Как Уильям Гибсон удерживает свою фантастику в реальности. Часть первая
Джошуа Ротман
Предположим, вас попросили написать научно-фантастический рассказ. Вы можете начать с размышлений о будущем. Может проведете исследования перспективных проектов в научной области, технологической и общественной, попытаетесь разобраться, во что они разовьются. Дистанционное присутствие, выгрузка разума, стареющее население: стареющая пара живет вдалеке от дочери и внуков; однажды пара стучится в ее двери в виде роботов. Они выгрузили свои разумы в облачное хранилище и теперь всегда могут прийти в гости с помощью дистанционного присутствия. Возникает философский вопрос: как выглядит семья, которая никогда не закончится? История возникает там, где встречаются перспективные тренды.
Это довольно распространенный метод в научной фантастике. Но не его использует Уильям Гибсон, писатель, который четыре десятилетия воображал близкое будущее убедительней кого-либо. У Гибсона нет названия для его метода, он знает только, что предсказания к нему отношения не имеют. Вместо этого он начинает с глубокой вовлеченности в настоящее. В конце 1970-х, когда Гибсон начинал писать, он наблюдал за детьми, играющими на игровых автоматах, и заметил, как те пригибались и уклонялись, словно были на другой стороне экрана. Sony Walkman только появился, так что он купил себе один; он жил в Ванкувере, и когда исследовал город по ночам, слушая Joy Division, чувствовал, будто музыка передается прямо ему в мозг, где смешивается с его восприятием небоскребов и трущоб. Его жена Дебора получила образование лингвистки и преподавала в E.S.L. Он слушал, как ее молодые японские студенты обсуждают Ванкувер, словно это какое-то захолустье. Должно быть, Токио то еще место, думал он. Он помнит рыдающего водителя скорой в баре, говорящего «Она спрямилась». В своем блокноте Гибсон пытался изобрести слово, описывающее пространство за экраном, он вычеркнул «инфопространство» и «кодовое пространство», прежде чем придумал «киберпространство». Он не знал, что это такое, но звучало слово круто, как что-то, что человек может исследовать даже если это опасно.
Впервые Гибсон использовал слово «киберпространство» в 1981, в рассказе под названием «Сожжение Хром». В полной мере он проработал идею в своем первом романе — «Нейроманте», опубликованном в 1984, когда ему было тридцать шесть. События «Нейроманта» происходят в 21 столетии и описывают ограбление, разворачивающееся в физическом пространстве и, частично, в «матрице» — онлайн-реальности. «Своими корнями матрица уходит в примитивные аркадные игры», — поясняет роман, — «в ранние программы компьютерной графики и в эксперименты военных с черепными разъемами». «Подключаясь» к «матрице» «кибер-ковбой» может использовать «деку», чтобы войти в новый мир:
…киберпространство. Это консенсуальная галлюцинация, ежедневно переживаемая миллиардами легальных операторов по всему свету… …Графическое представление данных, хранящихся в памяти каждого компьютера, включенного в общечеловеческую сеть. Невообразимая сложность. Световые лучи в псевдопространстве мозга, кластеры и созвездия данных. Подобно городским огням, удаляющимся…
Гибсон был далеко не первым нф-писателем, исследующим компьютеры и их сознание, движение, которое вскоре будет известно, как киберпанк, уже началось. Но «Нейромант» изменил научную фантастику представив мир, ощущавшийся материальным и эстетически реальным. Проза Гибсона в духе крутых детективов была фанатично внимательна к дизайну и текстуре. Хакерский чердак содержит кофеварку «Браун», киберпространственную деку «Оно-Сендаи» и «куски белого упаковочного пенопласта, мятые обрывки клеящей ленты и сотни крошечных пенопластовых бусин». Космический корабль «покрывали панели черного дерева (фанерная имитация), а пол выстилала серая итальянская плитка» — смесь мерседеса с «дорогим частным санаторием». Будущее Гибсона выглядело уже постаревшим: поддельная юность, «с близкого расстояния, было видно, что вся их юношеская свежесть — подделка, и даже не очень тщательная — вот, скажем, с кожей на костяшках пальцев хирург не справился». Научно-фантастический писатель Сэмюэль Дилэни восхищался «потрясающей, почти гипнотической твердостью поверхности» романа. Описывая хакера, готовящегося запустить вирус, Гибсон изобретает собственный язык, закаленный использованием: «Кейс загрузил в машину лед, подсоединил конструкт и “вошел” в матрицу».
