и”). Я бесился, а он веселился по этому поводу. Он всю жизнь веселился, сколько я его знаю. Так вот мы познакомились при таких обстоятельствах.
И в тот день, 2 октября, еще ничего не было. Т.е. с одной стороны стояли эти легионеры, с другой бушевали оппозиционеры. Собрался огромный митинг. Был такой выдающийся деятель, если помните, оппозиции Илья Константинов — один из самых ярких лидеров того, что называлось Фронт Национального спасения (ФНС), структура оппозиции. Они договорились с ОМОНом, что тот не атакует баррикады, а они вечером расходятся. Я помню был комический эпизод. Мы собрали какую-то зеленку, какие-то лекарства и тут вдруг, к нам подходили с мелкими травмами, и тут вдруг говорят: «Ой, вот жертва режима, жертва режима. Несут.» Оказалось, что человек очень пьяный, совершенно идти не может. Ему тоже оказали какую-то помощь. 2 октября так ничем и не закончилось. Оппозиция посидела на баррикадах, разгромила пару каких-то магазинов по соседству, какой-то американский павильон, потом построилась и с песнями Талькова ушла куда-то. Мы знали, что на следующий день, на 3 октября, назначен митинг со скромным названием “Вече народное Советского Союза”. Митинг на Октябрьской площади. И мы договорились, что завтра уже развернем свою деятельность, собственно мы начали действовать 2 октября, т.е. собрали какой-то костяк дружины, обзавелись парой врачей, обзавелись какими-то медикаментами.
[3 октября 1993]
3 октября. Извините, что так подробно рассказываю. Я понимаю, что должен быть краток, но не всегда это удается. 3 октября я поехал в центр города и когда я поднимался по эскалатору в город на Пушкинской. Просто, чтобы вы почувствовали атмосферу. В воздухе летали флюиды мощнейшего антисемитизма. Ко мне подошел культурного вида мужчина в такой шапке. И сказал: “Молодец.” А я нес флаг. Флаг был свернут, но это был обычный белый флаг с крестом. Он подошел и сказал: “Молодец. За свои права надо бороться”. Я говорю: “Да, мы собственно не боремся. Мы так помогаем”. Он: “Методы бывают разные, но цель у нас одна — жидов извести”. И вот это “жидов извести”, оно повторялось по тысячи раз на день. Это придавало дух такой, дополнительный. Чтобы вы почувствовали всю диалектичность происходящего, неоднозначность со всех сторон. Потом 5 октября, когда мы увидели горы трупов людей, убитых около Белого дома, мы увидели, как женщины плачут и кричат: “евреи их убили”. Вот эта тема еврейства присутствовала постоянно. Ой.
Мы собрались около Моссовета и выяснилось, что митинг проходит на Октябрьской. Мы собрали несколько десятков участников нашей сандружины имени Волошина. Когда мы приехали на Октябрьскую, мы увидели удивительное зрелище. Несколько десятков тысяч демонстрантов проламывают несколько тонких заслонов милиции, движутся в сторону Крымского моста. И мы не понимаем, что происходит. Мы видим, как сметают милицию. Милиция выстраивается, потом демонстрация доходит до Крымского моста.
А вот теперь представьте. Просто, это одно из самых сильных в моей жизни эстетических восприятий. Мы стоим где-то в районе дома художников на Крымском валу и наблюдаем. 3 октября. Прекрасная октябрьская погода. Желтые листья. Прекрасная река. Солнце. Мы наблюдаем с нескольких сотен метров. И вот мост. На мосту несколько десятков тысяч демонстрантов. С двух сторон моста лесенки. И друг по этим лесенкам как груда железа начинает скатываться ОМОН, а с моста как листья начинают падать эти омоновские щиты. Потрясающее, красивое зрелище. Посрамление государства. Я сейчас говорю не как идейный анархист, который должен всё анализировать, я говорю, чисто эстетически зрелище потрясает, неповторимо. Многие тогда не сбрасывали щиты с моста, а брали их себе по принципу пригодится.
