Переводчик с духовного. Интервью с коучем Алеексеем Ежиковым
Проект «Думай как» — беседы с мастерами своего дела, открывающие, как они думают. Пятая беседа — про мышление Алексея Ежикова, который использует одновременно язык религии и науки, чтобы описать как работает мир.
Одно время я читал телеграм-канал Леши «Иллюзиоскоп» и не мог понять, на какой фундаментальной позиции он находится. Он верующий или атеист, христианин или буддист? В постах было намешано множество понятий из разных миров, а мне важно было разобраться, что лежит в основе. Тогда я приехал в Питер и долго расспрашивал Лешу про его мировоззрение и способ мышления.
Интервью я брал в декабре 2019, когда тема короновируса в России еще не была актуальна. От того еще интереснее сейчас, используя способ мышления Леши, посмотреть на происходящее в мире и в себе. Еще Леша работает коучем, и мы тоже коснулись этой темы.
Беседа не простая. Двое редакторов отказались в процессе работы от редактирования текста. Одному помешало закончить текст религиозное образование, второй просто в какой-то момент перестал выходить на связь. Но в итоге редактор Юля все сделала.
Интересного путешествия.
Человек в отношениях с Богом
— Если попытаться описать то, как ты думаешь, твое мировоззрение, как бы ты это сделал?
— Представь, что все религии говорят об одном и том же, только разными словами. Это общее есть кристалл. Одна его грань — это буддизм, другая — даосизм, суфизм, суннизм, христианство, католицизм, протестантизм, какие-то ветви индуизма… У этого же кристалла существует грань, которую можно выражать языком, понятным для людей, родившихся в конце XX — начале XXI века. Я — про это. Меня интересует, как мое представление пересекается с религиозным мировым наследием и как это всё перевести на современный язык, чтобы максимально сократить путь людям, которые ищут ответы на вопросы жизни и Вселенной. Это моя Life’s Core Purpose.
— Какая из мировых религий тебе близка?
— Однозначно буддизм Ваджраяны и христианство, а именно — православие. Понятно, что Новый и Ветхий Заветы у нас с католиками общие. Но я мало читал западных отцов церкви по сравнению с тем, как погружаюсь сейчас в святоотеческое православное предание. Я знаю, что в иных традициях есть более древние писания типа «Йога Васиштха» или «Махабхараты». Но для меня они все примерно про одно и то же, только разными словами.
— Как в твоей семье относились к вере, религии?
— Мои родители не были глубоко верующими людьми. По материнской линии я из казачьего рода, по отцовской — тверской карел. Оттуда пришла вся эта православная история. Когда я рос, бытовая религиозность была перемешана с суевериями. Меня крестили в деревне. А в деревнях вере не мешают приметы из серии «три раза постучать по дереву», «в зеркало посмотреть, если дома что-то забыл и вернулся».
Но мне никто ничего не навязывал. Я иногда читал Библию и до 13 лет носил крест на теле. А какое-то время по моему выбору над моей кроватью висел плакат Христа. У меня было такое самопальное православие. Я не принимал участие в таинствах: не причащался, не исповедовался. Хотя помню, что лет в 10–11 молился так, как умел.
Для меня было важно некое существо, с которым я беседовал. И, скорее, это была даже не личность, а Дед Мороз на максималках.
В 13 лет я крест снял, потому что стал размышлять об этом и понял, что мне надо определиться.
— И как происходил этот процесс определения?
— Прошло еще года два и вот уже в 15 в голове что-то начинает складываться про мир. Я расстался с девушкой. Родители были мной не особо довольны, постоянно дрючили на тему оценок. В то время у меня с ними были не очень близкие отношения.
Я поступил в вуз и в 16 учился на первом курсе математико-механического факультета СПбГУ. Мне казалось, что моя жизнь расписана на годы вперед. Эта расписанность меня очень угнетала. Даже сейчас пять лет наперед — это дофига, а тогда, я так чувствовал, было вообще запредельно много.
Однажды в такой печали, в сплине даже, я гулял на Горьковской рядом с ларьком с дисками. Был такой легендарный ларек.
Июнь. Все экзамены сдают. А я без экзаменов поступил на матмех, поэтому заняться нечем. И вдруг наталкиваюсь на чувака, и он спрашивает меня, не хочу ли поговорить о Господе нашем Иисусе Христе. И я думаю, почему бы с приятной компанией не поговорить о Господе нашем Иисусе Христе? И в тот же день, примерно через час, я прихожу к Петропавловской крепости, около которой собрался кружок юных христиан. Молодые ребята в возрасте 20–25 лет читают выдержки из Нового Завета про Андрея Первозванного, то место, когда рыбаков, будущих апостолов, встречает Иисус и говорит им: «Пойдемте со мной, будете ловцами душ человеческих». Потом было обсуждение этой части и обычное общение. И я вдруг понимаю, что оказался среди людей, которые просто безусловно проявляют ко мне симпатию и интерес. Я прямо влетел в это взаимодействие, как влюбился, и стал часто посещать эти сходки.
А недалеко от Чернышевской находился кинотеатр «Ленинград». Там проводились большие встречи: богослужения, венчания, обсуждение Писания. Они были протестантами. Евангелистская американская деноминация.
Там же в кинотеатре у меня должно было быть крещение, но родители как-то эту историю прохватили и меня посадили под домашний арест, обрубили телефонную связь.
Я прошел через все стадии принятия: отказ, бунт, горе и так далее. А на третий день, сидя дома, начал прокручивать в голове и вспоминать, как и что происходило. Я начал связывать все эти эпизоды в линию и увидел, как меня медленно туда затаскивали конкретными шагами, инженерно простроенными. И почему первая цитата, выдержка, которая была на встрече, была именно про Андрея Первозванного.
И я подумал: если идею Бога мне так легко всаживают в голову, то что из себя это представляет как идея? Я начал за этим наблюдать. Я качнулся в скептицизм и в тот момент потерял веру как веру. Читал Докинза. Ходил вольнослушателем на философский факультет, чтобы слушать религиоведов. Это был долгий период. Лет десять, а, может быть, восемь. Но я всё равно продолжал изучать религии.
— Зачем тебе это было надо?
— Это же очень интересно. Ты же смотришь кино. Тебе нравится смотреть интересное кино. Мне было реально просто интересно Фрэзера почитать (прим. ред. — Джеймс Фрезер — британский антрополог, выдвинувший в 20 века теорию о эволюционной последовательности магии, религии и науки). Это не религиоведение. Это заря религиоведения. Это не научная, по современным меркам, литература. Для меня это была как история о человеке. Я хотел понять, как в людях, как в массе возникают религиозные, магические мировоззрения.
При этом я не говорил: «Бога нет». Это сильный атеизм. В 22–23 года я себя идентифицировал как слабого атеиста, то есть человека, которому не требуется вводить в мировоззрение сверхъестественные силы для решения жизненных или мыслительных задач. Мне было довольно комфортно в своем атеизме. Я нормально в этом существовал. И на многие вещи стал смотреть по-другому.
Например, в то время, когда я был в секте, произошла такая история. Я описывал ее в своих выступлениях и статье на Медиуме.
Опыт единения
Было лето. Я сидел на гранитной набережной Невы и смотрел на блики солнца на воде. Солнечный день в Петербурге — большая редкость. И внезапно я ощутил, что весь мир, включая меня, пронизан святым духом. Ощутил то, что Демчог называет «здесь каждый атом вибрирует радостью и скрепляется любовью». Я почувствовал это физически. И в тот момент у меня реально было ощущение, что каждый атом и каждая частичка воздуха пропитаны единым сознанием.
Но после домашнего ареста и выхода из всего этого, постепенно, я стал объяснять себе свой опыт как галлюцинации. Серьезно. Если я не верю в Бога, и это не Святой Дух, хорошо, значит, это переживание, которое сгенерировала моя шишковидная железа. Вбрызнулся какой-то компот нейромедиаторов, и это привело к каким-то ощущениям. На тот момент, когда у меня переформировалась рефлексия, у меня не было опыта психоделиков. Я ничего не пробовал, кроме алкоголя и никотина. Поэтому в терминах измененных состояний сознания не рассуждал.
Переживание, а не вера
— Сейчас ты продолжаешь быть слабым атеистом?
— Для меня изменилось определение слабого атеизма, оно перестало иметь смысл, потому что я теперь не понимаю, что такое сверхъестественная сила. Раньше определение слабого атеизма было нужно, чтобы интегрировать в себя отрицание веры. Есть вера, есть отрицание веры. Отрицание веры — это отсутствие веры, ее не-наличие. Слабый атеизм ровно про это: в моем мировоззрении отсутствуют необходимость и потребность закрывать какие-то элементы своего жизненного опыта, описывая их с помощью веры.