Большая часть фантастики происходит в мире, где «будущее» определенно прибыло, локомотив, снятый братьями Люмьерами, наконец прорвался сквозь экран. Но в «Нейроманте» было только одно прибытие — продолжающееся, тревожное настоящее. «Ничего не изменилось. Мир остался прежним», — сообщает ИскИн, обретший новый уровень сознания. «Не давай мелкому засранцу давить на тебя возрастом» (цит. в моем переводе), — говорит один персонаж другому после нервной встречи с подростком. В своем неуверенном ощущении времени — мы в будущем живем или нет? — «Нейромант» был научной фантастикой для современной эпохи. Со временем влияние романа усилилось, делая Гибсона авторитетом в приближающемся мире.
Десять романов, которые Гибсон написал с тех пор, постепенно приближались к настоящему. В девяностые он написал трилогию, где события происходили в 2000-х. Романы, опубликованные в 2003, 2007 и 2010, были помещены во времени за год до их издания. (Только неизбежные для издательского процесса отсрочки помешали им происходить в те же годы, когда они были написаны.) Многие произведения литературы утверждают, что помещены в настоящее. На самом деле события в них происходят в недавнем прошлом, создавая мир, кажущийся реальным, поскольку он знаком, а значит устарел. Стратегия экстремальной настоящести Гибсона отражает его мнение, что настоящий момент сам по себе научная фантастика. «Будущее уже здесь, — сказал он. — Оно просто не очень равномерно распределено».
Чем больше Гибсон развивал свою научную фантастику настоящего момента, тем загадочней и резонансней становились его романы. Казалось, будто они открывают мир внутри мира: настоящее настоящее. Это был рискованный подход — он отдавал автора на милость событий. В 2001 Гибсон поторопился включить атаки 11 сентября в свой наполовину завершенный восьмой роман «Распознавание образов» — историю о глобализации, съемках фильмов, интернет-форумах, брендовых стратегиях и информационном потоке. Оказалось, что терроризм хорошо ложится в эту структуру. «Распознавание образов» часто описывали, как первый пост-9/11 роман. Риск может себя оправдать.
Два года назад, в декабре 2017, я написал Гибсону на электронную почту, чтобы спросить разрешение на статью о нем, поскольку той весной должен был выйти его новый роман. Он ответил, объясняя, что победа Дональда Трампа заставила его отложить выход книги. «Мне пришлось сдвинуть сроки», — писал он. Опираясь на текущие события, он уже вписал в роман «ядерный кризис, включающий Сирию, Россию, НАТО и Турцию».
Но потом Трамп принялся выдрючиваться с С. Кореей, так что насколько страшным может оказаться мой сценарий? Он продолжает меня переплевывать, но, мне кажется, я справлюсь в переделке книги. А если начнется ядерная война, мне, по крайней мере, не придется сдавать рукопись!..
Безумные времена,
Билл
В марте 2018 я снова написал Гибсону, но он задержал книгу во второй раз. «После Cambridge Analytica многое нужно продумать иначе, многое переделать, — написал он. — В некотором смысле, это очень комично, но все равно проблема огромная».
В этом году мы наконец встретились, в Ванкувере, чтобы поговорить о его романе «Агенство», которое выходит в следующем месяце. Гибсону теперь семьдесят один. Лысый и худой, если бы не легкая сутулость, в нем было бы около 1,95. Он одевается прочти исключительно в смесь футуристической техноодежды и американской из середины двадцатого столетия, тщательно воссоздаваемой японскими компаниями. Встреча была во второй половине серого дня, мы сидели в баре уютного бистро — теплое дерево, оцинкованная стойка, латунь — пока Гибсон описывал свою работу по удержанию настоящего неторопливым, тихим, спокойным голосом с легким южным акцентом.
«Каждую трилогию я начинал с внимательного анализа коэффициента долбанутости на сегодняшний день», — объяснил он. — «Затем мне нужно было подогнать свою книгу к тому, насколько долбанутым и далеким от нее было настоящее». — Он поднял взгляд на потолок, глаза за очками прищурились. — «Это не интеллектуальный процесс и это не о предвиденье — вопрос в том, во что я могу заставить себя поверить».
Цитаты из “Нейроманта”, кроме тех, где указано иное, взяты из перевода Михаила Пчелинцева и Ефима Летова.