Там полиция использовала газы какие-то, «черемуху», но ее куда-то унесло. Когда мы подбежали к мосту, то увидели первых пострадавших, десятки избитых демонстрантов и милиционеров. Начали оказывать помощь.
И дальше мы бежали за шествием. Мы ничего не понимали. Революция. Как революция? Без нас. Что происходит вообще? Мы бежали за шествием, которое двигалось в сторону деблокирования Белого дома. Мы видели, например, стояли машины с пеной, которая применялась против колонн. Мы видели, как в одном месте колонна людей пыталась линчевать и убить несколько милицейских офицеров. Мы не дали это сделать. Потом мы прибежали к Белому дому, когда всё было прорвано, и там бушевал огромный митинг — несколько десятков тысяч человек.
И мы решили разместиться. Причем место мы выбрали, как потом оказалось, самое забавное, то место, где потом было наиболее опасно для нашей сандружины. Если у нас будет экскурсия в конце нашего курса, мы там побываем. Если вы себе представляете: улица, тот самый СЭВ, мэрия, где когда-то были наши баррикады в1991 году, и по эту сторону улицы стоянка автобусов. Вот на ней мы решили разместиться. И мы с Ярославом Леонтьевым. Да, мы избрали Ярослава командиром сандружины как самого опытного человека. Он нам казался стариком, ему было уже 27 лет. И он служил в армии и такой опытный, бывалый человек. Мы с Ярославом начали бегать по каким-то квартирам просить воду. А потом произошла такая сцена, когда забаррикадировшаяся внутри здания мэрии полиция разбила изнутри стекла и выскочила. И выскочила она прямо на нас. Мы были уверены, что тут нам и конец. Но она думала больше о спасении собственных ног и убежала быстро, быстро на Калининский проспект. Представляете себе, на Вас выбегают несколько сотен разъяренных омоновцев, правда, ещё больше напуганных, чем Вы их видом. Это сильное зрелище. Потом разбитые омоновцами стекла изнутри мэрии телевидение показывало как зверство красно-коричневой оппозиции, которая побила все стекла в мэрии. На самом деле стекла побила не оппозиция.
Потом начали летать пули. И мы не понимали, что это? Москва, пули. Как это возможно? Стали появляться первые раненные. Мы начали кого-то перевязывать. В общем очень сильное впечатление вызывало всё это. Вокруг нас падали раненные люди. Мы как могли чего-то оказывали им какую-то помощь. При этом действительно не оказалось никаких других санитарных дружин.
А тут проза. После того, как всё закончилось у Белого дома, и Руцкой, и Хасбулатов чувствовали себя как Ельцин в августе 1991 года и думали, что победа пала к их ногам и призвали идти на Останкино. Тут-то, извините здесь такое мое обстоятельство, в это время я работал сторожем, как вы уже поняли, в очередной раз, и, конечно, я мог наплевать на какую-то дурацкую работу, но проблема в том, что мне надо было вечером этого дня сменять свою сменщицу. Нельзя как-то поводить человека. А моя работа была совсем рядом с Белым домом. По иронии судьбы, но это вообще потрясающе, эта работа, где я сторожил, была ровно там, где когда-то был, в том же самом зданьице, музей истории комсомола, где у нас заседал несколько лет наш анархистский лекторий, только там был уже не музей истории комсомола, а находилась бандитская организация под названием “Фонд детей и сирот”. Они делали вид, что просто разграбляют гуманитарную помощь детям и сиротам, а на самом деле торговали нефтью. Бандиты были еще те. Причем это был ровно самый маленький особнячок, где за несколько лет до этого мы собирались в музее истории комсомола. Как все в истории странно в жизни случается. Мне надо было туда спешить. Я ничего не мог сделать. Я оставил своих товарищей и побежал. На этом моё участие в событиях закончилось практически, потому что я должен был сторожить ночь и следующий день. Ночью, наплевав на всё, у меня не было возможности запереть изнутри, я бросил всем ворам эту бандитскую контору, и оттуда прибежал посмотреть, что происходит. Но ничего не увидел около Белого дома. Вернулся. Весь следующий день я сидел в этой конторе. Там работал телевизор и CNN как известно в прямом эфире показывал расстрел из танков.