У меня была вера тогда, когда не было внутреннего переживания.
Тебе рассказывают, что Бог есть, и ты для себя строишь картину, что такое Бог, на основании каких-то своих представлений о том, о чём это может быть. На основании метафор, по признаку схожести. Ты всё равно видишь иконы, ты все равно думаешь, что это некая личность, похожая на человека, только она больше, более всезнающая. Ты как-то строишь картину, что это такое. Но поскольку у тебя нет личного переживания на эту тему, ты не совсем чувствуешь, что это такое, когда беседуешь с Богом, и Бог тебе отвечает. Тебе приходится верить в то, что ты посылаешь ему какие-то сигналы, а он принимает это во внимание и как-то влияет на твою жизнь. Или, если в твоей жизни что-то происходит, то это проявляет себя некая сверхличность, которая что-то сделала по отношению к тебе. Ты это принимаешь на веру во всех смыслах этого выражения. Сейчас я ничего не принимаю на веру. Я состою в отношениях.
— Как можно описать эти отношения? На каком основании ты сейчас находишься?
— Происходит несколько витков, и детское представление о том, что такое Бог, может меняться. Ты апофатически отбрасываешь, что Бог не то, и Бог не это, поднимаясь по этой спирали выше. За 13 лет я просто прошел через всё, что мне надо было пройти в атеизме. И мне очень много дал опыт измененного состояния сознания. Ведь вера в Бога возникает тогда, когда у тебя нет внутреннего ощущения устойчивых, двусторонних взаимоотношений с Богом-личностью от первого лица. А когда эти отношения у тебя есть, вера не нужна.
Постараюсь объяснить по-простому. Представь, что ты всю жизнь живешь в одинокой келье и только читаешь книжки, в которых рассказывается о том, как люди строят взаимоотношения. Но ты еще ни с кем не встречался. Все, что у тебя есть, это телевизор и с ним взаимоотношения строить не очень получается. Ты предпринимаешь кучу усилий: что-то говоришь ему, ждешь, когда он тебе что-то ответит. Иногда тебе кажется, что телевизор как будто бы отвечает, и ты думаешь: «У нас какие-то взаимоотношения начинают налаживаться!». Это вера. Ты веришь, что взаимоотношения существуют. Но у тебя нет четкого, абсолютно глубокого внутреннего убеждения, полученного на опыте, причем неоднократно.
Опыт — это когда ты повторяешь какие-то действия, варьируешь их, и в ответ получаешь определенную реакцию или действия. Например: отпускаешь предмет и он падает на пол. Не то, что ты веришь в закон всемирного тяготения, ты просто знаешь. Ты много раз повторял этот опыт, ты сам много раз падал. Он так работает и все. Тебе не нужны объяснения, потому что объяснения — туфта. Вот мы объясняем это законом всемирного тяготения — окей. Мы дошли до того, что существуют гравитационные силы. Но объяснения, откуда они берутся, у нас всё равно на сегодняшний день нет. Надо очень долго изучать современную квантовую физику для того, чтобы разобраться в этом.
Это про веру. Так вера устроена.
Ты в этой запертой комнате по книжкам строишь взаимоотношениях с телевизором. И тут к тебе в комнату приходит человек, вы начинаете общаться, и ты понимаешь, что такое взаимоотношения на самом деле.
Теперь переходим от этой метафоры к Богу.
Когда ты маленький, у тебя есть Бог с большим количеством лакун, заполненных твоей психикой на тему того, что Он такое. Взаимоотношения с ним ты выстраиваешь по аналогии с отношениями, которые у тебя есть с мамой и папой.
Но если ты за этим следишь, прямо говоришь себе правду насчет того, что такое мое представление об этих взаимоотношениях, что такое мое представление о моих взаимоотношениях с окружающим миром, где я их достраиваю по аналогии, а где я что-то себе понафантазировал, понапридумывал, то начинаешь более чутко относиться к тому, что происходит во взаимодействии между тобой и миром. И там внезапно прорисовывается другая картина на уровне субъективных ощущений. Всё, что раньше в культуре было ровным слоем размазано на уровне указателей, пальцев, указывающих на луну в буддийском стиле, внезапно складывается во внутреннее ощущение, которое на опыте прохвачено. И это взрывает мозг.
Это не вера. Это субъективный опыт взаимоотношений с тем, что ты можешь называть, как угодно. Просто в одной традиций это называется Богом, а в других — Абсолютом или Брахманом. Но всегда это один личностный Бог. И здесь очень важно понимать, что «личность» — это тоже указатель.
И в этом смысле, по сегодняшним классификациям, меня, наверно, можно к панпсихистам отнести. Я в этом смысле панпсихист (прим. ред. — представление о том, что все в природе обладает разной степенью сознания).
Сознание — единственная первооснова Вселенной
— Может рассказать, как ты понимаешь, что такое сознание?
— Так как я панпсихист, я бы мог сказать, что для меня Сознание — единственная первооснова Вселенной. Но Сознание — это просто термин. Можешь назвать это словом «буба» или «материя». Потому что с тем же успехом можно сказать, что Любовь — единственная первооснова Вселенной, или что Свобода Воли — единственная первооснова Вселенной.
Мы называем нечто словом «материя», но мы по факту не знаем, что такое материя. Мы не можем это свести до каких-то других элементов. Сейчас у нас материя объясняется в теории суперструн. Хорошо, мы дошли до слова «суперструна». Мы можем объяснить, что такое суперструна? Одиннадцатимерное многообразие Калаби — Яу, свернутое по пяти измерениям. Но что это значит, кроме того, что это какая-то абстракция?
С сознанием то же самое. Это просто указатель. Сейчас это очень связано с теорией информации и другими научными гипотезами, включая Integrated Information Theory Джулио Тонони. Многие нейробиологи (он и сам нейробиолог) в эту сторону целятся. И я в этом смысле в группе, близкой к нейробиологам-панпсихистам.
Сознание не работает по принципу «вкл» и «выкл». Нельзя сказать, что где-то нет сознания, а где-то есть сознание, или что оно только в людях, или людях и Боге, или только в Боге.
Сознание — это континуум от очень маленького количества сознания, близкого к нулю, до очень большого количества сознания, близкого к бесконечности. Количество сознания в любой системе зависит от сложности ее внутренней организации. И чем сложнее система организована, тем больше в ней количество сознания.
А сложность зависит от того, какое количество состояний внешней среды система способна заинтегрировать внутри себя. Тонони дает строгое математическое определение, что такое количество сознания внутри системы. Если мы берем камень, то в нем мало сознания, в черве-нематоде — чуть больше, в устрице — еще чуть больше, в осьминоге — еще больше, в человеке — еще больше. Но в человечестве как системе больше, чем в одном человеке, а во Вселенной совсем много.
Вселенная занята тем, что непрерывно дифференцируется и интегрируется
— Как ты представляешь Вселенную?
— Когда мы говорим о Боге, я говорю о взаимоотношениях со Вселенной в ее максимальном масштабе, в самой широкой рамке, в которой мы себе можем эту Вселенную представить.
Например, многим кажется, что буддизм — это про уход из Сансары в Нирвану, уход из цикла перерождения, уход в пустоту. Когда мы себе плохо представляем буддизм, мы, во-первых, довольно плохо понимаем, что такое буддийская пустота.
А буддийская пустота — это не бесплотный вакуум. Наоборот, буддийская пустота — это сочащийся чернозем, который вспучивается потенциальностью ещё не проявленного.
То, про что Демчог говорил, «бесконечные возможности, сеющие мрак». Это то, что настолько напряжено изнутри, что оно стремится порождать непрерывно. Причем порождать разнообразие. Буддийская пустота шуньята — это неисчерпаемый источник силы.
Есть такое представление, что буддисты пытаются свалить из этой жизни в растворение. Ничего подобного. Буддизм вообще не об этом. Если Тхеравада могла быть еще более-менее про это, то Ваджраяна уже вообще не про это. Через Махаяну Ваджраяна вообще про другое. И буддисты про любовь врубаются побольше некоторых.
Еще Вселенная занята тем, что непрерывно дифференцируется и интегрируется. Не в математическом смысле производной и интеграла, а в смысле разделения на какие-то половины. Это разделение иллюзорно, но оно происходит. Вселенная разделяется на две части и объединяется. Это разделение и объединение происходит очень глубоко фрактально.
Дихотомия — это всегда два, дифференцирование — это спектр. Про эту тонкую метафизику написано в «Дао дэ Цзин». «Одно рождает два, два рождает три, три рождает десять тысяч вещей». Одно — это Тайцзи, Великий предел, это неразделенное. Тайцзи рождает Инь и Ян, они еще вместе рождают Ци, а вместе Инь, Ян и Ци рождают бесконечное количество всего, потому что Инь и Ян за счет Ци начинают тоже дробиться внутри себя, вместе они рождают спектры.
Вселенная проявляется в себе через непрерывное порождение двойственности и склеивание двойственных полюсов в недвойственные, интегрированные состояния.
В этом самый кайф. Вселенная супер максимально дробится и потом то, что раздробилось, объединяет на новом уровне.
Приведу пример. Сиддхартха Гаутама, всю жизнь прожив во дворце, испытывал только удовольствие и благость. Когда ты испытываешь только удовольствие и благость, для тебя это состояние становится прозрачным, как работающее медиа по Маклюэну. Ты не знаешь, что бывает по-другому. Ты в этом отношении не дифференцирован. Ты проживаешь жизнь, считая, что жизнь — это кайфушки. Для тебя даже понятия кайфушек нет. Это просто бытие. Оно такое. У тебя даже нет понятия удовольствие. Это просто состояние твоего бытия, такой первородный суп.
В тот момент, когда Сиддхартха Гаутама покидает дворец, он видит смерть, боль, страдание. Он видел только белое и даже не знал его названия, а теперь видит, что есть белое и черное. Белое и черное являются синонимами дихотомии, разделения. Там интересно очень происходит динамика. Для тебя сначала то, что было прозрачным, становится внезапно видимым, белое становится видимым на контрасте с черным.
Ты раньше жил, у тебя был белый мир. Для тебя вообще понятие белизны не существовало, потому что весь мир, который ты знаешь, он белый. Для тебя не существовало понятия «удовольствие», потому что весь мир, в котором ты жил, состоял из удовольствий. Там не было неудовольствий. Там не было старения, не было смерти, не было страдания. В тот момент, когда сталкиваешься с черным, в этот момент ты начинаешь осознавать. Это существует, потому что у этого есть граница. Она была в границе дворца. Ты оказываешься за пределами дворца и понимаешь, что дворец существует только по отношению к тому, что находится за пределами дворца.
Ты смотришь на это, смотришь на вселенную, и она для тебя внезапно становится двойственной. Есть белое и есть черное. Потом ты начинаешь медитировать, сидишь под деревом Бодхи, постишься, практически доводя себя до смерти от истощения. В какой-то момент у тебя белое и черное сливаются и становятся проявлениями единого, такими же, какими они и были изначально.
У тебя есть недвойственность, проявлениями которого является и белое, и черное. Но ты можешь назвать белое белым, и можешь назвать черное черным из интегрированного состояния. Получается, что на нижнем уровне нет ни белого, ни черного, потому что там только серое и любое, какое угодно возможное. Это недифференцированность, неразделенность. Есть неразделенное состояние, оно рождает белое и черное. Потом вместе, когда ты проходишь дальше, выше, это порождает интегрированное состояние. Интегрированное состояние прикольнее, чем недифференцированное, потому что ты можешь переключаться между тем и другим. Ты понимаешь, как оно устроено, ты можешь этим играть.
Если мы говорим про буддийскую Шуньяту, то Шуньята недифференцирована полностью. Это примордиальный хаос, пустота-полнота, которая обладает максимальным потенциалом, но вместе с этим она обладает нулевой степенью дифференцированности.
Мы же знаем сегодня что, с научной точки зрения, физический вакуум непрерывно порождает пары позитрон и электрон, частица и античастица, которые аннигилируют сразу же за очень короткое время. Вакуум непрерывно стремится дифференцироваться и снова интегрироваться. И это существует на всех уровнях сознания. Ты поднимаешься выше и на новых уровнях ты проходишь этапы дифференциации, потом снова интеграции. В чем кайфы? На уровне вакуума у тебя дифференциация — это электрон-позитрон. Там мало интересного. Все пары позитрон-электрон примерно одинаковы. Они одинаково дифференцируются, одинаково интегрируются. Но на более высоких уровнях у тебя одна ветка этого узора задифференциировалась в какую-то одну сторону, далеко очень сильно, а другая ветка узора задифференциировалась в другую сторону, тоже очень сильно. И они друг на друга очень непохожи. Они, как две змеи, смотрят друг на друга. А это две разных ветви одного и того же. Этим штукам друг с другом интегрироваться очень интересно. Я сейчас говорю про две ветви, условно говоря, в твоем сознании.
Например: одна ветвь — это белое, теплое и тон «ля», а другая — черное, прохладное и тон «ми».
Важно понять, что помимо дифференцированного и интегрированного, бывает и третье — недифференцированное состояние. Это три ступени, которые на всех уровнях всех моделей реальности проявляются фрактально. Чтобы что-то интегрировать, что-то должно быть дифференцировано. Чтобы что-то дифференцировать, что-то должно быть в неразделенном состоянии. Соответственно, у этой штуки возникает еще двухмерность или многомерность. Когда есть белое и черное, то белое и черное просто как два полюса дифференцированности порождают весь спектр между белым и черным.
Первый этап дифференциации — появилось белое и черное. Потом следующий этап — они тоже могут дифференцироваться в спектр — белое, чуть-чуть менее белое, совсем серое, чуть более черное, совсем черное, непрерывный спектр, очень раздробленный внутри.
И теперь представь, что это мы говорим про твою картину мира. Ты смотришь на что-то и такой — это белое, это белое, это белое, а черного вообще не существует. В какой-то момент — бах, еще черное существует. Ты можешь представлять, что это две каких-то отдельных вещи в реальности. Ты можешь представлять, что это две вещи, которые друг другу антагонистичны, противоречат друг другу, противостоят, и может быть, что белое — это правда, а черное — это ложь, или что белое существует, а черное вообще ни при каких обстоятельствах не существует. Но когда ты начинаешь это интегрировать, ты сначала видишь, что это две части спектра, и что между ними есть все точки. Потом ты осознаешь, что и спектр — это тоже некая единая конструкция, что это проявление чего-то единого. Так интеграция примерно складывается.
Ты — начинающий партнер у супер танцора
— Какая роль в такой Вселенной отведена для Бога?
— Бывает такой взгляд на мир, что Бог — это чувак, который завел законы и самоустранился. Нет. Вся Вселенная — это «супер-над-личность», с которой мы состоим в «отношениях». Причем, когда мы используем слово «личность», мы просто говорим о способе описания этих «отношений». Личность тоже метафора, потому что мы обычно строим взаимоотношения с человеческой личностью. Если ты начнешь копать, что такое построение взаимоотношений с личностью, тебя ожидает очень много интересного. Даже если мы говорим про взаимоотношения с другим человеком, ты по факту строишь взаимоотношения со своей моделью этого человека, а не с другим субъектом реально. Это игра и она происходит в твоей голове. И игра во взаимоотношения с Богом тоже происходит в твоей голове.
Можно представить эти отношения таким образом. Ты сидишь в тюремной камере, в которой есть окошко и через него тебе кто-то время от времени сует баланду. Этот кто-то — всеведущий Бог. Он всё про тебя знает, слышит, как ты ему молишься и просишь, чтобы он не забыл тебе просунуть баланду. При этом он непостижим, ты не понимаешь его причин, ты не понимаешь его интересы. Но тебе надо как-то договориться с ним, чтобы тебе все-таки эту баланду просунули и в идеале она была в виде попадания в рай, максимального количества ништяков. Это глубоко ограничивающая картина мира.
В том, как я сейчас вижу мир, я представляю непрерывный интересный и веселый танец двух живых существ. В некотором смысле ты не уступаешь своему партнеру, — у тебя есть возможность и невозможность свободно действовать. Но этот партнер невероятно более чуток к тебе, чем ты к нему, и он умеет танцевать гораздо, гораздо лучше, чем ты.
Ты — начинающий партнер у супер-прокачанного танцора, который ловит кайф от всего в танце, даже от того, когда ты плохо танцуешь. И все, что у тебя есть — только этот танец.
У меня нет ответа на вопрос, почему Вселенная так устроена. Она просто так устроена и все. Я знаю только, как она развивается. Даже слово «развитие» неправильно употреблять, потому что мы сразу себе представляем динамику, как противоречие статике. Но это тоже не совсем правильно. В некотором смысле Вселенная уже полностью реализована. У нее нет развития как такового. Вселенная — такая фиксированная мандала, в которой существует время как иллюзия. А время нужно для того, чтобы можно было воспринимать субъективно сменяющийся поток событий, хотя по факту его нет. Но это мы не совсем про мое мышление. Это мы сейчас больше про картину мира.
Особенности мышления
Слова ограничивают представления о реальности
— Одна из особенностей твоего мышления — ты всегда думаешь об ограничении значения слов. Учитывая это, для тебя нет единого языка единой правильной картины мира, который бы вдруг все описал. Как ты оперируешь словами?