Потом вечером уже 4 октября, когда я освободился, я пошел по центру Москвы и наблюдал последствия. Я наблюдал как по центру ходит разъяренная молодежь, которая выражает свой протест убийствами и строит баррикады, а по ним стреляют. Я видел как люди собираются на переулках и обсуждают происходящее.
На следующий день, 5 октября, мы с группой товарищей выехали в центр, но он уже был весь перекрыт. Видели группы трупов и женщин, которые кричали, что людей убили евреи и т.д. Но это уже было потом.
А что было с моими товарищами, в том числе анархистами? Они поехали в Останкино и приняли участие во всех событиях. Дело в том, что рядом с Останкино жил Стас Маркелов, поскольку его родители журналисты. И у него на квартире сделали штаб-квартиру сандружины. [Воспоминания Стаса Маркелова о событиях в Останкино] И они таскали раненых, убитых, носили, в общем. Если очень коротко, то вот что делали, в том числе анархисты, в эти дни.
[Сандружина им.Волошина в октябре 1993]
Члены КАС выпустили листовку. Володя Платоненко чудом спасся, а некоторые анархисты участвовали в сандружине имени Волошина.
Завершая эти события ужасные, в которых по официальным данным, как известно, погибло 150, а по неофициальным — больше тысячи человек. Анархисты были потрясены. Сразу после них ввели военное положение: запрещалось после 8 или 9 часов находиться на улицах. Началось закручивание гаек.
И тогда анархисты выпустили такую листовку без всякой подписи. Она такая эмоциональная. “Ты — фашист. Ты — дерьмо. Ты — трус. Голосуй за Ельцина” и т.д. Такое обращение к широкой публике.
От того времени осталось только одна фотография, но очень известная, и та постановочная. От сандружины. Конечно, во время сандружины не было возможности сделать фотографии, но спустя несколько дней несколько человек по призыву Влада Тупикина собралось на место наших подвигов, и Влад сделал фотографию, которая с тех пор множество раз печаталась. Например, в книжке о Стасе Маркелове она тоже есть. Оригинал фотографии вот он. А сейчас я Вам покажу её в более хорошем исполнении из книжки про Стаса. Она же. Я думаю, что вы можете узнать и Стаса Маркелова, и меня, и Ярослава Леонтьева, если хорошенько присмотритесь. Повторяю, это не сами события, это через несколько дней после событий, это не вся сандружина, это несколько человек, который собрал Тупикин на том месте, где был наш медпункт. Но это единственная фотография, которая является таким вот свидетельством более менее тех времен. Это Стас, это я, это Ярослав.
Для анархистов прямым следствием этих событиях стало то, что надо готовиться к будущим битвам. Мы создали, организовали секцию по боксу. Даже я в нее входил, хотя я никогда не был силен и могуч. Все поняли, что надо качаться, готовиться.
Кроме того, мы начали делать журнал “Вуглускр”, о котором я Вам дальше расскажу, который был попыткой, очень сильной эмоциональной реакцией на октябрьские события, и был попыткой соединить анархистов и левых художников. Я о нем дальше расскажу. Это октябрь 1993 года.
«Хранители Радуги» и другие. Анархисты в России в 1992–2000 годах
Часть 1. Краткое вступление, Литература
Часть 2. Эпоха, Что происходит с анархическим движением?, Гибель Максима Кузнецова, Социологический опрос
Часть 3. Организации: АДА, ИРЕАН, КРАС, Стачка в Ясногорске, СКТ, ФАК, Рождение российского антифашизма
Оглавление с ссылками текстов лекций Рябов, Российский анархизм с 1986 года