— Все слова — это указатели. У любого слова есть какое-то сематическое поле. То, какие события в это семантическое поле попадают, какие не попадают, это довольно индивидуальная вещь. Слово как указатель довольно условно, и граница его семантических полей довольно размыта. Вопрос: в какой момент ты перестаешь считать стул стулом, если представить, что стул морфится и превращается в нечто непохожее на стул, например, в пень? Эти границы стула у каждого человека реально супер индивидуальные. То, что ты можешь воспринять как стул в данном контексте, другой человек в этом же контексте как стул не воспримет.
Я вначале говорил — структура реальности, структура личности и взаимоотношения между ними. И слово «реальность», и слово «личность», и слово «структура», и слово «взаимоотношения» обладают ровно теми же характеристиками, что и слово «стул». Слово «Бог», которое я использую, тоже, как указатель, обладает ровно теми же характеристиками слова «личность». Все те слова, которые я использовал для того, чтобы мы с тобой разговаривали, я использовал, потому что мы с тобой находимся примерно в одном культурном контексте и выросли примерно в одно время, находимся в этой реальности. Я использую это слово, потому что нам нужно с какого-то общего фундамента делать шаг вперед в том, как мы ведем беседу.
Но я глубоко убежден, и это не вера, а знание, основанное на многократном собственном опыте:
все слова ограничивают представления о реальности. Как только ты начинаешь быть убежденным в том, что это слово описывает реальность наилучшим образом, а дополнение этого слова — это плохое описание реальности, — всё, ты теряешь связь с реальностью. Поэтому, когда я говорю про то, что Бог — это личность, моим словам нельзя верить в том смысле, что «Бог — не личность». «Бог не личность» — это тоже истина.
Поэтому я рассказывал про картину мира, скорее, для тех, кто глубоко погрузился в представление о том, что Вселенная — это безличностный пустой вакуум, где пыль летает по каким-то непонятным законам, которые непонятно, откуда взялись, или что Бог — это чувак, который создал какие-то законы и самоустранился, и дальше вся эта машинерия двигается сама по себе. Для этих людей важно понимать, что Бог — это личность.
С другой стороны, бывает обратная тема. Часть взаимоотношений происходит по инерции, в которой проявление этой личности никак не наблюдается. Это тоже нормально. Здесь очень подходит суфийская метафора узора, я про него писал в своем телеграм-канале.
Суфийская метафора узора
— Это что такое?
— Это про разницу между детерминизмом и индетерминизмом.
Полный детерминизм — это когда мы представляем себе такую структуру реальности, где все предопределено. Бог не играет в кости. Каждое событие как бильярдный шар подчиняется ньютоновской механике и, если ты знаешь положение всех шаров, то в какой-то момент времени можешь предсказать все следующие.
Индетерминизм — это, наоборот, хаос, бардак. Но у тебя есть, как следствие, в этом хаосе и бардаке какая-то свобода воли.
В детерминизме у тебя никакой свободы воли нет, всё предначертано. В индетерминизме наоборот, всё определяется твоей свободой воли.
Многие думают, что детерминизм и индетерминизм — это две противоречащие друг другу концепции, и, как следствие, либо одна верна, либо другая. Значит, надо разобраться, какая из них правильная. Это неверно. И детерминизм, и индетерминизм описывают структуру существующей реальности примерно с одинаковой точностью и обладают ограниченными зонами применимости.
Суфии предлагают другую картину мира, заполняя промежуток между ними. У суфиев есть Узор. Узор тоже фрактальный, вложенный. У тебя есть личный узор, который вкладывается в узор каких-то общностей: семьи, общества, страны. А они в свою очередь вкладываются во Вселенский узор. Узор устроен, как обычный узор на ткани или песке, по которому ты ведешь палец, не отрывая. Так ты двигаешься по узору своей жизни.
Когда ты находишься на линии, ты не можешь с нее сойти. Ты можешь только чуть-чуть делать небольшие передвижения влево, вправо, но ты не можешь уйти с линии основной узора, не можешь перепрыгивать с одной линии на другую.
Но в какие-то моменты у узора существуют развилки, и на этих развилках узора ты можешь осуществить выбор. Их в жизни мало, единицы — у кого семь, у кого десять, три, пять. И ты движешься по линии узора, но в определенные моменты тебе нужно обладать смелостью и желанием, чтобы использовать свою свободную волю и выбрать, где на развилке повернуть налево, а где направо.
— Суфии имеют в виду какие-то жизнеопределяющие развилки? Тот же Франкл говорит, что пространство между стимулом и реакцией — это свобода воли. И этих выборов у нас много.
— Франкл, и вслед за ним Стивен Кови, этот узор нарезают до конфетти. У суфиев это Узор, большой и красивый. Где-то там внутри этого Узора ты можешь испытывать ощущение свободы воли субъективно, на уровне восприятия. Но по факту, ты всё равно фигачишь по колее. Просто ты чувствуешь нечто, что англоязычной литературе называется agency. Ты агент действия. Но в какие-то моменты agency — это не просто субъективное ощущение, но еще и то, что очень сильно меняет движение всей реальности в целом, включая твою собственную. Однако у суфиев Узор — ещё более глобальная история с ограниченным количеством развилок.
Я не выбираю среди этих концепций. Мне одинаково близки все три понятия — и детерминизм, и индетерминизм, и суфийский Узор. Я точно знаю, что у любой модели есть конкретные границы применимости.
И если нам кажется, что модель универсальна, это означает, что мы не добрались еще до ее границ.
Люфты сознания
А теперь пришла пора рассказать про люфты. Впервые я встретил эту метафору у Пелевина, и для меня она оказалось очень удобной.
Борясь за сердца и умы, работники дискурса постоянно требуют от человека отвечать «да» или «нет». Все мышление человека должно, как электрический ток, протекать между этими двумя полюсами. Но в реальности возможных ответов всегда три — «да», «нет» и «пошел ты н…й». Когда это начинает понимать слишком много людей, это и означает, что в черепах появился люфт. В нашей культуре он достиг критических значений. Надобно сильно его уменьшить…
Взнуздать людям мозги. Любым самым примитивным образом. Показать им какую-нибудь тряпку на швабре и потребовать определиться по ее поводу. Жестко и однозначно. И чтоб никто не вспомнил про третий вариант ответа.
Виктор Пелевин, «Empire V»
Раньше люди могли сказать «да», «нет» и «не знаю». Но «не знаю» — это люфт, это зазор между «да» и «нет». Когда есть зазор, то в этом зазоре как раз и есть свобода.
У Пелевина было, что у народа слишком много люфта, его надобно выкрутить, уменьшить это зазор между «да» и «нет». Всё, что связано с социальными движениями, это есть в отдельной голове отдельного человека, и те же самые люфты есть и в социуме. Выбирай — или так, или эдак, что ты можешь быть либо в in-группе, либо в out-группе, ты либо свой, либо чужой.
Интеграция невозможна, когда у тебя нет люфта. Ты можешь заинтегрировать что-то, только когда ты поймешь, что эта дихотомия черного белого — это иллюзия, что на самом деле белое и черное являются частью спектра, они одинаково точно описывают реальность. Они не находятся на двух частях одного спектра; этот спектр является растяжкой чего-то.
— Простая дифференциация — это просто наличие белого и черного, а градиента между ними — это уже некий люфт? Можешь проиллюстрировать.
— Да. Например, мы уже давно разобрались, что категория гендера имеет люфт. Между мужским и женским гендерами есть спектр. Но не так давно мы выяснили, что и категория пола тоже имеет люфт, потому что, кроме мужского и женского, которые определяются по хромосомному набору XY или XX, еще существуют другие хромосомные наборы, которые приводят к спектру возможных особенностей в строении половой системы человека.
«Мужской и женский пол» — это ментальная конструкция, в которой выкручен люфт для удобства большинства (прим.ред. подробное объяснение модели люфта — в статье Леши на Медиуме).
Что означает проинтегрировать опыт
— Мы часто говорим, про интеграцию. А что означает практически проинтегрировать на уровне опыта?
— Интегрируется твоя карта реальности, включая самого себя.
Есть фраза Коржибского про то, что «карта не равно территория» (прим. ред. Альфред Коржибски — польский и американский исследователь языка). У нас есть проживание опыта и есть карта реальности, которую мы на основе этого опыта строим, и карта не равно территория. Опыт происходит в территории. Нам кажется, что опыт «записывается», как будто ты берешь ручку или карандаш, проводишь по бумаге, оставляешь след. И опыт бумаги заключается в сохранении физического следа на себе.
Человеческий опыт устроен не так. Человеческий опыт базируется на предсказании реальности. Это предсказание либо подтверждается, либо нарушается. Это проактивное предсказание того, что с тобой будет происходить. Оно активно отсеивает ряд сигналов, которые под это предсказание не проходят. Когда на определенном уровне эти предсказания начинают сбоить, расходиться с обратной связью от реальности, когда она «тереть начинает», то ты и получаешь то, что ты потом для себя вербализируешь и картируешь, как опыт.
Например, ты идешь просто по улице и думаешь о чем-то своем. Ты это опытом не считаешь. Пережитым опытом ты называешь то, что ты шел-шел, и вдруг наступил на люк, он под ногой провалился, потому что ты думал, что он будет твердый, а он оказался не закреплен, и ты чуть в него не упал. Ты это когнитивно структурируешь, как опыт. А каким образом ты его потом картируешь, как ты его описываешь для себя, это уже вопрос интерпретации и интеграции этого опыта в свою карту реальности. Главное в том, чтобы вписать его непротиворечивым образом.
В целом, интеграция, как я ее для себя представляю, это непротиворечивое встраивание опыта в картину мира. Очень прикольно встраивать в свою картину мира непротиворечивым образом две противоречащие вещи друг другу. Для того, чтобы это встроить, тебе нужна некая мета-идея о том, что вещи, которые друг другу противоречат, на самом деле не противоречат.
Конфуций сказал: «Есть ли у меня Знание? Нет, я не имею его. Но если простой человек спрашивает меня о чём-нибудь, то, как бы ни был пуст вопрос, я беру его с двух противоположных сторон и объясняю человеку во всей полноте».
Конфуций, «Суждения и беседы», гл. IX, ст. 8
— Это о том, что Гоген может быть великим художником и педофилом одновременно. Кого-то будет очень сильно бомбить, что нужно выбор сделать — либо то, либо другое. А интеграция — это представление о том, что всё может существовать одновременно: просто был такой человек, который одновременно делал и то, и то.
— Да, и в то же время это разжатие люфта насчет того, что гений — обязательно непогрешимый чувак. А у нас это есть, как когнитивное искажение, эффект ореола.
Хотя по факту та же история с Вайнштейном показывает нам, что нет, или с Кевином Спейси, независимо от того, справедливо обвинение или нет.
Одно из самых больших намерений, целей, задач, мое предназначение жизни — это перевод самой темы интеграции, потому что эта интеграция с большой буквы «И» — это и есть Бог с большой буквы «Б», Вселенная с большой буквы «В», Восходящий Поток в суфийском смысле, свет Сознания.
Метафоры как способ работы с дихотомиями
— Как ты этим переводом занимаешься? Что самое сложное в этом процессе?
— Иногда в беседах или в свободном потоке сознания всплывают новые способы выражать что-то, метафоры, и я их добавляю в свой словарь.
Самое сложное в том, чтобы понять, что в человеке есть, и какими словами этот клубок разматывать, за что зацепить. Для этого надо сначала найти, где у него зона опоры внутренней картины мира. Как правило, она включает в себя какой-то набор дихотомий. Например: есть Бог, нет Бога. Что угодно, какое-то внутреннее глубинное убеждение. В когнитивно-поведенческой терапии есть концепция глубинных убеждений. Мир опасен или наоборот, жизнь — это игра. Некое глубинное убеждение. Поскольку оно описывается словами, оно описывает какую-то ограниченную зону реальности. Это уже порождает дихотомию. Точнее, это и порождает, и описывает ее. Я могу с человеком встать на его же точку опоры или попытаться выйти за ее пределы, увидеть, что бывает по-другому. С любой опоры можно разматывать. Там в коучинговом смысле полезно следовать за интересом. Что человеку сейчас интересно, какая отправная точка, что его беспокоит. Это и означает, что где-то «трет». И, значит, отсюда надо «разматывать».
Мышление в тонусе: молитва, аскеза, психотерапия
— Есть ли у тебя какая-то «гигиена сознания»? Как ты поддерживаешь тонус своего мышления?
— Это непрерывное размышление чисто на интеллектуальном уровне. А еще по этому поводу я бы сказал, что я alert. Как это по-русски? Чувствителен, наверно. Бдителен. Какая-то часть сознания, та же, которая занимается самонаблюдением и отвечает за эмоциональный интеллект, наблюдает и за тем, как мои представления о реальности коррелируют с этой реальностью. Если я вижу, что произошел какой-то конфликт и «реальность трет», как я это называю, как ботинок трет ногу, то я понимаю, что я где-то промахнулся в модели, что у меня где-то границы применимости хромают.
А кроме того, молитва, аскеза и психотерапия — это мои три столпа.
Молитва
Первый и основной способ молиться — это посылание благодарности из сердца туда, наверх, конкретно к Богу: «Аллах велик», «слава тебе, Господи», «аллилуйя», «спасибо, Вселенная, что ты так чудесна».
Слова приходят под настроение. Выбор происходит в потоке. Иногда изнутри идет какое-нибудь «Альхамдулиллях» (араб. «слава Богу! Вся хвала Аллаху»), иногда «аллилуйя», иногда «слава тебе, Господи». Я благодарю за то, как устроен мир во всей его полноте. Особенно это помогает, когда что-то плохое происходит. Я это оцениваю, это как ж*пу, думаю об этом, как о ж*пе и, как следствие, меня это приводит к соответствующему эмоциональному фону. В такие моменты очень помогает молитва, которая просто состоит из потока а-ля «слава тебе, Господи», «альхамдулиллях», или как-то еще, как, например, у Олега Торсунова, выходца из современного «Общества Сознания Кришны». У него есть очень хорошая формула: «Я желаю всем счастья». Это всё одно и то же. Можно и эту форму использовать. Такое построение взаимоотношений, посылание благодарности за способ организации Вселенной в моем случае работает всегда. Не я это придумал. Это все мировые религии тоже про это.
А второй способ — просто поток сознания, который я посылаю из сердца. Я никогда ни о чем не прошу предметно. Это прошение не из серии «Дай мне на Porsche или на Bentley», а укажи, помоги понять, дай увидеть. Мне хватает первого типа молитв с благодарностью. Второй я использую только в ситуации, когда какая-то муть, субъективно воспринимаемая муть. В этом случае первая молитва тоже работает, потому что это всего лишь субъективно воспринимаемая муть. Но почему-то иногда эго слишком велико.
Всё, что идет про прошение, — это неприятие сегодняшней ситуации, мнимой отделенности, неприятие сложившейся картины реальности, которая по факту иллюзорна. У тебя сложилась какая-то иллюзорная картина, она тебе не нравится, и ты просишь что-то добавить к ней, или к тому состоянию, в котором ты находишься, которое не двойственно.
И любое прошение всегда из двойственности. Запрос понимания из двойственности, запрос сил из двойственности, потому что я интерпретирую свое состояние, как состояние отсутствия сил, хотя это тоже иллюзорная фигня.
Аскеза
— Ты назвал три столпа: молитва, аскеза и психотерапия. А что такое в твоей практике аскеза? Ты же не монах.
— У мирян аскеза — это всё, что связано с дисциплиной в повседневности, а также с дисциплиной мышления, с дисциплиной действия: ЗОЖ, физическая форма.
Очень классная аскеза, в любом смысле, когда ты пытаешься любое место, куда ты приходишь, оставить в лучшем состоянии, чем ты принял его, или, как минимум, не в худшем.
К сожалению, это запредельно тяжело с точки зрения повседневной жизни, потому что мы генерируем неимоверное количество мусора или оставляем грязные следы от обуви на полу, который кто-то другой приводит в лучший вид после нас. Но важно держать это на уровне осознанности.
Например, если мы сидим в кафе, то, когда заходишь в туалет, постарайся оставить его не в худшем состоянии, чем было до этого. Можно протереть ободок унитаза, хотя и не ты привел его в такое состояние, в котором ты это принял. И хотя формально ты это делаешь для следующих людей, на самом деле это относится к Богу. Вообще, тема служения — отдельная большая история.
Служение
— Что такое служение?
— Путь служения один из очень древних. Он есть и в йоге, и в исламе. Когда мы находимся на этом пути, нам приходится служить людям, но через них мы служим Богу. Это очень важно. Когда я служу гуру, я не служу человеку-гуру, я служу Богу в гуру. Я служу тому, как Вселенная проявляет себя через гуру. Я служу ей во всей ее запредельной мудрости.
Именно поэтому, если гуру творит какую-то фигню, например, насилует сестер, это, с одной стороны, не противоречит тому, чтобы я продолжал служение, но при этом я могу быть против этого поступка. Я могу сообщить об этом в полицию. Но если гуру посадят, я всё равно буду продолжать ему служить в тюрьме. Это очень тонкий момент. Об этом же есть христианская максима — «ненавидеть грех, любить грешника». В грешнике я люблю его человеческое существо, потому что он создан по образу и подобию Бога, но я ненавижу грех, и я готов с ним бороться.
— Какой путь служения возможен для мирянина?
— Семья, работа, волонтерство — это основные направления. Это должны быть осознанные действия, нацеленные на восходящий поток, на интеграцию. Служение семье не означает потакание слабостям близких людей. Для того, чтобы служить в миру, нужно хорошее понимание того, чему ты служишь. Это очень трудно, если у тебя нет этого. Просто служение монашеское проще, потому что у тебя есть наставники, у тебя есть традиция, у тебя есть святоотеческие предания. Это помогает. Поэтому путь служения фактически невозможен, очень труден без традиций.
Ты можешь начать не тому служить. Ты можешь начать служить своему эго или каким-то идеям, которые в итоге оказываются из нисходящего потока, а не из восходящего, которые про дифференциацию.
— Что такое восходящие и нисходящие потоки?
— Восходящий и нисходящий потоки — это суфийские термины. Восходящий — это к Богу, к свету, наверх, про интеграцию. Нисходящий — это вниз, хаос, тьма, мрак. Я очень сильно упрощаю картину, потому что на самом деле и в восходящем потоке есть дифференциация, и в нисходящем есть интеграция, но пусть пока будет так.
Интеграция в личном опыте: темы смерти и измененного состояния сознания
— А как бы ты определил такое событие как смерть? Как к ней относишься?
— Сейчас у меня в этом смысле отношение ровно буддийское или как в западной терминологии — «алан уотсовское» (прим. ред. Алан Уотс — британский философ, переводчик и популяризатор восточной философии для западной аудитории). Он прекрасно эту тему описывает, обильно и многообразно об этом говорит, а суть сводится к тому, что: «Если я иллюзорен, то и смерть иллюзорна».
Но у меня была очень интересная история, интеграция этого в личном опыте.
Можно сказать, что сколько я себя помню, у меня всегда был страх смерти.
В 30 лет из-за этого страха я впадал в панику, падая в эту пустоту, которой тоже не существует. Но тогда я был убежден в том, что она есть, или я фантазировал о ней, не знаю. Года два я читал всё, что мог найти на эту тему: Ирвина Ялома «Вглядываясь в солнце», Сильвию Энтони про возникновение концепции смерти детей, стоиков, Сенеку, Эпикура. Мои панические атаки продолжались два года. Я продолжал бухать. Это было способом справляться со страхом смерти через уход в смерть. И по ощущениям тоже. Но в итоге я прошел через ключевой для меня психоделический опыт, после которого страх исчез. В моем случае это были грибы. (Для надзорных органов: подосиновики, конечно.)
У меня была, что называется в околопсиходелической литературе, смерть эго (ego death) прямо в полный рост. С потерей смысла того, что такое «смысл». Я человек понимания. Я всегда шел через осмысление, через понимание и через представление о том, что истина существует. Но, пройдя через опыт измененного состояния сознания, я понял, что слова «истина существует» — это слова, а «понимание» — иллюзия. Нет никакого понимания, нет никакого смысла. В это можно прыгнуть, и от этого ничего не происходит. В том путешествии я грокнул (прим. ред. «понял, осознал» — неологизм, изобретённый Робертом Хайнлайном в романе «Чужак в чужой стране»), что нечему умирать, что мои представления о смерти были х*рней, которую моя психика построила сама. То, что мы себе представляем как смерть, — это фантазия, симулякр, означающее без означаемого.
От постмодерна к метамодерну
— А как ты смотришь на современную массовую культуру? В своем телеграм-канале ты достаточно много про нее рассуждаешь в контексте постмодерна, и видно, что это один из фокусов твоего внимания.
— Я просто наблюдаю. И вижу уже не постмодерн, а метамодерн. Постмодерн говорил о том, что, раз истины нет, значит, всё надо деконструировать, разобрать на запчасти, а потом из этих запчастей что-нибудь собирать новое, что угодно.
А следующее поколение чуваков говорит — ребята, раз вообще всё и так состоит из запчастей, какой смысл их тасовать? Я же проживаю полноценную жизнь существа от первого лица, а не конструктора от третьего лица. Какие-то элементы из этого конструктора во мне интегрированы, и я получаю удовольствие от того, чтобы искренне проживать какие-то состояния.
Можно говорить о том, что всё это социальный конструкт, и раскладывать до кирпичей, но когда я живу в доме, я живу не в куче отдельных кирпичей, ровно сложенной в форме стен. Я живу в переживании целостного дома. Это возврат к искренности в отношении цельного проживания каких-то состояний.
Да, можно в любой момент любое впечатление разбирать на части. Это элемент научного подхода, связанный с анализом, без синтеза. Но зачем? Если я просто хочу кайфануть, я занимаюсь сексом. Я не разбираюсь, какие каскады импульсов запускают переживание определенных ощущений. Я просто их проживаю, я просто нахожусь в состоянии потока. У многих, кто поверил в искренность постмодерна и почувствовал, что живет в каком-то бессмысленном мире, возникает из-за этого депрессия и, как следствие, суицидальные мысли. Типа мир бессмысленен, я бессмысленен, всё бессмысленно, всё тысячу раз было. И если всё было тысячу раз, нах*ра писать новые песни? А ответ в том, что старые кирпичи, собранные по-новому, позволяют прожить новое целостное ощущение.
У нас сейчас вся поп-культура написана четырьмя шведами, никого это не парит, потому что когда слушаешь Сэма Смита, у тебя снова это выбивает слезу, даже если ты плакал над другими песнями тех же шведов до этого.
Поэтому сейчас есть тема, которая меня интересует — это игра интегративных узоров. Если постмодерн всё расчленяет до кирпичей, то сегодня мы из этих кирпичей открыто строим новые целостные фигуры. Мы знаем, что это целостные фигуры могут состоять только из этих кирпичей. Условно, у нас есть таблица Менделеева, только в ней не 180 элементов, а миллиарды, но количество этих строительных блоков ограничено. Мы ищем способы из этих строительных блоков собирать что-то целостное, новое, строить новые дома. Да, они примерно по одним принципам устроены, но это не мешает тебе восторгаться красотой нового здания.
И здесь я борюсь с тем, что люди выкручивают люфты друг другу. Это основной фокус приложения моего внимания. Когда человек из кирпичей что-то строит и говорит, что это правильно, всё остальное по каким-то причинам становится неправильно. Или — давай я объединю это всё в такой смысл и скажу, что это можно так объединять, и больше никак нельзя. Читаешь в интернетах: «Если мы боремся с угнетением женщин, то это означает угнетение мужчин. Если мы боремся с угнетением мужчин, то это означает угнетение женщин.» В голове сразу звоночек: «Нет, не означает!», и дальше люфт можно с любой стороны начинать расцеплять.
Иногда бывает наоборот, видны какие-то тектонические изменения, из серии перехода от постмодерна к метамодерну. У меня есть пост в телеграм-канале про Грету об этом. Среди людей искусства он произошел 40 лет назад на Западе. В России 30 лет назад. Воденников, потом Вера Полозкова. Наверняка можно назвать кучу имен в литературе. В Штатах это Франзен. Только после его смерти начали понимать, в чем была его сила. В искусстве это произошло давно. В массовой культуре переход к метамодерну — это последние 10–12 лет российского общества.
Instagram как способ наблюдения
Это как-то растворено в людях: какая музыка становится популярной, какое кино становится популярным, как организовано взаимодействие между людьми, что они считают симпатичным и достойным в поведении, что они считают несимпатичным и недостойным, а также — как меняются популярные аккаунты в Instagram. Несмотря на то, что Instagram — это явно про тщеславие, выпячивание одних сторон и скрывание других, интересно даже то, что люди пришли от профилей в Инсте с хитрой инженерией того, как выглядит твой профиль, к другому формату повествования.
Сейчас уже люди не так парятся, что должна быть шахматка в профиле или особым способом обработанные фотографии. Сейчас особо популярны Stories. А ведь смысл и прелесть Stories в эфемерных сабжанрах, то, что Snapсhat начал. Смотри, что интересно. Дифференциация была. Лента Instagram — это «вечные» фото, они остаются навсегда. Твой профиль из них состоит, если ты их не удалишь. Snapсhat — это чистая эфемерность без постоянства. Потом что сделал Instagram, и потом сразу с ним Facebook и «ВКонтакте» — они интегрировали это. Они дали в этом смысле свободу самовыражения. Ты сам выбираешь, что ты оставляешь для потомков в ленте, а что ты кидаешь в Stories, и способы их использования. Это везде происходит. И мы сами формируем новый язык, в творческом взаимодействии с этими инструментами. И формируемся этим языком.
Я высматриваю в массовой культуре, как мы друг другу выкручиваем люфты, и пытаюсь внутри самого себя этому противостоять.
Иногда мой голос звучит и в толпу, как было с #metoo в 2016-м году, я статьи писал в разных медиа.
У нас постоянно происходят какие-то события, которые будоражат блогосферу с завидным постоянством. Больших, наверно, волны по три-четыре в год. Последнее — Грета Тунберг, в которой сошлось одновременно много вещей: и женщина, и возраст, и экология. Это гремучий коктейль.
Это я всё к чему? С завидным постоянством происходят эти циклы, и когда ты настраиваешь оптику, начинаешь видеть все эти люфты. Четыре-пять волн ты наблюдаешь за блогосферой, просто наблюдаешь, даже не вступая в дискуссии. Причем читаешь комменты, смотришь, где какие комменты заплюсованы, какие заминусованы, где больше всего ветра в комментариях, на какие темы народ срется. Желательно, чтобы это был не пузырь, а более-менее разные мнения — и pro, и contra, и наоборот, те, кто пытается быть «над». Люди, которые пытаются «над», тоже очень забавно иногда выкручивают люфты, еще похлеще, чем те, кто за или против. Этих динамик, по сути, дико мало, очень мало. Они более-менее описаны.
Можно почитать всякие когнитивные искажения, связанные с in- и out-группами, и еще концепцию угнетенных и привилегированных групп, интерсекциональный феминизм, эта вся история. Этих моделей хватает. Понятно, что реальность еще гораздо сложнее, чем это. Я не имею в виду, что пара-тройка концепций описывают реальность. Нет. Это всего лишь способы наблюдения.
Я — lawful-трикстер
— А у тебя есть один из инструментов, чтобы взорвать дихотомии, или интегрированные штуки?
— Может быть, помнишь, что в RPG есть матричная классификация персонажа: evil, neutral и good, помноженное на chaotic, neutral и lawful… В этом духе, Бывает chaotic трикстер, а бывает lawful трикстер. Я — lawful трикстер.
— Перевернуть, чтобы человек что-то понял. Это и Сократ, мне кажется, таким был, эта модель в культуре проявлена. Надо выдернуть почву, но при этом, чтобы человек не расшибся. Иначе такой злой шут получается.
— Да, это не про трюк ради трюка. Я помогаю людям увидеть, что они ухватились за одну часть дихотомии и не видят другую. Для них это прозрачно. Когда перед глазами человека внезапно появляется что-то, чего он раньше не видел, то, что раньше было в его слепой зоне, естественно, это воспринимается, как какой-то трюк. Но трюка нет, просто человек нашел возможность посмотреть в свое сознание более широко.
Коучинг
— Используешь ли ты мета-идею и люфты в своей жизни, в коучинге? И если да, то каким образом?
— У меня есть мета-идея, которая встроилась в мою картину мира как системообразующая. Это идея про дифференциацию, интеграцию и люфт. Так получилось потому, что я это пережил в опыте наблюдения в измененном состоянии сознания, а потом перестроил всё остальное.
Теперь в коучинге я довольно хорошо вижу, когда человек или группа людей выкручивают люфт в себе, или друг в друге, или в группе. Я вижу, когда человек убежденно заявляет о том, что что-то правда, а всё, что за пределами, — это неправда. Либо, когда люди склеивают вместе несколько вещей, которые не очень склеиваются, например, белое, теплое и ноту «ля». В таких случаях часто бывает полезно расклеить. Давай теперь посмотрим, что Гоген либо непогрешимый гений, либо, если уж он педофил, значит, он и не гений в плане искусства. Давай расклеим эти две вещи — педофил и гений искусства. Это про разное.
Дифференциация и интеграция — это тоже дифференцированные две вещи. К ним справедливо ровно то же самое. И дифференциация, и интеграция тоже могут быть заинтегрированы. Они как два инструмента дифференцированы, даже как два процесса, не как два инструмента, но они же интегрированы. Когда я вижу, что люди дифференцируют какие-то вещи, я ищу как заинтегрировать, и когда я вижу, что люди интегрируют какие-то две вещи, я ищу как задифференцировать.
Например, если человек судит людей по себе, то в коучинге я могу спросить, как к этому отнеслись бы эти другие люди, если бы узнали. Ведь игрок создал в голове некую общность на основе представлений о себе, а люди разные. Или, наоборот, человек отделяет себя от других. Тогда я спрашиваю: что у вас может быть общего?
Другой пример: перед нами задача — работа должна быть выполнена идеально. Но что такое, не идеально выполненная работа? И почему это плохо? Есть ли реальная граница между идеальной работой и не идеальной? Насколько она реальна? В коучинге, как и везде, важно использовать и анализ, и синтез. Классическая «Т-Модель» Майлза Дауни — это про дифференциацию и интеграцию (Майлз Дауни — коуч, основатель школы коучинга в Лондоне, развивает идею освобождения гениальности человека).
— Чем тебе нравится коучинг?
— Для меня это один из инструментов взаимодействия с реальностью, инструмент реализации своего потенциала. Я здесь тоже с определенными задачами нахожусь. Коучинг — это один из инструментов.
Моё предназначение — переводить разные аспекты интеграции на существующие языки, контексты, словари. Это супер широкое направление. В нём я занят более узкой задачей: научить, мотивировать, помочь (и прочий набор глаголов) людям, которые владеют ресурсами этого мира, вкладывать эти ресурсы в восходящий поток. Это моя личная миссия.
Однажды я создал манифест про то, что
у людей отсутствуют смыслы, и даже при наличии ресурсов, они не понимают, что с ними делать. У них отсутствует эта мета-история и они находятся в полной дифференциации. Всё скатывается к получению удовольствия или к бессмысленности. Но есть восходящий поток и он может стать твоей системой координат в виде служения, добра, интеграции. Это безрелигиозная система и в этом смысле она подходит всем.
— Когда ты общаешься с этими людьми, ты видишь интерес в этом или противодействие какое-то?
— Пока еще нет. Я еще не работаю непосредственно в этом. Я нарабатываю навыки, сеть, связи, социальный капитал. У меня подготовительная работа. Это opus magnum, это большое дело на десятки лет. На этом жизненная этапе моя главная задача — оттачивать себя как инструмент. Естественно, в опыте прямого делания.
Я могу так уверенно говорить о том, что у меня есть такое призвание, возможно, только благодаря тому, что я прошел достаточно длительный интегративный путь. Более того, вся моя жизнь, включая самые мелкие эпизоды, начиная с нуля лет, и то, каким образом меня воспитывали родители, и как это в итоге отразилось на моих психических особенностях, всё это является частью общей поэмы, которая меня привела к этой точке.
Более того, это не значит, что я не ошибаюсь. Возможно, в какой-то момент я узнаю что-то иное.
«Все люди треснуты»
Я заинтегрировал эту историю с коучингом в определенный момент, когда я в консалтинге пришел к тому, что я пытаюсь помочь владельцу веб-студии или digital агентства разобраться с позиционированием и с его собственным маркетингом, и дохожу до тараканов в его голове.
Тут очень интересная метафора: в работе с коучем, с психологом человек не выбирает «направление движения к цели». Человек работает со своей формой или с формой своих трещин. Был у меня такой текст про то, что все люди треснуты. Дихотомия — это трещина. Есть те, у кого трещин больше, меньше, они сложены в определенный узор. Одни трещины порождают другие. Причем трещины внутри человека порождают трещины в окружающем мире.
Если представить, что человек, его психика — это материальная штука, потрескавшийся неоднородный материал. Он находится тоже в вязкой неоднородной среде. У нее свои движения, течения, плотности. Человек как-то пытается в этой среде двигаться, и они друг на друга сильно влияют.
Когда человек работает с коучем, он в себе что-то делает с этими трещинами. Человек говорит: «У меня нет направления движения». Это означает, что он сейчас находится в состоянии нестабильного равновесия, что на него с разных сторон давят, а еще он ощущает напряжение изнутри. Работая с коучем, человек некоторые трещины залатывает, что-то с ними делает, они как-то интегрируются, зарастают, золотыми шрамами, как битая посуда в кинцуги (прим. ред. японское искусство реставрации керамических изделий). Он меняет свою форму как-то, выращивает себя. Это приводит к тому, что со своей новой формой и зарощенными дырками он приобретает вектор скорости в неоднородной среде и начинает двигаться в определенном направлении.
Это не то, что тебе кто-то задает направление движения. Ты меняешься таким образом, что движение возникает из нового интегрированного состояния. Тебя туда несет. Это уже не то, что ты выбираешь. Это то, что ты не можешь не выбрать. Это то, кроме чего ты никуда больше не можешь двигаться.
Кстати, вот хороший пример моего мышления: про трещины я давно придумал, а про движение к цели только сейчас. Обрати внимание, как она родилась: ты сказал про направление, а я зацепился.
А вот как себе это обычно представляют. Будто у человека есть несколько дорог на выбор. Я выбираю куда идти, или я не вижу дорогу, мне коуч или психолог показал, я такой: «О! Дорога».
Метафора дороги нам говорит, что раз — есть отдельный человек, два — есть пустое пространство, в котором есть три — выделенные направления. И человек выбирает направление. Три момента. Эти три момента мы меняем. Среда имеет напряжение, человек имеет напряжение, никакого пути нет.
Ты эти метафоры можешь порождать. Когда ты их видишь, из каких элементов они состоят, ты просто понимаешь, что эта метафора имеет свою границу применимости. Значит, метафора с другим набором свойств, противоположных в каких-то моментах, тоже имеет свои границы применимости. А в том, что касается личного развития, коучинга, пути, и так далее, это почти всегда работает.
С какими запросами ты работаешь как коуч?
— В коучинге у тебя сейчас какой этап? Ты набираешь инструментарий?
— Да, я набираю инструментарий, опыт. Я же сейчас занимаюсь executive-коучингом. Он сугубо прикладной, поэтому я пока набираю опыт и ищу возможности заниматься тем executive-коучингом, который для меня важен. Это еще путь некий, его нужно пройти.
Для топ-менеджеров крупных компаний актуальны управление, лидерство, коммуникации, принятие решений, всё, что с этим связано, эмоциональный интеллект зачастую и навыки эмоционального регулирования, стресс, выгорание. Конечно, мне интереснее работать с теми, кто внутрь себя глубоко заходит. Причем, одна из моих задач — это научиться таким образом отсеивать клиентов.
Другая — за время коуч-сессии смирить свою собственную гордыню. Я считаю, что коуч должен обладать одновременно смелостью и скромностью. Если игрок готов идти только на поверхность, не готов идти на глубину, но ему нужно решать определенные задачи, я как коуч обязан находиться только на том уровне глубины, к которому человек готов. Если он не готов нырять вглубь, значит, я должен помочь этому человеку найти такие копинг-стратегии, которые на его уровне глубины помогли бы ему с этим справиться, потому что, в конечном счете, копинг-стратегия, — это обходной путь, чтобы справляться с какой-то болью, трудностью или с какой-то задачей.
Допустим, человек себе ставит задачу — «я не могу дослушивать людей» или «у меня вспышки ярости на совещании» — и в ходе работы выясняется, что клиенту на психотерапию бы походить, но он категорически не готов на психотерапию. Ему нужен какой-то способ, что с этим делать. Он договаривается, что у него есть доверенное лицо в топ-менеджменте, которому он доверяет, которого он согласен слышать, чтобы тот ему указывал каким-то особым знаком на совещаниях, что у него начинает наращиваться уровень агрессии, и когда он замечает этот знак, он принимает какое-то решение. Или человек, который нарушает договоренности, может тоже захотеть работать с коучем и разобраться, как ему что-нибудь сделать, чтобы эти договоренности не нарушать.
А скромность коуча состоит в том, чтобы не пытаться чувака затянуть в рай. Это никогда и ни за что не получится. Мне надо об этом помнить и относиться как к собственной наработке навыков коуча.
Конечно, интереснее всего работать с людьми, у которых есть экзистенциальные вопросы, а не чисто поведенческие. Я прошел интенсивы по КПТ у Дмитрия Ковпака в Санкт-Петербурге, в Ассоциации когнитивно-поведенческих терапевтов. И пока мне хватило. Я же все-таки осознаю, что я коуч. Мне диплом психотерапевта не требуется, я вообще не собираюсь вести психотерапевтическую практику. Я даже психологическим консультированием пока не планирую заниматься.
— Являешься ли ты коучем для самого себя? Какие цели ставишь сейчас перед собой?
— В этом смысле я чувак не целевой, а, скорее, процессный. Для меня важно создать систему непрерывных улучшений себя. Я до сих пор этого не сделал. Это всё происходит, я активно двигался, но дисциплины нет. Это сейчас мое самое слабое место, которым мне надо заниматься. Тут уже копинг-стратегии перестают срабатывать. Костылей уже не хватает, к сожалению. Мне до 36-и хватало костылей, а сейчас уже не хватает. К сожалению, переход на следующий виток личной эволюции требует уже конкретно дисциплины.
Упражнение
— Можешь сейчас дать какое-то упражнение, проходя через которое, человек может почувствовать вкус твоего мышления?
— Это же дизайн мышления в чистом виде. Вот упражнение: найти сходство или различие в вещах. Берешь любые два предмета, например: стул и демократия. И ищешь сходство между ними. Таким образом ты разжимаешь люфт, перестаешь быть убежденным в том, что вещи друг от друга отличны. Ты начинаешь понимать, что они как-то связаны, причем связаны в твоем сознании. И что вообще эти различия, как и сходства, строят твое сознание.
В чем отличие между стулом и демократией? Самый простой ответ: один — это предмет, а второе — концепция. Очень просто. Начнешь прикалываться и переходить на уровень метафор, что стулья очень часто с четырьмя ножками, а демократия стоит на трех, или демократия висит в воздухе и ни на что не опирается, там начинается какой-то креатив. Это всё тоже про это. Это все-таки касается постоянного наблюдения за окружающим миром. За тем, как у тебя возникает опыт, нарушается твое предсказание поведения реальности и то, как она себя ведет. Когда это происходит, ты ищешь, где была какая-то дихотомия, которой на самом деле не было, или какая-то интеграция, которая заложена.
В свое телеграм-канале я писал, что
у человечества есть две проблемы: мы объединяем необъединимое и различаем одинаковое. Но самая главная проблема в том, чтобы понять, в каком моменте.
Есть спойлер. На самом деле везде. Что с этим делать? Делать с этим тоже можно только одно. Проблема в том, что мы верим в истинность. Мы не только объединяем разное и разделяем одинаковое, мы еще верим в истинность того, что мы делаем, а это само по себе является тоже дифференциацией. Когда ты веришь, что что-то истинно, а что-то другое ложно, ты начинаешь быть убежденным в справедливости дихотомии, что само по себе создает дихотомию.
Список книг
— В каждом интервью я прошу дать список книг или статей, которые оказали на моих собеседников особое влияние, которые могут дать почувствовать способ мышления. Каким бы был твой список?
— В первую очередь это Алан Уотс, Роберт Антон Уилсон и Кен Уилбер. Они про интегральную медитацию и квантовое сознание.
Джулио Тонони и группа нейробиологов-ученых около него, близких к панпсихизму. В ходе работы они не смогли найти ничего другого, что могло бы объяснять, где там сознание.
Про отношение к смерти: Ирвин Ялом «Вглядываясь в солнце», Сильвия Энтони, стоики, Сенека, Эпикур.
Антрополог Грегори Бейтсон. У него очень интересные книжки про double bind и схизмогенез в балийском обществе. Это общество нацелено на снижение конфликтности. Такого нет ни в западной, ни в восточной культуре, а в балийской есть. Они воспитывают своих детей таким образом, чтобы гасить конфликты, и культурным образом создают сдерживающую обратную связь на конфликт. Под ней подразумевается определенный набор культурных инструментов, которые не позволяют раскручиваться конфликту. Вплоть до того, что иногда мамы выводят мальчиков на конфликт, тянут их за пенис или еще что-то, и когда дети реагируют конфликтным образом, они их наказывают за это.
У него есть совершенно крышесносная часть: диалоги с дочерью о мышлении. Вообще, там плотно переплетены этнографические наблюдения с размышлениями о мышлении.
О парадоксах пространства и времени — Дуглас Хофштадтер, «Гедель, Эшер, Бах».
А из легендарных коучей — Майлз Дауни, это партнер нашей компании, и Маршалл Голдсмит, а также Голви, Уитмор и Аткинсон.
Санкт-Петербург, декабрь 2019.
Ссылки на контент Леши
Телеграм-канал «Иллюзиоскоп», Медиум, Инстаграм
Книги, которые на Алексея оказали влияние.
Выступление Леши «Светская духовность».
Другие интервью серии «Думай как…»
Думай как исследователь. Интервью с Александром Новиковым, Радость Понимания
Думай как стратег. Интервью с Антоном Аверьяновым, Fanatic.
Думай как театральный режиссер. Интервью с Екатериной Соловьевой.
Думай как психолог. Интервью с психотерапевтом Илоной Ахметгаряевой.
